Хуан Дьявол (ЛП)

- Да. Однажды…

Колющее воспоминание вернулось. Вернулось видение: подземная пещера, сквозь мощные перекладины, перекрывавшие единственную отдушину, другая женщина в руках Хуана, Айме, ее родная сестра. Моника побледнела так сильно, что Хуан улыбнулся, заставляя себя шутить:

- Не беспокойся так. Тебя не запрут.

- Думаешь, что из-за этого? Как же ты далеко от моего сердца и мыслей, Хуан!

- Действительно. Думаю, очень далеко, хотя мы и сжимаем друг другу руки.

Хуан сдавил рукой ладонь Моники, заставляя ее приблизиться. Он понимал, что ранит ее словами, но решил держать стену, возведенную между ними, считая это необходимостью в этот суровый и горький час:

- Лучше будет оставить все так, как есть, Моника.

- Могу я узнать почему, Хуан?

- Потому что начинаю узнавать тебя. Ты ищешь жертвы, отдаешь все силы с той же настойчивостью, жаждой, с какой другие покупают удобства, уважение или богатство. Нет, Моника. Ты должна спастись, должна. Нет ничего общего между тобой и…

- Что ты хочешь сказать? Договаривай! Рань снова своей неблагодарностью, жестокими словами. Оттолкни своей холодностью, жесткостью.

- Нет, Моника, не говори так. Не заставляй меня падать духом! Это не твоя битва. Ты не должна страдать из-за нас. Твое звание, имя, общественное положение поставили тебя по ту сторону баррикады. По какой безумной случайности ты здесь?

- Нужно сказать тебе это словами, Хуан?

Хуан понял, сжал ее в объятиях, но огромным усилием сдержался, яростно кусая губы, разжигаемые жаждой поцелуя, который так и не дал ей, а напряженная от волнения Моника ждала слов, которые не последовали. Словно читая молитву, Хуан ответил:

- Сейчас не время говорить о нас, Моника. Я не вправе, потому что не принадлежу себе. У меня долг перед этими людьми, перед теми, кто поднял восстание, что само по себе никогда бы не случилось. Если этот человек, который нами управляет, выслушает нас, если ты поймешь, что я принимаю ответственность за всю вину, ошибки, и предложу себя в качестве единственного и настоящего виновника…

- Хуан, Хуан… Дай мне минуту своей жизни, – просила Моника взволнованно. – Поговорим о нас на минуту, только на минуту.

- Ну хорошо. Я…

Его прервал звук трех или четырех взрывов на горизонте, затем гул голосов и криков ужаса. Со всех ног бежал к ним задыхающийся Сегундо с новостью:

- Они это сделали, капитан, сделали!

- Бочку пороха? Ее взорвали? – спросила напуганная Моника.

- Нет, нет. Не это. Другие, негодяи… – поправил Сегундо.

- Другие? – Хуан сомневался. И резко, услышав еще два или три взрыва, заторопил: – Ты договоришь наконец?

- Послушайте. Посмотрите. Они взрывают скалы, чтобы нас отрезать. Нас как будто заперли на острове, капитан!

Хуан посмотрел со злобным презрением. В один миг он все ясно увидел. Отдаленные взрывы наподобие вулканического огненного кольца стремились отрезать Мыс Дьявола, оторвать берег, превратить его в остров. Открылась брешь, куда уже подошло рокочущее море. Со всех сторон приближались ужаснувшиеся и взбешенные люди, и Сегундо посетовал:

- Вы понимаете, капитан? Не видите? Мы не допустим этого и ответим ударом!

- Мы не будем отвечать. Они взорвали землю и отделили нас морем, – ответил Хуан со спокойствием, переполненным горестью.

- Лучше умереть в сражении. По крайней мере, потратим патроны, которые остались у нас. Огонь! Огонь!

Ослепшие от ярости, несколько мужчин схватили оружия, чтобы выстрелить против удаляющихся в униформе, но Хуан выскочил перед всеми.

Мужчины повиновались голосу Хуана. Как раз вовремя они укрылись за камнями, потому что в ответ ударили залпы укрывшихся солдат с другой стороны рва. Медленно Хуан поднялся на вершину скал, и быстрым взглядом охватил панораму. Через широкий ров хлестало бушующее море, вокруг Мыса Дьявола кипела пена. Словно их бросили в лодке неизвестно где. Мягкая рука легла на его руку, Хуан обернулся, пронзив лицо Моники глазами, горящими, как раскаленные угли.

- Ты должна спастись, Моника. Ты не можешь погибнуть здесь.

- Я не буду спасаться одна, Хуан. Я последую судьбе остальных. Если можешь что-нибудь сделать для всех, делай. Но ничего более, Хуан.

13.

Смущенная, негодующая, дрожащая, неспособная говорить, София Д`Отремон отчаянно схватилась за руку Ренато, услышав из уст Отца Вивье историю ужасного восстания в Кампо Реаль. Она едва могла поверить своим ушам и вообразить услышанное, снова и снова поворачиваясь к сыну, который тоже слушал, холодный и неподвижный, словно превратился в мрамор.

- К несчастью, я был свидетелем всему.

- Но как? Когда?

- Прошло пять дней. Три дня и три ночи длилось всеобщее безумие, охватившее этих несчастных. Три дня разрушений, пожара, уничтожения всего, убийства нескольких верных слуг, которые пытались помешать. Не было возможности покинуть убежище в церкви. Мы ослабели, когда нам удалось сбежать и пройти пешком через поля, страдая от тысячи мучений, пока не добрели до ближайшей усадьбы.

- А солдаты? А местные власти? – спрашивала возмущенная София. – Что делали власти Анс д`Арле, Сент-Анн, Дьяман?

- Туда никто не пришел. Кампо Реаль – отдельное королевство. Но что бы они смогли сделать? В каждом из этих населенных пунктов не более одного или двух десятков солдат против несколько тысяч мужчин и женщин, поднявших мятеж в Кампо Реаль.

- В таком случае, все было в руках этого сброда?

- Только несчастная сеньора де Мольнар и три старых служанки сбежали со мной, перешли через границы Кампо Реаль, которые я знал.

- Боже мой! Боже мой. Можно потерять рассудок!

- Успокойся, мама, успокойся, – советовал Ренато.

- Успокоиться? Успокоиться? Ты осмеливаешься говорить, чтобы я успокоилась? Нужно просить полицию, солдат, кого-то, кто может уничтожить эту дрянь! Нужно немедленно туда выехать!

- Это будет очень опасно… – указал священник.

- Не имеет значения! Правда не имеет, Ренато?

- Ты пойдешь за смертью, мама! – объяснил Ренато.

- Пойду? Пойду одна? Ты хочешь сказать, что не думаешь…?

- Да, мама. Я поеду. Поеду, но не сейчас. Я должен ждать. Не знаю, сколько часов или дней, но буду ждать. Есть кое-то важнее, чем Кампо Реаль, важнее всего. Любой ценой, я должен спасти ее.

Отчаянная София Д`Отремон подошла к сыну. Она едва могла представить, что произошло в ее Кампо Реаль. Это было словно объявление, что весь мир затонул, закончился, взорвался. Как может говорить Ренато, что есть что-то важнее Кампо Реаль? Замешательство, ужас сменились свирепым гневом, беспредельным возмущением, которое внезапно поднялось из ее недр:

- Ты не понимаешь? Негодяи в нашем доме, разрушают и отнимают, уничтожают Кампо Реаль, поджигают, убивают! Ты понимаешь, что происходит? Представляешь себе этих псов, этот отвратительный сброд?

- Конечно же представляю. Не в первый раз такое случается, мама. На Гаити, в Санто-Доминго, на Ямайке.

- Единственную важность представляет для меня случившееся в Кампо Реаль! Это мое, твое, наше! Это наши земли, наш дом! Что течет в твоих венах вместо крови?

- Я же сказал, что поеду тогда, когда это будет возможным.

- Ну тогда я еду немедленно, хотя бы и искать смерть, как ты добиваешься! – и крикнув, громко позвала: – Янина, Сирило, Эстебан! Пусть немедленно запрягут повозку! Пусть подготовят другую, чтобы следовать за мной, доверенные слуги дома! Пусть запасутся провизией и оружием, которое найдут!

- Тем не менее, Ренато прав, сеньора, – мягко вмешался Отец Вивье. – Это настоящее безумие.

- Мама, мама, подожди! – умолял Ренато.

- Чего ждать? Если бы это случилось при твоем отце, который был смелым, он бы подчинил их хлыстами! Но ты, ты…!

- Что я, мама?

- Ты больше, чем трус! Тряпичная кукла, которой женщины играют по своим прихотям! Недостойно твоего имени и звания!

- О, хватит! Клянусь тебе, что…! – вскинулся негодующий Ренато.