Любовь и смута

Девушка молчала, с недоверием и неприязнью глядя на мужа сестры.

 - Элисена, отвечай немедленно, где она?! - раздраженно прикрикнул на сестрицу Лантберт.

- Что случилось, милый зять, что это вы так раскричались? - с недоумением молвила госпожа Гильтруда, вышедшая из дому на шум. - Элисена, иди к себе, доченька. Сеньор Лантберт, если что-то вас не устраивает или гневит, скажите скорее об этом мне, и мы тот час все уладим.

Элисена в то же мгновение упорхнула в дом. Лантберт с раздражением и гневом обрушился на тёщу.

- Госпожа Гильтруда, я должен признаться, что меня неприятно удивляет ваше отношение к собственным дочерям! И то, сколь много вольности вы им даруете!  Ваша дочь бродит неизвестно где, возвращается с ног до головы покрытая грязью, а вам до того и дела нет! Разве прилично такое поведение для девушки из благородного семейства?!

По мере того как он говорил на лице хозяйки Буржа отобразилась гамма самых различных чувств от изумления до негодования, а руки уперлись в бока, свидетельствуя о том, что госпожа Гильтруда весьма разгневана и готова дать отпор зарвавшемуся нахалу.

- Сеньор Лантберт, никак не возьму в толк, о чем это вы ведете речь?! - с возмущением заговорила она, достаточно громко, чтобы её ответ был похож на боевой клич и вокруг неё стали собираться слуги, не очень-то приветливо посматривающие на Лантберта. Некоторые из них на всякий случай заблаговременно вооружались первой попавшейся в руки хозяйственной утварью. - Если вы что-то дурное хотите сказать о нашей маленькой Элисене, то здесь вы ни в ком не вызовите сочувствия, а только настроите против себя весь свет! Потому что должна вам сказать, моя малышка столько делает добра людям, что её вот-вот здесь объявят святой! И  уясните себе раз и навсегда, что никому в этом доме не дозволено грубить ей или непочтительно о ней отзываться. А что насчет Альберги — так мы с мужем честь по чести отдали её вам в жены, как вы того сами желали, и лишь вы теперь в ответе за то, где она и что с ней! Кстати, как там поживает моя ненаглядная доченька, надеюсь вы привезли мне от неё добрые вести?

Лантберт уже пожалел, что заговорил с тёщей на эту скользкую тему, но сразу сдаваться как-то не хотелось.

- И всё же, госпожа Гильтруда, - отвечал он уже не столь уверенно и заносчиво, - знаете ли, вот у нас в Бургундии девушки воспитываются в большей строгости, а женщины и вовсе не смеют никуда выходить дальше порога собственного дома!

- Ну коли уж у вас в Бургундии женщины так беспутны, что их приходится всё время держать под замком, чтобы они не наставили своим мужьям рога, то вы весьма благоразумно предпочли жениться на аквитанке. У нас в Аквитании умеют правильно воспитывать девушек!

Не желая больше пререкаться с ней, Лантберт лишь хмуро поглядел на тёщу и ушел в дом, оставив поле битвы за госпожой Гильтрудой.

- Он ещё будет меня поучать! - злорадно проговорила победительница вслед ретировавшемуся зятю. - Ишь-ты, видали умника?!

Челядь оживлённо загудела в ответ, дружно осуждая неучтивость Лантберта.

На следующий день после этой размолвки, с утра пораньше Лантберт отправился на лесную опушку. Он предполагал, что Элисена вернулась вчера из того самого убежища, где Альберга спрятала сына Юдифи, тем более, что слова Элисены про ребёнка косвенно это подтверждали. Поэтому, устроив наблюдательный пост в зарослях орешника, Лантберт приготовился ждать, наблюдая за домом. Он рассчитывал, что сестра его жены и сегодня отправится навестить принца и его учителя (этот последний, похоже, ей приглянулся).

И действительно, вскоре он увидел Элисену. Она пересекла лужайку и углубилась в лес. Лантберт отправился следом.

Они шли долго. Тропинка под ногами становилась все малоприметнее и, наконец, совсем исчезла. Светлые рощи сменились глухим смешанным лесом, где деревья росли так густо, что их ветви сплетались над головой, образуя сплошную мрачную тень. Лантберт старался не упускать свою проводницу из виду, но с удивлением чувствовал, что каждый шаг дается ему все труднее, ноги еле поднимались, цепляясь за корни, коряги и бурелом.

Элисена тоже замедлила шаг. А вскоре совсем остановилась и, обернувшись, в упор посмотрела на своего преследователя. Она была далеко от него, но он ясно увидел её глаза. Огромные изумрудные глаза, обрамленные черными ресницами, холодные и притягательные одновременно. Не понимая, что происходит, Лантберт не смел отвернуться, а всё смотрел и смотрел в них, перестав видеть и различать что-либо ещё вокруг. Пронизывающий холодный взгляд словно поработил его волю. Поддавшись наваждению, он не мог уже преодолеть его силу, и очень быстро, не встретив никакого сопротивления, волна липкого сонного дурмана полностью покрыла его разум.

Лес наполнился чудовищами. Это были огромные львы, их было много, они бродили вокруг, с угрожающим рыком поглядывая в сторону Лантберта. Он хотел бежать, но ноги не слушались его. Хищники подходили всё ближе, со всех сторон окружая свою жертву, охваченную предсмертным отчаянием. И вот один из львов с оглушительным ревом бросился на Лантберта,  когтями и клыками раздирая в клочья его одежду и плоть. Лантберт с истошным воплем повалился на землю. Адская боль и за ней смерть.

Как только жертва неподвижно распласталась на земле, Альда с торжествующим видом спрыгнула с поверженного врага и грациозно удалилась обратно в корзинку. Её хозяйка, убедившись, что преследователь крепко спит, продолжила свой путь.

Сколько времени он пролежал в непроходимой глуши леса, пребывая в небытии? Он не знал. Но вдруг явственно услышал голос — самый прекрасный и самый родной голос на свете:

- Лантберт, просыпайся, милый муж мой, - он почувствовал, как жена настойчиво тормошит его плечо.

Открыв глаза, он увидел, что лежит на кровати в своем доме. Вся комната залита солнечным светом.

- Посмотри как светит солнце! Просыпайся скорее, возлюбленный мой, - говорит ему жена. Он никогда не видел её такой весёлой и радостной как сейчас.

Её глаза сияют чистотой небес. Её одежда такого же небесно-лазоревого цвета и очень ей идет. Альберга так красива, что Лантберт не может наглядеться на неё и хотел бы всю жизнь только смотреть на неё и любоваться ею.

 Но возлюбленная оставляет его и направляется в сторону освещенного солнцем окна. Она отдаляется, словно утопая в ослепительных лучах. Лантберт чувствует мучительную безысходную тоску.