В плену красной Луны

— Зачем? Темп и так высокий.

— Не для меня. Чем ближе мы подходим к горам, тем труднее мне выносить неизвестность. Во сне передо мной появляется отец и зовет меня. Дело с Менахилом показывает, что скоро должен наступить конец.

Аркани молчал и не отрывал глаз от разгоревшегося пламени.

— У пустыни свои законы. Ты снова кидаешься в бегство.

Она придвинулась к нему совсем близко и коснулась его рукой. Прикосновение возбудило ее и заставило сердце стучать, как барабан.

— Я чувствую это, — прошептала она. — Я совсем близка к нему. Только поэтому я и приехала сюда. — Она почти умоляюще посмотрела на него. — Аркани, я прошу тебя. — Голос ее был едва слышен, но она вложила в него всю свою страсть. — Давай поедем быстрее. Я... я больше не выдержу.

Легким движением руки он бросил в огонь песок.

— Бот что делает песок с огнем, — проговорил Аркани. — То же случается с нетерпеливым человеком, действующим против разума.

Дезире подняла голову, но промолчала.

— Ты думаешь, что знаешь свой путь, но принимаешь сны за действительность.

— Только потому, что я забочусь о своем отце, ты считаешь это достойным чести или же неразумным.

— Нет. — Он мягко покачал головой. — Тебе делает честь то, что ты чтишь своего отца. Однако ты не чтишь его, если сломя голову кидаешься в приключения.

Дезире посмотрела на угасающий костер.

— До тех пор, пока есть хоть одна искорка надежды, можно снова разжечь костер.

Она подняла голову и взглянула на него. Он ответил на ее взгляд из прорези своего покрывала.

— Дезире, ты бежишь. От меня.

Жар бросился ей в лицо. К счастью, он не мог этого видеть. Потухший огонь уступил место темноте.

— Ты сам сказал, — возразила она после долгой паузы, — что я здесь нежеланна и должна исчезнуть.

Он улыбнулся под своим тугулмустом.

— Ты думаешь, что это так, но в пустыне есть место для каждого, кто приходит сюда с чистым сердцем. Бог оставляет место всем, нужно его лишь распознать.

Она молчала. Ей так не хотелось уезжать из этого места, но оно было не для нее. Вздрогнув, Дезире распрямила плечи.

— Ты сказал, что семь дней в пустыне станут для меня испытанием, — проговорила она; — Каждый день будет уроком. Я уже знаю, что не выдержала испытания. С другой стороны, я поняла, куда мне надо.

— Снова это нетерпение, — произнес Аркани. — Ты слишком быстро сдаешься. Ты добралась до этого места, проявив большое мужество и выдержку.

Дезире опустила голову.

— Только ради того, чтобы найти своего отца. Я делаю это только ради отца, — оправдывалась она.

Он не ответил. Они оба знали, что есть и другая правда.

Аркани опустился на песок и поднял глаза к небу.

— Посмотри на звезды. Каждую ночь они путешествуют по небосклону. С древних времен. Время и вечность смешались друг с другом. Вот Большая Верблюдица, а там Дочь Ночи, — он указал на созвездие Плеяд. — Для них мы, люди на земле, лишь крошечные песчинки. Над нами есть что-то. Оно определяет наш путь.

— Ты действительно веришь в то, что Бог заботится о каждом из нас в отдельности? Что мы делаем, куда идем. Как это может быть при таком большом количестве людей на земле?

— На то он и Бог. Он дал нам разум, чтобы мы его использовали. Мы учимся на своем опыте. Мы не должны слепо ожидать его, но и не должны забывать его.

— Я вижу, что вы редко молитесь. Днем вы ни разу не останавливались для молитвы. У арабов мусульмане соблюдают время молитвы точнее.

Он тихо рассмеялся.

—Я знаю, но это лишь внешние признаки. Становимся мы на колени на коврике или сидим на верблюде, все в конечном счете восходит к одному и тому же. Бог не спрашивает, как мы о нем думаем, его интересует, думаем ли вообще.

Действительно, она наблюдала за мужчинами, когда они с видимой небрежностью перебирали свои четки и почти беззвучно бормотали молитвы, управляя ногами своими мехари и бдительно оглядывая окрестности. Вероятно, здесь, в пустыне, Бог ближе, чем где-либо в другом месте.

Она очень хотела бы понять Аркани, его душу, его сердце. Вначале ей казалось, что это будет легко, ведь сыны пустыни ведут простую суровую жизнь на границе человеческого существования. Постепенно она поняла, что это очень сложные люди. Скромная суровая жизнь ставит свои правила, которым не так-то легко следовать.

— Аркани?

— Да?

— Ты ведь думаешь, что я смогла бы этому научиться?

— Да.

— Но ведь это будет нелегко.

— Нет.

— И я должна буду проявить терпение.

— Да.

— Но и ты должен будешь проявить терпение.

— Да.

Над горизонтом, темной волнистой линией, поднялась громадная красная луна. Дезире уставилась на нее, как на чудо.

— Красная луна, — прошептала она. — Такую красную луну я вообще никогда не видела.

— Таллит техуоре, луна краснеет, потому что видит нас обоих здесь внизу.

Его смех раздался откуда-то из темноты. Рядом с ее ухом прошелестели песчинки, чуть дальше засопели дромедары.

— Будет песочная буря.

Она вздрогнула.

— Итак, для нас красная луна нехороший знак.

— Знаки не всегда однозначны. Путешественнику в пустыне этот знак говорит, что может быть песочная буря, сомневающемуся — что где-то есть надежда.

— А что он говорит нам? — спросила она, затаив дыхание.

Она услышала, как он поднялся.

— Что он говорит тебе, я не знаю. Мне он говорит, что я должен сохранять бдительность.

— Ты просто так убил Менахила, — произнесла она холодными губами.

— Не просто так. Он напал на тебя, хотел тебя убить. Ты находишься под моей защитой. Тот, кто нападает на тебя, нападает и на меня. Я не только имел право его убить, это было моим долгом.

— И ты это сделал, — чуть слышно прошептала Дезире.

— Для него было честью умереть от моего меча, потому что он потерял свое достоинство, напав на тебя. Ты можешь не упрекать себя, мы, имаеры, воины, но у нас есть свои правила, мы все научились убивать мгновенно. Он не страдал.

— Ты хочешь меня этим утешить. — Она подавила рыдание.

— Нет, ты должна понять.

Она коснулась в темноте его руки.

— Но я не понимаю.

— Ты не можешь, потому что остаешься пленницей своего мира. Ты обязана понять, если хочешь узнать наш мир.

— Я никогда не пойму войну и смерть.

— Иногда это необходимо. — Он снова опустился на песок рядом с ней. — Дело не в том, что я не уважаю чужую жизнь. Наоборот, суровая жизнь в пустыне предписывает также суровые правила. Без них мы не смогли бы здесь выжить.

Дезире нацарапала пальцем знаки на песке, не видя их. Если это ее мысли, то они такие же путаные, как клубок змей.

— Ты говоришь, что если он напал на меня, то этим напал и на тебя. Но ведь я чужая для тебя, пленница. Я даже не принадлежу к племени туарегов, а Менахил был туарегом. Разве моя жизнь более ценна, чем его?

— Я вижу, ты совсем ничего не поняла. Речь идет не о том, принадлежишь ты к племени туарегов или нет. Вообще-то никто из нас не употребляет это слово.

Она взглянула на него сквозь темноту.

— Разве не так называют твой народ?

— Так говорят арабы, оно означает «отверженные». Мы живем здесь, вне мира людей. Покинутые Богом. Мы сами называем себя имухары, Бог не оставил нас. Он позволяет нам выжить в пустыне, потому что дал нам острый ум, ловкость и отдал нам пустыню. Пустыня очищает душу. Нигде Бог не близок так, как здесь. Поэтому мы никогда не будем покинуты.

— Все это действительно очень сложно. Я думала, что жизнь в пустыне простая, примитивная.

— Так думают те, кто ничего в этом не понимает, — рассердился он.

Дезире замолчала. Затем снова подняла голову.

— Аркани, кто я для тебя? Пленница? Рабыня? Заложница? Непрошеная гостья? Обуза?

Мужчина тоже некоторое время молчал.

— Это очень прямой вопрос, — ответил он наконец, — и очень невежливый.

Он поднялся и тихо пошел прочь. Дезире сочла это также очень невежливым.