Ома Дзидай (СИ)

Простолюдинские корни проскальзывали в его речи.

– Я тоже, сёгун, я тоже, – вспылила я напоказ.

Меня оскорбило его отношение к моему отцу. Но сколько бы Дзунпей ни дергал за нужные ниточки, на подстрекательства я не велась.

– Думаю, лучше будет спросить у толмача, как найдется. Он-то расскажет из первых уст, как все было.

Я подсказывала ему в ущерб себе. Но иного выхода не было: торутиец с чонгынцем пропали. Следовало пользоваться. Дальше – видно будет.

– Безусловно, – Сёгун отставил несъедобные остатки кани прочь. – Что ж, будет день – будет солнце. Нам еще предстоит побороться за страну. А пока – надо вдоволь упиться этим вечером. Может, выпьешь со мной?

Господин лукаво улыбнулся. Тут и гадать не над чем.

Отказываюсь.

– Прошу меня простить, сёгун, я при исполнении.

– Мой человек, – протянул он полупьяный для красного словца. – Не смею больше задерживать. Как закончится о-дзасики, можешь быть свободна. Выспись. Казнь пройдет на рассвете в Великаньих Дубах. Зрелище будет славное. Но… потребуется весь отряд шиноби.

Сёгун явно чего-то опасался.

Я поклонилась и, минуя часть зала, где шатался даймё Шибасаки, поспешила внедриться в чужой разговор. Иногда я поглядывала на повелителя.

Дзунпей выглядел спокойно. Даже улыбался без видимой на то причины. Извечно пребывая в напряжении, теперь владыка Омы был предельно расслаблен.

Говорят, выпивка вскрывает в человеке, какой он на самом деле. Дзунпей создал вокруг себя образ жестокого правителя. Сёгуна, который подозревает в измене даже воздух, наполняющий его легкие.

Под саке он открывался так же, как нежное мясо жареного кани под размякшей броней. И ничем не отличался от остальных – со своими темными и светлыми сторонами. Смотря какие представлены общественности, а какие – сокрыты глубоко внутри.

Коногава не был таким уж чудовищем, как его описывал отец. При своеобразной шутливости он мог быть добр, милостив и человечен. Зависит от человека, стоит полагать.

Ведь Дзунпей как-то уловил подноготную речей даймё Фурано. А со мной – сюсюкался, как с собственной дочерью.

Но это не значит, что у меня не поднялась бы рука убить его. Дело было не столько в родных, сколько в нем самом.

Умри Дзунпей, эта страна стала бы воплощением самых смелых и простодушных мечтаний о счастье и безмятежности для всех. Вселенной, где возлюбленных бы не стравливали в борьбе по прихоти третьих лиц. Я уверена.

Мне хочется верить.

Наверное, сёгун догадывался о кинжале, что таится за моей спиной для него. Я буду с ним, но пока такой союз обеспечивает мою безопасность. Затем я обязательно сломаю никчемные цепи, нас повязавшие. Мне просто нужен удобный случай…

Комментарий к Часть шестая. Лики Правосудия (6-4)

151. Юрэй – призрак умершего человека в японской мифологии.

152. О-дзасики – японский банкет.

153. Кугэ – родо-племенная японская аристократия.

154. Ханамати – район гейш в Японии.

155. Сиро-гейша – белая гейша, занимающаяся исключительно развлечением гостей.

156. Короби-гейша – гейша, предоставляющая помимо прочего сексуальные услуги.

157. О-сирой – используемые гейшами белила для лица.

158. Оби – пояс, носимый поверх кимоно или кэйкоги (униформа для занятий единоборствами).

159. -доно (с яп. дворянин) – именной суффикс. Здесь: используется при обращении к родственникам господина.

160. Кани – краб (с яп.).

========== Часть седьмая. Слезы Женщины (7-1) ==========

Глава двадцать пятая. Потоптанная Роза

В полночь

Я, Нагиса

Фусума отодвинулась, мягко возвещая о моем появлении. Коногава Горо заждался. Я не решалась входить – застыла, стеснительно выглядывая из-за двери.

Ножки предательски дрожали, готовые нежданно подогнуться.

Не хочу… Не хочу… Но надо.

Страшно пересекать черту, когда твой первый – сам сёгунский сын. Мерзавец, который выест всю, рыбка, мякоть твою, оставив только шкурку и выбросив за ненадобностью.

Ядрышками поздневесеннего града на ум докучливо обрушивались навязчивые размышления. Может, зря я все это затеяла? Может, было лучше просто исчезнуть?

Стиснув зубки, я отшвырнула дурные мыслишки. Нужно спасти папу, чего бы мне это ни стоило…

– А, вот и ты. – Горо оживился.

Развратная улыбка детины остриями игл прошлась по позвоночнику. Его отвратительная морда стала еще безобразнее.

Неряшливо разбросав праздничные наряды по полу, он скучал на краешке постели. Больше одежда была ему не нужна. То ли дело мне.

Горо вальяжно сидел пьяный и голый. Он был высок, напоминая столб, и широкоплеч, как зрелый дуб. Ноги тянулись древесными стволами, а руки надулись, будто мешки, набитые песком.

Папа всегда говорил, что я сильная. Но с голыми руками лезть я не собиралась – он свернет мне шею, не моргнув и глазом. Шуму не оберешься – и тогда весь труд напрасен.

Сперва надо создать впечатление полной покорности.

Обидно, всецело обидно.

Печально известный развратник расставил ноги и засветил мужским достоинством. Нарочно, завлекая и готовя к сношению.

Горо давно стал притчей во языцех. Он открыто приставал к женам и дочерям. Их положение разницы не делало. Лишь красота и округлости. Никто не перечил. Поэтому он безнаказанно брал любую, какая понравится. А потом валял, пока не надоест.

Крестьяне и столичные жители относились спокойно. У них даже хватало глупости полагать, что это честь.

Даймё трепетали перед Коногава. За свой хан они боялись больше, чем за семью.

Если похождения Горо оканчивались беременностью, знатные мужи выжидали, пока женщины родят, и топили младенцев. Иначе никак, да и сёгун поощрял. Простолюдины могли и вырастить безродных ублюдков.

И этой ночью насильник пришел уже по мою невинность. Случайно, себе же на зло. Он не знал, с кем связался, но я покажу…

Посмотрев ему между ног, я отвернулась и укрыла скривившийся рот. Неоднозначные чувства. Меня рассмешил его член с ноготок. В то же время хотелось плеваться, потому что с ним дело буду иметь я.

Все внутри сжалось – особенно там, внизу. Тело тонко понимало, что произойдет.

Хорошо хоть порочное ложе стояло в дальнем углу. Очень удобно. Для меня.

Здоровяк поднялся.

– Проходи, милочка, не стесняйся!

Подчинилась. Затворила дверку – так стражники нас не увидят.

Я не была гейшей. Я – кровь от крови даймё. Но трудилась изо всех сил сыграть ту, кто играет по жизни.

Прихоть Горо обязывала предстать настоящей. Без накладных черных волос. Умытой от белил и кроваво-красной помады. Свежей, надушенной цветочным маслом, в легком халате из алого сатина – только он скрывал мое голое, мерзшее в тепле тело.

На него я посмотрела снизу-вверх, вся из себя стеснительная недотрога. Нас разделял всего шаг. Мечтательно поджав губы, он осмотрел меня.

– Так намного лучше. Снимай халат, красавица.

Мне позволили говорить, но желание отсутствовало. Я молила Богов дать сил. Чтобы я стойко вытерпела страдания и не мешкала, как придет черед действовать.

Пальчики неловко развязали красный узел. Пояс упал к ступням.

Казалось, Горо мигом овладеет мной. Но для него это был целый обряд.

Его лапы занырнули под сатин и схватились за грудь. Он грубо ощупал ее мякоть.

Растерянно взвизгнув, я жалобно посмотрела на него. По горящим глазам было видно, его удовлетворили ощущения.

Он бойко стянул халат. Не давая опомниться, смочил губы и прильнул к соскам, высекая стон. Стал забавляться, слюнявя, целуя, играючи кусая, крутя и щипая их.

Растекающееся по груди чувство казалось телу безумно приятным. Сердце так просто было не обмануть. Я помнила, кто это делает. Сохраняла бессилие, позволяя видеть во мне игрушку.

Халат комком опустился на татами. Оголившись, я не смогла прикрыться ладошками: трясло из стороны в сторону.