Любовь и смута

- А вы что намерены требовать, святые отцы?

Архикапеллан вышел вперед и, благочинно поклонившись императору, повел свою речь.

- Благороднейший император, да будет тебе известно, что прошедший Божьей милостью церковный собор в Лиможе провозгласил неприкосновенность, незыблемость и святость франкской империи, ибо она есть оплот  всего христианства, свет истины и надежда на спасение прозябающих во тьме своего невежества язычников. Богу угодно видеть её единой и процветающей. Поэтому, именем Господа нашего Иисуса Христа, и от лица всего клира я требую от тебя, император, отмены нового закона о престолонаследии и возвращения старого Порядка обустройства империи в том виде, в каком оный был принят на достопамятном съезде в Аттинаке  больше десятка лет тому назад.

Император был неприятно удивлен и не собирался скрывать своего негодования по поводу такого предательства.

- Однако, кто как ни вы, святой отец, два месяца назад, здесь, в Ахене, выступили в поддержку нового закона?! - возмущенно заметил он, устремив на архикапеллана гневный взгляд.

- Да, это так, государь, но дело не только во мне, - не дрогнув, отвечал Хильдвин. - Все представители духовенства на церковном соборе выступили за единство империи, и мне остается лишь подчиниться воле справедливого большинства.

Людовик задумался, мрачно уставившись на священников, и от этого его взгляда святым отцам стало несколько не по себе.

- А вы что скажете, достопочтенный аббат, - обратился император ко второму из прелатов.

- Благодарю за внимание, государь, - мягко откашлявшись, заговорил отец Вала. - Мне есть что добавить к словам отца Хильдвина. Речь пойдет о непосильных поборах для монастырей. Государь, если так будет продолжаться и дальше, монастыри будут вынуждены закрываться один за другим, а монахи должны будут бродить по дорогам и попрошайничать у встречных куска хлеба.

- Что именно вас не устраивает?- нахмурился Людовик. - Каковы ваши требования?

Аббат развернул длинный список и принялся зачитывать его.

- Мы требуем снизить денежные поборы в казну до пятисот денариев в год, а также снизить поборы с поголовья домашних птиц, а также лошадей, уменьшить количество отправляемого ко двору муки, вина, сыра...

Обойдя все крыло дворца, занятое комнатами придворных, Лантберт не встретил не только Альбергу, но и вообще ни одной придворной дамы. Кругом были лишь дворцовые стражники, хмуро посматривавшие на одинокого чужака, и редкие придворные, торопившиеся по своим делам. Свернув в другое крыло, в одном из пустынных коридоров Лантберт столкнулся с Бернардом, который поспешно следовал в приемную императора. Обменявшись многозначительными взглядами людей, которые до смерти друг друга ненавидят, но до поры до времени предпочитают подождать с выяснением кому из них оставаться на свете, а кому отправиться к праотцам, они направились дальше, каждый в свою сторону. При этом Бернард довольно усмехнулся тому, что его враг так быстро и легко оказался в его руках, а Лантберт мысленно пожелал казначею провалиться в преисподнюю.

В это время Альберга сидела в комнате, смеясь и болтая с подругой, но мысли о возможном присутствии сейчас мужа во дворце не покидали её. Неизвестность и вынужденное бездействие с каждой минутой все больше угнетали и раздражали. И вот, не в силах больше все это терпеть, посреди веселой болтовни, она вдруг вскочила и подбежала к двери, намереваясь во что бы то ни стало покинуть комнату — но дверь была заперта снаружи. Альберга постучала, никто не отозвался. Тогда она со всех сил принялась колотить в дверь, словно надеясь выломать её, отчаянно крича при этом: «Эй, кто там! Откройте немедленно!» - но, сколько она ни стучала и ни кричала, ответа так и не получила. Удостоверившись в совершенной бесполезности своих действий, она повернулась и увидела полные ужаса глаза Ингитруды — та никогда не видела подругу такой: благоразумная и сдержанная Альберга внезапно превратилась в бешеную фурию.

 Графиня поторопилась принять прежний благожелательный и милый вид.

- Умираю от любопытства, что там происходит, -  улыбнувшись, объяснила она.

- Дорогая, немного терпения, мы скоро все узнаем, - удивленно произнесла Ингитруда.

В приемной, тем временем, делегаты продолжали выставлять императору требования франков.

- Государь, есть ещё и другие требования, которыми уполномочили нас франки! - заявил граф Матфрид, слишком долго ожидавший своего слова.

- Говори, Матфрид, - кивнул император. Он знал графа как человека чести, безоглядно преданного государству и императору.

- Мы требуем смещения с должности вашего казначея. Франки обвиняют его в казнокрадстве и требуют суда над ним.

Император был потрясен такой наглостью.

- Ты что, Матфрид? В своем ли ты уме?! - заорал на него Людовик. - Ты смеешь обвинять графа Бернарда без всяких на то оснований? Человека, который уже много лет честно исполняет свои обязанности и никогда не был замечен в обмане?

- Да, государь, все франки, и я в то числе, желают суда и справедливого возмездия для этого человека, - невозмутимо отвечал Матфрид, уверенный в своей правоте.

- Но и это ещё не все наши требования, государь! - заявил граф Буржский, выступив вперед. - Франки обвиняют графа Бернарда в прелюбодейной связи с королевой и требуют изгнания императрицы Юдифи. - Викфред с достоинством поклонился, закончив свою короткую, но эффектную речь и мысленно благословил бравых баварцев, что незримо охраняли сейчас его жизнь и свободу.

Бернард, находившийся в приемной, мрачно выслушал все эти, уже брошенные ему однажды,  обвинения. Он точно знал, откуда дует ветер, и теперь все планы Лотаря были для него как на ладони:  низложить императора, заняв его место, с позором изгнать королеву и убить Карла. Единственное, что его озадачило — зачем ближайший пес Лотаря раньше времени сунулся во дворец.  Но слегка поразмыслив, он все понял - что ж, да здравствует любовь, если она превращает хитрых врагов в слепых безумцев. По расчетам Бернарда, сейчас Лантберт должен был уже быть арестован направленными к нему графом Барселонским стражниками и ожидать своей незавидной участи в дворцовой тюрьме.

- Франки откажутся признавать твою власть, если ты не выполнишь их требования, -  заявил Людовик Баварский, поставив точку в выступлении делегатов.