Я - твое поражение (СИ)

- Филэ. Не могу больше. Смилуйся, хоть взгляни на меня. Скажи одно доброе слово.

Я не стал убирать твои руки, но постарался сказать, как можно твёрже

- Царю не пристало, обнимать осуждённого.

- Ты мой царь. Моё божество. Ты, весь я! Неужели ты мог подумать, что я казню тебя?! Для этого, мне понадобиться прежде умереть самому!

Осознавая, как моя решимость тает с каждым мгновением, как тело предательски дрожит и льнёт к тебя, с криком вырвался.

- Отлично! Убей себя! Сдержи слово!

Ты схватил лежащий на столе меч, одним движением сбросил ножны на пол, и приставил режущей кромкой к обнажённой шее.

- Ты этого хочешь, филэ? Смотри, я повинуюсь. Лучше сойти к Аиду, чем испытывать на себе твою ненависть. Каждую ночь, рыдать от твоей жестокости. Когда-то мы поклялись вместе сойти в Тартар, может сейчас самое время. Смотри. Я первый.

Еще не перед кем ты не стоял на коленях. Не перед кем, не склонял головы и не был готов распороть себе горло. Твои глаза кричали о прощении, а руки погружали клинок в тело. По белому хитону стекали струйки теплой крови.

- Прекрати! Ты смешон.

- Так хохочи, филэ. Хохочи громче!

О Дионис, ты и не думал притворяться. Одним движением, не задумываясь, перерезал яремную вену и чёрная кровь рекой хлынула по проторённому руслу.

- Лекаря! Живо!

Заорал я, зажимая пальцем пульсирующую вену. Другою, скользкой от крови попытался вырвать меч. Борясь, мы упали. Ты, почти теряя сознания от потери крови, я, от ужаса твоего поступка и кто из нас был безумнее наверное сам Зевс бы не разобрал.

До последнего, я зажимал страшную рану. Только после приказа Филиппа и просьб, пришедших с ним врачей, позволил подменить себя. Вымазанный в твоей крови, сидел, на весу держа голову возлюбленного, пока накладывали швы. Потом все ушли и ты очнувшись, спросил.

- Ты плачешь, филэ? Почему?

- Я люблю тебя, Александр.

- Тогда буду жить.

Закрыв глаза, погрузился в долгое оцепенение. Не желая уходить, я так и просидел охраняя сон несколько часов подряд. Слезы, которыми обильно оросил лицо и грудь, вымыли обиду. Наклонившись я нежно поцеловал тебя в лоб, словно извиняясь за дни, полные отчуждения, ты еле слышно вздохнул и слабо улыбнулся.

========== 21. Каллисфен. ==========

Они помирились!

Слух разнёсся по лагерю со скоростью летящей стрелы. Даже бывалые воины и те, как подённые работники на агоре, вслух, совершенно не стесняясь, смаковали подробности наших отношений, и если бы не выставленная возле палатки охрана, не отказали бы себе в удовольствии подглядеть или подслушать все, что происходило в царских покоях. Обнимая, я горячо целовал родные губы, ласкал смуглые скулы. Подбородок, шутя обводил пальцем, спускаясь, нежно приводил пальцем по недавно наложенным швам на шее. Желая знать только одно.

- Кого же ты, на самом деле, любишь Александр?

- Багоя, и только его. Я не разбрасываюсь чувствами по пустякам.

- А я? Что делать мне? Уйти?

- Уйти?! О чем ты говоришь? Как может моя вторая половинка уйти?! Я же умру! Пойми Гефестион, когда ты спросил: кого я люблю, я сказал это не для того чтобы оттолкнуть тебя, напротив, ты и я неразделимы, ну не могу же я любить сердце или печёнку, они либо есть, либо нет и тогда смерть. Ты для меня сама жизнь, мои чувства - это твои чувства, их нельзя делить!

Бросив играться, я сел положив сцепленные руки в замок на колени.

- Не понимаю, либо ты безумен, либо жесток, то и то мне не нравится.

Приподнявшись следом, ты прижался ко мне, даря несколько нежных прикосновений к плечам и спине. Закрыв глаза, прошептал, на одном дыхании.

- Мой филэ, мой эрато, мой строге, мой мания, мой агапе и прагма, все это ты, мой Гефестион, в мире нет такой связи которая сравнилась бы с нашей. Я растворен в тебе как жемчуг в уксусе, нет Александра, нет Гефестиона, их никогда не существовало, есть только Филалександр, единый человек.

Слушая тебя, я недоумевал, несомненно, дни и месяцы проведённые порознь ознаменовались не одним дурным поступком, но были ли они вызваны, тем что я удалился, тем, что наша связь не прервавшись, только истончилась? Я много думал о сожжении Персеполя, - я смог бы спасти дворец? Смог бы, удержать тебя от того, о чем ты горько сожалел в последствии? Смог бы спасти от демонов с огненными языками?

- Что ты хочешь от меня, Александр?

- Понимания, филэ.

- И только?

- Разве этого мало? Ты поклялся защищать меня, но при этом сбегаешь, так, словно за тобой гонится свора гончих?! Я ведь приказал вернуть тебя с дороги, но, мои гонцы не смогли догнать, настолько резво ты скакал прочь! Филэ! Я хочу, чтобы больше не было расставаний и ещё, чтобы ты принял Багоя и полюбил его, так же как и я!

- Невозможно!

Вырвавшись из дорогих объятий, я встал и принялся разыскивать одежду, не желая светиться обнажёнными бёдрами перед солдатами. Ты следил за мной, и молчал. После того, как была озвученная новая цель, предпочёл отойти и дать себе время привыкнуть к новой узде.

Феликс бурча под нос наводил порядок в нашей палатке, увидев меня входящего под полог. Сморщился.

- Так быстро? Я думал…

- А ты не думай. Принеси лучше выпить.

- Хиосского?

- Да хоть мочу верблюда. Лишь бы дало в голову. Быстро!

Феликс взглянул на меня и в его глазах я заметил отражение своих страданий.

- Все так плохо?

- Напротив, отлично! Мы вышли из опалы и завтра будем всем на зависть блистать доспехом и властью. Чего застыл? Я же сказал живо за вином!

Пил много. До судорог. До отвратительно рыкания. Хмельной, снова и снова перечитывал твои письма, многие из них, рвал. Гестия, боясь приблизиться возилась в отдалении перекладывая мои вещи, принесённые от прачки. Раньше подобная обстановка действовала умиротворяюще и чтобы не происходило, я стремился окунуться в неё, словно вернуться в родной дом, где меня если не любили, то хотя бы уважали. Сейчас же, забота девушки, раздражала до невозможности.

- Гестия, пошла вон!

Она протянула ко мне руки, затем прижала их к груди, на своём языке спрашивая о причине моей грубости,и не дождавшись ответа, в слезах, выбежала из палатки.

Шёл элафеболион, последний зимний месяц по македонскому календарю, холодные дни были позади. Мы быстро продвигались вглубь страны, покоряя небольшие области, там где встречали сопротивление жёстко расправлялись с жителями, продавая в рабство оставшихся в живых и оставляя стервятникам мёртвых. Слава о тебе разрослась до немыслимых границ, местные вожди, как волки, дрались за право быть приглашенным к царственному столу, в войске, укрупнённым новыми отрядами, перемешались персидские и македонские наречия, иллирийский, фракийский, скифских говор, чтобы управлять разноязычной массой мне пришлось создать собственную армию из грамотеев и писцов, счетоводов, поставщиков продовольствия, плотников, обувщиков, прачек и одни боги знают какие ещё проблемы приходилось решать ежедневно. Передвижение войска требовало разведывательных данных, посоветовавшись с Пердиккой и Клитом, я создал несколько отрядов состоящих из легковооружённых всадников, для быстроты реагирования и возможного отражения внезапных атак. Больших сражений у нас в ту пору не наблюдалось, потому, размениваясь по мелочам ты сильно злился и в голову приходили разные сумасбродные мысли. На одном из привалов, серьезно сказал.

- Хочу ввести проскинезу, как думаешь, наши ребята пойдут на неё?

- Хочешь получить бунт? Они уже несколько лет не видели родной Македонии, а ты желаешь, чтобы они отреклись от наших обычаев, последнего, что ещё поддерживает греческую гордость?

- Я лишь предлагаю им быть наравне со всеми моими подданными! Почему спрашивается, мои новые военачальники должны чувствовать себя скованно когда какой-то там Никанор или Агапит из пятой илы, вдруг, подойдя хлопает царя по плечу и предлагает выпить, только потому, что у него есть лишняя чаша вина? Это недопустимо!