Утро нового века (СИ)

Мир ресторана и азартных игр был ему знаком с детства. Об игре он знал всё.

Под его руководством дела в заведении шли довольно успешно.

После сегодняшней бессонной ночи у постели отца, он закончил работу с наиболее срочными бумагами и мечтал поспать хотя бы пару часов.

Отложив в сторону новые векселя, пересчитал наличные, взял несколько купюр себе, остальные деньги закрыл в сейф.

Скрипнув, открылась дверь в кабинет. За спиной послышались шаги.

Арсений напрягся и, невольно вздрогнув, быстро оглянулся.

Рядом стояла Ксения. Её каштановые волосы были уложены в замысловатую, пышную причёску, на них большая модная шляпка украшенная лентами и цветами.

— Здравствуй, Арсений.

— Здравствуй, сестрёнка! — Беспокойно поглядывая на двери, ответил он и, с любезной улыбкой, гостеприимно указал на стул. — Располагайся.

Девушка села. Неловкость и своё замешательство Арсений попытался скрыть за ироничной шуткой, поинтересовавшись:

— Что привело тебя в этот вертеп?

— Мне не до шуток, — вздохнула Ксения. — Я пришла к тебе от мамы.

Улыбка Арсения померкла.

— Вот оно что… — протянув, нахмурился он. — И чем же я могу помочь Маргарите Львовне?

Лицо его будто окаменело.

— Она узнала о несчастье с твоим отцом и едва не лишилась рассудка от горя! — горячо заверяла его девушка.

— Ксения, я больше не желаю слышать об отношениях наших родителей, — твёрдо оборвал он её. — Мне надоел весь этот вздор.

Его глаза сузились, и Ксения увидела в них раздражение, которое окутывала их как тьмой. И, тем не менее, голос его прозвучал спокойно и даже чуть небрежно.

— Мама страдает, — она с мольбой смотрела на него.

Арсений молчал. В надежде на его мягкосердечный характер, Ксения привела последний аргумент.

— Она больна.

— И чего ты хочешь от меня, дорогая сестрёнка? — он угрюмо посмотрел в её сторону.

Его холодность задела Ксению. Но тревога за мать заставляла преодолеть гордость.

— Можно мама придёт навестить его.

— Отца нельзя тревожить, — заявил Арсений. — Он очень слаб и волнения для него опасны.

Его не терпящий возражения, с металлическими нотами голос, казался Ксении совершенно не знакомым. Будто говорил вовсе не Арсений.

— А когда угроза его жизни минует, ты поговоришь с ним, попросишь за маму?

— Не знаю.

Она посмотрела в его голубые глаза и увидела, что он смотрит мимо её, на стол заваленный бумагами, при этом губы его кривились непонятной улыбкой.

— Не знаешь? — она обиженно смотрела на него. — Не можешь или не хочешь?

— Какой толк мне с ним разговаривать? — Арсений небрежно швырнул папку с бумагами на стол. — Я не могу вернуть расположение отца Маргарите Львовне, если он сам этого не хочет.

— Ты только разреши ей придти к нему! — сдерживая подступившие слёзы, умоляла Ксения. — Больше ничего не нужно. Они поговорят наедине. В конце концов, им есть о чём поговорить.

Он упрямо сжал губы и отрицательно покачал головой.

— Я ничего не обещаю.

Минуту девушка смотрела в глаза друга и не увидела в них ни капли сострадания, ни к её матери, ни к ней самой. Только ледяную стужу, от которой замерло сердце. Она обиженно поджала губы.

— Значит, это правда. А ведь моя мать полжизни отдала твоему отцу.

Арсений недовольно поморщился и непреклонно спросил:

— И что из этого?

Ксения вспыхнула.

— И после всего, он бросил её на посмеяние своей содержанке!

От набежавших слёз, Ксения почувствовала жжение в глазах. Она не хотела верить происходящему. Арсений был здесь, рядом, но он стал ей чужим.

— Мне всё ясно, — голос её задрожал. — Ты такой же жестокий и страшный человек, как твой отец. Теперь я понимаю, отчего вы не можете терпеть друг друга. Вы — одинаковые! И вам трудно ужиться под одной крышей. Ты его достойный приемник! — она присела в реверансе. — Да здравствует, новый «Великий Рунич»!

Рассержено хлопнув дверями, ушла.

Несколько мгновений, кусая губы, Арсений стоял неподвижно и, неожиданно, зло грохнул кулаком по столу.

В кабинет заглянула Катерина.

Она застала молодого хозяина за столом. Он сидел, уронив голову на руки.

Девушка кашлянула. Арсений быстро вскинул голову и посмотрел красными, от недосыпа глазами, на неё.

Молодой хозяин выглядел таким усталым, что Катя не сразу решилась, спросит:

— Ты что, заболел?

— Нет.

— Там…мадемуазель Карницкая плакала. Что ты ей сделал?

— Ничего.

— Неужели?

— Кажется, мы окончательно рассорились.

Подойдя к столику с напитками, Арсений взял бутылку с коньяком. Налив рюмку, залпом выпил.

Катя, молча, следила за ним. Наконец, задала так давно мучивший её вопрос:

— Это всё из-за неё, да?

Вместо ответа юноша закричал:

— Хоть ты, оставь меня в покое, Катя!

— Чего ты раскричался? — возмутилась девушка. — Я хотела предупредить тебя от ошибки.

— Считай, тебе это удалось.

Он крепко сжал в пальцах рюмку и подавил тяжёлый вздох:

— С Ксенией наши дороги разошлись. Только чувствую, мы навсегда останемся близкими людьми.

Катерина ласково погладила его по плечу.

— Ты извини меня, что сорвался и накричал.

— Я всё понимаю. Ты почти не спишь. Отдохнул бы.

Катя с минуту постояла рядом с ним, и было хотела что-то сказать, но не решилась и, махнув рукой, пошла к дверям.

— Катя.

Она обернулась.

— Передай Алексею и Леониду, пусть работают сегодня без меня.

— Не волнуйся, они справятся.

— Александр Лаврентьевич оставлял мне лекарство. Может, наконец, засну. Если возникнет необходимость — разбудите.

— Покушать что-нибудь?

— Нет. Ступай.

Устало опустившись на кровать, Арсений взял с прикроватного столика пузырёк с надписью «Лауданум», осторожно накапал опий в стакан, на треть наполненный водой и, поднёс его к губам.

Не замечая горечи опия, быстро проглотил жидкость и опустил голову на подушку.

Через мгновение он спал. Пустой стакан выпал из ослабевших пальцев и покатился по полу.

***

Чтобы не потревожить покой раненого, бархатные портьеры были задёрнуты и не пропускали дневного света в спальню.

Цвета незрелых оливок с восточным узором из серебряных нитей, с крупными серебристыми кистями, они не только красиво сочетались с обстановкой и ковром на полу, но и поглощали шум и суету улицы.

Андрей ценил красоту во всём.

На комоде красного дерева — старинный серебряный канделябр. Ровным светом, четыре свечи освещали комнату.

Даша, шепотом читая молитвенник, сидела у изголовья раненого.

Андрей Михайлович очнулся от горячечного сна. Не открывая глаз, почувствовал тонкий, нежный чуть сладковатый запах духов.

— Это ты, Даша?

Услышав его голос, она встрепенулась и беспокойно склонилась ближе к нему.

— Что? Андрей, что ты сказал?

Он открыл глаза и ласково посмотрел на неё.

— Я всегда чувствую, когда ты рядом.

— Хочешь пить?

— Да.

Даша поднесла к его запёкшимся от жара губам стакан с водой. Приподняла ему голову и помогла напиться.

В изнеможении Андрей откинулся на подушку.

— Прости мне мою слабость.

— Ты потерял много крови. Я молилась за тебя, — вздохнула она. — Мы все молились.

— Я рад, что очнувшись, вижу рядом с собой, самую лучшую в мире женщину.

— Андрей, у тебя опять бред?

— Нет. Мои мысли ясны, — он нащупал поверх одеяла её ладонь и сжал в горячей руке. — Ясны, как никогда. Я думал, в моей жизни всё закончилось и жил как по течению. Часто падал… Падал и поднимался. Поднимался, чтобы жить. Я знаю, что такое опуститься на самое дно. И я опускался туда, но какая-то неведомая сила, всегда помогала мне выбраться из ямы. Теперь, я знаю, что это было. Это было предчувствие встречи с тобой.

Даша опустила глаза, только сердце её билось так, будто она быстро бежала. Знала, монахине не пристало слушать подобное от мужчины. Однако в противоречие всему ей хотелось, чтобы Андрей говорил.