В плену красной Луны

Мехари оседлали и взвалили на них груз. Костер старательно затушили. Потом все всадники сели на верблюдов, и путешествие продолжилось.

К обеду дорога привела их к большому скоплению скал. До этого Дезире более или менее спокойно дремала на своем качающемся дромедаре, теперь внезапно почувствовала, что ей нужно спешиться. Между скалами виднелась узкая щель. Этот маленький каньон как будто приглашал ее. Дезире направила своего мехари к Аркани.

— Мы не могли бы ненадолго остановиться? — спросила она.

— Это неподходящее место для остановки, — возразил он. — Кроме того, мы должны до наступления темноты проделать определенный путь.

— Для меня это как раз хорошее место, — сказала она, не зная, как объяснить ему, что ей нужно. Для мужчин не было проблем справить свою нужду позади верблюда. Ей же было неудобно проделать то же самое в присутствии мужчин. — Я имею в виду, что другим не надо спешиваться с верблюдов.

Аркани тотчас понял и сделал рукой знак остановиться. Один из мужчин без меча соскользнул со своего верблюда и заставил мехари Дезире встать на колени. Девушка слезла с животного и исчезла между скалами. Она нашла идеальное место в углублении, заполненном чистым светлым песком. С облегчением вздохнув, она приподняла свою гандуру и присела. Спустя некоторое время у нее появилось чувство, что за ней кто-то наблюдает. Неужели эти нецивилизованные воины пустыни и в самом деле такие бесстыдные свиньи, что могут наблюдать за дамой в такой ситуации? В возмущении она обернулась... и закричала.

Позади одной из скал с острыми краями высунулось темное лицо и наблюдало за ней с добродушным любопытством. Голова была украшена кудрявой бородой и двумя кривыми рогами, будто у дьявола.

При крике Дезире голова исчезла, и одновременно птицы поднялись откуда-то из-за скал и подняли оглушительный шум. Потом она услышала взволнованные голоса мужчин. Она быстро опустила свою гандуру и осталась стоять. Туареги подбежали с угрожающе поднятыми мечами и в удивлении остановились перед ней.

— Что случилось? — спросил Аркани и огляделся.

Дрожащей рукой Дезире указала на скалу.

— Там... там наверху... кто-то был.

Двое из мужчин поднялись на скалу и исчезли за ней. Вскоре они появились снова и крикнули что-то вниз. Минуту другие мужчины молчали, затем один из них начал смеяться, потом следующий, пока наконец все не разразились громким хохотом. Они засунули мечи в ножны и отвернулись.

— Что это? — нервно спросила Дезире.

— Это дикие овцы, — ответил Аркани, не переставая смеяться. — Вероятно, они не ожидали такой редкостной картины.

Девушка смущенно опустила глаза. Она опозорилась перед всеми. Торопливо забравшись на своего мехари, она поклялась, что ступит на землю пустыни только тогда, когда настанет время ночного отдыха. Присоединившись к цепи дромедаров, она впала в дремоту.

Остальная часть дня прошла без особых происшествий. Когда они сидели вечером вокруг костра, мужчины наливали пенящийся чай в чашки такими же точными размеренными движениями, как и накануне. Это был постоянно повторяющийся ритуал, как пробуждение солнца утром и его захватывающий заход вечером, как появление сверкающих роскошных звезд ночью и ослабление холода перед рассветом.

Чаем наслаждались медленно, как будто время для путешественников ничего не значило. Каждый из них выпивал по три чашки, и чай восстанавливал в них то, что днем вытянул «небесный палач» — все пожирающее солнце. Вообще время, казалось, неразрывно связано с пустыней. Пустыня была бесконечной, таким же представлялось и время. Мужчины, одетые в голубое, двигались с той же медлительностью, что и мехари. Казалось, ничто не может заставить их торопиться или волноваться. Дезире никогда не видела у них ни одного быстрого или нервного движения. Иногда ей хотелось самой иметь возможность воспринимать окружающее с таким же полным пониманием. Но она не принадлежала к племени туарегов, а была парижанкой со всеми ценностями старой христианской Европы. Если она и прожила часть своей жизни — значительную часть, как она сама считала, на Востоке, — она все же не могла сбросить с себя свое происхождение, как змея сбрасывает кожу.

Дезире внезапно обнаружила, что Аркани нет больше в круге сидящих. Она уже научилась различать мужчин по росту, походке, окраске голубых тканей. К тому же она узнавала мужчин не по лицам, а по ногам. Но сейчас ей не нужно было смотреть на ноги, чтобы установить, что Аркани больше не сидел между ними: он был самым высоким среди воинов пустыни.

Девушка медленно поднялась и стала прогуливаться вокруг. Никто не обращал на нее внимания, никто не мешал ей. Теперь она была абсолютно уверена в том, что она не пленница и, вероятно, никогда ею не была. Может быть, Аркани хотел при помощи этой маленькой хитрости обратить ее внимание на себя? В конце концов воины в голубом постоянно стремились к тому, чтобы женщины замечали их, хотели нравиться женщинам, казаться им особенно мужественными и воинственными.

Она увидела Аркани сидящим вблизи бесформенной скалы. Его взгляд был прикован к пустыне, в то время как его пальцы что-то играючи рисовали на песке. Она решила понаблюдать за ним: что-то в манере его поведения пленило ее. Он сбросил сандалии, скрестил ноги и поставил локти на колени. Его длинные пальцы чертили линии и делали углубления в песке с такой скоростью, которой она никогда не замечала ни у одного туарега.

— Подходи ближе, — услышала она его голос.

— Извини, я не хотела мешать тебе молиться, — пробормотала она смущенно, потому что он заметил ее, даже не оборачиваясь к ней. Теперь она не могла отойти от него просто так.

— Ты не мешаешь мне, — возразил он. — Я размышлял.

Она опустилась рядом с ним, сбросил свои сандалии. Сидеть, скрестив ноги, ей было все еще тяжеловато.

— Я люблю просто сидеть в одиночестве в пустыне, прислушиваться к ветру и записывать свои мысли.

Дезире бросила удивленный взгляд на знаки и линии на песке.

— Мысли? — изумленно спросила она. — Ты думаешь быстро.

Он тихо рассмеялся, и она снова увидела в его глазах золотые искорки.

— Таким образом можно вопрошать оракула. — Он разгладил песок так, что тот стал, как чистая школьная доска, и начал выдавливать в песке углубления. Он делал это кончиками пальцев и косточками попеременно с такой скоростью, что Дезире едва успевала следить за ним глазами. В подобном же темпе он стер каждый второй знак.

— Минуту, я не могу уследить так быстро, — воскликнула Дезире.

Аркани остановился и все стер, а потом начал сначала. Однако он продолжал писать в таком же темпе. С открытым ртом Дезире наблюдала за игрой его пальцев.

— Что это значит? — спросила она наконец.

— Если остаются три знака, то это хорошо, — ответил он. Он быстро снова стер оракул. Дезире тем не менее заметила, что остались четыре знака.

— Я не верю ни во что подобное, — проговорила она и, подобно Аркани, направила взгляд к горизонту. Заходящее солнце окрасило громадные песочные волны в темно-фиолетовый цвет. — Я предпочитаю быть хозяйкой своей жизни и охотнее беру ее в свои руки.

— Кто знает, что ему определено в жизни, — возразил Аркани. — Пустыня сурова и жестока, повсюду она может приготовить для жизни человека ловушку. Жизнь не что иное, как песчинка в пустыне. Ее можно просто сдуть.

— Жизнь у вас, кажется, не имеет большой ценности, — возразила Дезире. — Почему же тогда туареги совершают грабительские набеги, имеют вассалов и рабов?

— Наши разбойничьи набеги — почетное дело, — сказал Аркани уверенным тоном. — Они совершаются согласно определенным правилам.

— Почетное? — Дезире возмущенно фыркнула. — Это же чистый цинизм. Правила там, правила здесь, вы нападаете на караваны, отнимаете у людей их добро! Что в этом почетного?

— Есть правила, — спокойно ответил Аркани, — чтобы начинать борьбу, необходимо равновесие в силах. Тот, кто нападает на более слабых, теряет свою честь.

— И этих правил придерживаются все? — спросила она менее убежденно.