Возвышение падших (СИ)

Айсан-хатун, пожав узкими плечами, с некоторой мольбой и доверием заглянула ему в глаза, и Сулейман неосознанно вздрогнул. Зелёная глубина глаз этой девушки напоминала ему об изумрудных глазах Эдже Султан. Может, потому он стоял и выслушивал какую-то рабыню? Не будь она похожей на Эдже, он бы давно выпроводил её из опочивальни.

— Я прошу вас о помощи и защите… Гюльхан Султан почему-то разгневалась на меня, считая зачинщицей драки, и я просить её об этом не смею. В гареме мне покоя не дают, снова издеваются. Я боюсь, господин…

Тяжело вздохнув, рыжеволосый Шехзаде покачал головой, раздумывая над тем, что он может предпринять в подобной ситуации. Пристало ли ему гаремом и его склоками заниматься? Но перед этими зелёными глазами он устоять не мог.

— Как тебя зовут?

— Айсан, — молвила та, волнительно смотря на господина.

— Что же, Айсан-хатун… Гарем — сокровенная вещь, забота о которой лежит и на моих плечах. Я прикажу слугам, чтобы тебя ради твоих спокойствия и безопасности переселили на пустующий этаж фавориток. Не знаю, как отреагирует моя мать на подобное нарушение традиций, но, обещаю, что разберусь с этим. Теперь ступай.

Айсан-хатун, благодарно улыбнувшись, что в миг преобразило её и без того красивое лицо, поклонилась и покинула покои. Едва двери за её спиной закрылись, наложница самодовольно ухмыльнулась. Что же, Гюльхан Султан, ваш ход.

Стамбул. Дворец Хюррем Султан.

Положив руку на спинку тахты, Хюррем Султан, сидя вполоборота, с тоской и задумчивостью в тёмно-карих глаз лицезрела вечерний пейзаж за окном. Что-то неприятно томилось в её груди, рвалось наружу. Чувства, которые она так долго держала в узде?

Сидя у её ног на атласной подушке, Саасхан-калфа умело вышивала узор на платке. Беспокойно взглянув на свою непривычно молчаливую и тоскливую госпожу, она остановилась.

— Госпожа, как ваше самочувствие?

— Почему ты спрашиваешь об этом? — нахмурилась Хюррем Султан, даже не оборачиваясь к ней.

— В последнее время вы бледны, тоскливы, да и почти ничего не едите. Упаси Аллах, заболели. Быть может, вызвать лекаршу?

— Лишнее болтаешь, — ответила та, одарив недовольным взглядом. — Если мне понадобится лекарша, то я прикажу ей явиться.

— Простите, — виновато пролепетала Саасхан-калфа. — Я лишь беспокоюсь о вас, госпожа.

— Ступай и вели подготовить хамам. Хочу освежиться перед сном…

Саасхан-калфа, отложив вышивку на низкий столик, поднялась с атласной подушки и, поклонившись, покинула покои, уступив в дверях высокому и широкоплечему Ферхату-паше.

Хюррем Султан обернулась на него и, раздражённо насупившись, отвернулась обратно к тёмному окну.

Подождав, когда двери за калфой закроются, Ферхат-паша медленно подошёл к супруге и опустился на тахту рядом с ней. Сняв чалму, он отложил её в сторону и шумно выдохнул.

Хюррем Султан молчала, заметно напрягшись в присутствии мужа.

— Долгим был день… — заговорил Ферхат-паша, смотря на чем-то недовольную жену. — Как вы, моя госпожа?

— Я в порядке, — холодно-вежливо ответила она, не поворачивая головы. — Если устали, то возвращайтесь в свои покои и отдохните.

— Я надеялся, что вы мою усталость утолите…

Ферхат-паша мягко и нежно прикоснулся к плечу жены, но та, нервно дернув им, смахнула его руку, резко поднялась с тахты и отошла в сторону. Стоя к нему спиной, Хюррем Султан неосознанно обхватила себя руками, чувствуя, как внутри всё клокочет.

— Оставьте меня.

Мужчина непонимающе насупился и тяжело поднялся с тахты, устало смотря на жену.

— Неужели я настолько вам неприятен, что вы даже разговаривать со мной не желаете?

Хюррем Султан зажмурилась на мгновение, борясь со своим раздражением и нервозностью, а после раздражённо обернулась к нему, пронзая тёмными глазами.

— Оставьте меня!

— Сколько еще месяцев вы будете пренебрегать мною и своим супружеским долгом?

— Вы забываетесь, паша! — более не в силах сдерживаться, негодующе вскрикнула темноволосая госпожа. — Я пред вами — Султанша династии, а вы предо мной — раб. Как могу я быть вам в чём-то должной? Уходите, а иначе я вызову охрану.

— Не могу понять, за что вы так обходитесь со мной, — разочарованно покачал головой Ферхат-паша. — Я к вам со всей душой, а вы…

Развернувшись, он покинул покои, а Хюррем Султан, тяжело вздохнув, устало опустилась на тахту. Она ощутила, как слёзы заструились по её лицу. Всегда сдержанная и сильная, она пала под гнётом неожиданных чувств, бередящих душу.

Дворец санджак-бея в Амасье. Покои Шехзаде Баязида.

Неспешно войдя в опочивальню, Дэфне Султан, нахмурившись, увидела сидящего на тахте Баязида, в руках которого был кубок с тёмно-красным вином. Его тёмно-карие глаза были расфокусированными, говоря о том, что он изрядно выпил.

— Баязид? — ошеломлённо воскликнула Дэфне Султан, неверяще распахнув серые глаза.

Приблизившись к сыну, она мягко забрала из его рук кубок и с лёгкой брезгливостью отставила его в сторону.

Смущённо покосившись на отнятый кубок, Шехзаде Баязид поднялся с тахты и покачнулся на нетвердых ногах. Ошеломление матери вызвало в нём волну стыда за свою слабость.

— Аллах милостивый… Это что, вино? Если твой отец об этом узнает, нам несдобровать!

— Простите…

Баязид виновато опустил темноволосую голову и, неосознанно смягчившись, Дэфне Султан подошла к сыну и бережно приложила ладонь к его раскрасневшемуся лицу.

— Я понимаю, Баязид. Тебе сейчас трудно… Я догадывалась о том, что Инджи запала в твоё сердце. Её кончина причинила тебе боль, верно?

Темноволосый Шехзаде тяжело взглянул на мать, тем самым подтверждая её слова.

— Все пройдет… — мягко произнесла она, не убирая тёплой руки с его лица. — Боль со временем стихает. Тебе лишь нужно отвлечься, но не с помощью вина! Знай, что я всегда рядом с тобой, сынок, и всегда готова подставить своё плечо для поддержки, чтобы не случилось. Баязид, дороже тебя для меня больше нет никого на свете…

Баязид трепетно улыбнулся матери и, перехватив её руку, почтенно поцеловал ту, а после обнял её за плечи.

— Я знаю, Валиде.

Дэфне Султан, немного отстранившись, пронзительно заглянула в тёмные глаза сына.

— Пообещай мне, что более вина ты пробовать не будешь.

— Обещаю.

Благодарно и тепло улыбнувшись ему, она снова обняла своего сына.

Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Гюльхан Султан.

Сидя вместе с дочерью на тахте, Гюльхан Султан мягко и заботливо расчёсывала её длинные рыжие волосы перед сном, когда в опочивальню вошла Джихан-калфа.

— Госпожа, у меня для вас есть новости.

Поджав алые губы, та обернулась на стоящую в стороне Билгелик-хатун.

— Билгелик, уложи Зеррин Султан в мою постель.

Та, покорно взяв сонную девочку за руку, увела её в сторону широкого ложа.

Гюльхан Султан, поднявшись с тахты и поправив упавшую лямку ночного шёлкового одеяния, настороженно подошла к калфе.

— Говори.

— Шехзаде отказался принять в своих покоях Хельгу-хатун. Мне пришлось вернуть и её в гарем.

Гюльхан Султан, на мгновение прикрыв синие глаза, раздражённо выдохнула.

— Это еще не всё… — напряжённо произнесла Джихан-калфа.

— Что ещё?

— Айсан-хатун оказалась не робкого десятка… Не знаю, как ей это удалось, но она предстала перед Шехзаде Сулейманом. Подробности их разговора неизвестны, но Шехзаде приказал переселить Айсан-хатун на этаж фавориток и усерднее следить за порядком в гареме.

— Что..? — ошеломлённо прошептала рыжеволосая госпожа и, вспылив от внутреннего негодования, спешно покинула опочивальню.

Как мог он, обходя её, решать подобные вопросы? Гюльхан Султан так долго ждала этой власти и, получив её, не собирается её с кем-то делить. И, если Сулейман решил, что сможет отобрать у неё эту власть, то пусть подумает ещё раз.

Джихан-калфа, ожидавшая именно такой реакции, шумно выдохнула и поспешила следом за госпожой.

Покои Шехзаде Сулеймана.