Возвышение падших (СИ)

Едва эта мысль посетила разум госпожи, то она её сразу же отвергла. Как могла она даже думать об этом, когда Ахмед-паша лежал в могиле? Нет. Она совершит то, что задумала. Не покорится судьбе.

Дворец санджак-бея в Эрзуруме.

В прохладных и бледных лучах утреннего солнца, худощавая женщина, облачённая в пыльный серый плащ, медленно приблизилась к воротам небольшого дворца, слегка возвышающегося на маленьком холме. Её лицо было скрыто за объёмным капюшоном, а бледные руки отчего-то вцепились в грубую ткань плаща.

Охранники, стоящие у ворот, настороженно переглянулись, увидев её.

— В чём дело, хатун? — спросил один из них, выступив немного вперёд и предостерегающе положив руку на свой меч.

— Мне нужно увидеть Султанзаде Османа Бея, — слегка хриплым голосом ответила та. Её облик не таил в себе опасности и, охранники, переглянувшись, слегка расслабились.

— Я схожу за Разизом-агой, — произнёс охранник, обращаясь к своему напарнику. — Пусть он решает, что с ней делать.

Спустя некоторое время он вернулся в сопровождении невысокого мужчины в зелёном кафтане. Видимо, глава дворцовой стражи. Он придирчиво осмотрел женщину в сером плаще, которая стояла недвижимо, словно мраморная статуя.

— С какой целью вы желаете получить аудиенцию нашего Османа Бея?

— Мне нужно обсудить с ним личный вопрос. Возможно ли увидеть его?

Разиз-ага, плотно поджав и без того тонкие губы, повёл её во дворец, но, остановившись у широких дверей дворца, приказал охраннику сообщить обо всём Осману Бею.

Они стояли у дверей, не смея входить, до тех пор, пока охранник не вернулся с позволением от своего господина впустить женщину и привести её к нему.

Женщина в сером плаще в молчании следовала за мужчинами, по пути бегло осматриваясь во дворце.

Когда они остановились возле дверей опочивальни Османа Бея, Разиз-ага попросил её снять плащ, дабы убедиться, что она не пронесла с собой оружие. Сбросив плащ, женщина явила золотисто-светлые волосы, собранные в незатейливую причёску, а также голубые глаза, полные глубокой печали и какой-то пустоты.

Войдя в опочивальню, она осторожно огляделась. Её голубые глаза остановились на высоком темноволосом юноше, стоящим напротив дверей в ожидании. Его льдисто-серые глаза настороженно и слегка заинтересованно смотрели на неё.

Женщина, вопреки традиции и даже закону, не поклонилась ему, как члену правящей династии, и Осман Бей недоуменно нахмурился.

— Вы обязаны кланяться члену династии, — произнёс он, заложив руки за спину. — Если желаете о чём-то со мной поговорить, то это не лучшее начало разговора.

Смотря на эту женщину, внешне невозмутимый Осман внутри дрожал от непонимания и растерянности. Эти золотисто-светлые волосы и голубые глаза были словно отражением волос и глаз его жены, Севен Султан. Он не мог отрицать, что находил их поразительно схожими.

— Я вас знаю? Как вас зовут?

— Моё имя — Нурбахар Султан.

Дворец санджак-бея в Манисе.

Прохладный ветер, остывший с приближением осени, трепал длинные рыжие волосы Гюльхан Султан, что царственно восседала в деревянной садовой беседке. Она не любила сады Манисы, так как по сравнению с дворцовым садом Топ Капы всё здесь ей казалось каким-то заброшенным, запущенным и диким.

Неподалёку Билгелик-хатун, держа её за руку и о чём-то рассказывая, гуляла с Зеррин Султан.

Гюльхан Султан слегка ухмыльнулась, увидев, как Джихан-калфа ведёт к ней похорошевшую Айсан-хатун, лицо которой преобразилось, едва увечья покинули его. Длинные чёрные волосы, словно чёрное облако, обрамляли её серо-зелёные глаза, открыто смотрящие прямо на госпожу.

Представ перед сидящей госпожой, обе женщины почтенно поклонились.

— Айсан-хатун, — воскликнула Гюльхан Султан. — Подойди.

Та приблизилась, настороженно смотря на госпожу.

— Ты правильно делаешь, раз боишься меня. Одно моё слово — и ты навсегда покинешь гарем.

— Почему же вы не делаете этого? — смело отозвалась Айсан. — Не выгоняете меня из гарема? Быть может, потому, что Шехзаде Сулейман этого не допускает?

— Сулейман о тебе и не помнит, — ухмыльнулась Гюльхан Султан и её синие глаза опасно блеснули. — Думаешь, пролила перед ним слезы и заслужила благоволение?

— Я не ищу с вами вражды, госпожа…

— Вражды? — перебив заговорившую наложницу, насмешливо переспросила та. — Да кто ты такая, чтобы я стала считать тебя своим врагом? Если ты и живёшь на этаже фавориток, то это не значит, что ты являешься ею. Да если бы и была — предо мной ты никто.

Айсан-хатун, понимая, что Султанша намерена и дальше идти против неё, снисходительно улыбнулась.

— Внимание! — раздался неожиданный возглас охранника. — Шехзаде Сулейман Хазретлери.

Айсан-хатун, затрепетав от волнения, повернулась в сторону приближающегося мужчины и склонилась в поклоне.

Шехзаде Сулейман, войдя в беседку, почтенно улыбнулся матери, несмотря на то, что та оскорблённо отвернулась в сторону. Все две недели она даже словом с сыном не обмолвилась, оскорблённая их ссорой.

Сулейман, нахмурившись, заметил Айсан-хатун, которая, подняв черноволосую голову, чарующе улыбнулась ему.

— Айсан-хатун?

Гюльхан Султан, услышав обращение сына к этой наложнице, резко повернула голову в их сторону, насторожившись. Её изумило то, что он сумел запомнить её имя. Значит, что-то в ней его привлекло.

— Шехзаде, — тем временем отозвалась Айсан, польщённая его вниманием. — Я счастлива снова лицезреть вас.

Сулейман слегка качнул рыжеволосой головой. Айсан-хатун, повернувшись к явно недовольной их общением Гюльхан Султан, поклонилась.

— С вашего позволения я вернусь в гарем, Султанша. Надеюсь, ваши угрозы и оскорбления не настигнут меня, потому как я не ищу ссор с вами.

Шехзаде Сулейман непонимающе нахмурился от слов ушедшей девушки и повернулся к напряжённой матери, пышущей негодованием.

— Угрозы?

Гюльхан Султан не ответила на его слова, надменно отвернувшись.

— Вы не разговариваете со мной уже две недели со дня нашей ссоры. Я пришел, чтобы закончить это, поскольку подумал, что вы, быть может, осознали свою неправоту и импульсивность действий. Но, я вижу, что ошибался. Как вы можете опуститься до уровня рабыни и угрожать наложнице? Пристало ли моей матери и Султанше вести себя подобным образом? Надеюсь лишь на ваше благоразумие, ибо в вашем возрасте его пора приобрести и использовать.

Гюльхан Султан возмущённо вспыхнула от его обидных слов и проводила тяжёлым взглядом спешно уходящего сына. С огорчением она сознавала, что отдаляется от него, теряет контроль над ситуацией, а, потому, утопая в своём негодовании, делает ещё больше ошибок.

Дворец санджак-бея в Эрзуруме.

Осман Бей растерянно и непонимающе нахмурился, рассматривая стоящую перед ним светловолосую женщину.

— Вы мне не верите, не так ли? — горько усмехнулась она.

— Нурбахар Султан была казнена в 1569 году по приказу султана Мехмета. Вы не можете ею являться.

Та тяжело усмехнулась и, вздохнув, будто собираясь с силами, прямо посмотрела на юношу.

— Я поведаю вам свою историю, а после вы решите, правда это или ложь.

— Я вас слушаю, — с готовностью отозвался Осман Бей.

— Когда султан Мехмет отдал приказ о моей казни после того, как я в приступе гнева расправилась с Сейхан Султан, я всю ночь провела в рыданиях, — заговорила женщина, опустив голубые глаза. — Мне в то время служила верная девушка по имени Арвен-хатун. Она пожертвовала всем ради меня, ради своей преданности и любви. Ближе к утру, в которое должна была состояться моя казнь, она явилась в мою опочивальню и предложила обменяться одеждой и представиться друг другом. Я отдала ей свои драгоценности, одеяние госпожи и набросила на её голову вуаль, дабы никто не смог разглядеть ее лица. Она была светловолосой, как и я, и это сыграло нам на руку. Я же одела её платье рабыни и скрыла лицо за платком. Когда утром Фахрие-калфа пришла за мной, дабы отвести на дворцовую площадь, то Арвен-хатун, представившаяся мной, отдала приказ ей освободить меня, как свою служанку Арвен — своеобразный акт последней доброй воли перед смертью. Фахрие-калфа не распознала подмены. Я получила документ об освобождении и была выставлена за ворота Топ Капы, а Арвен-хатун в моих одеждах была казнена.