В плену красной Луны

— Где Аркани? — спросила она медленно.

Аисса одно мгновение испытующе смотрела на нее и снова занялась своей работой. Дезире схватила Аиссу за руку и помешала ей взять миску с подходившим тестом.

— Аисса, где Аркани?

Женщина взглянула на Дезире и высвободила свою руку.

— Аркани, — проговорила она и указала на пустыню.

Итак, Аркани ускакал в пустыню. Но Дезире это уже знала. К тому же Аисса, похоже, рассердилась на нее, поднялась и что-то сердито ответила. Дезире не поняла ни слова, однако тон женщины был далеко не дружественный.

Девушка отошла и заняла свое место на подстилке перед палаткой. Аисса сердито поворчала, потом снова принялась печь хлеб. Она больше не удостоила Дезире ни единым взглядом.

Это означало, что девушке придется ждать дальше.

До оазиса Цаоуатанлац оставалось полдня пути. Аркани позволил мехари двигаться без понуканий. Умное животное почуяло, что они приближаются к реке. Не было необходимости мешкать. Аркани гордился своим чудесным дромедаром, тот был совсем белым и предназначался для князя. Но Аркани не был князем, еще не был. Однако однажды он им станет. Племя уважало и ценило его. Мужчины слушались его. Он вел воинов, судил мудро и справедливо. Не было ни одного повода для того, чтобы мужчины племени однажды не выбрали его аменокалем. Однако уже был один выбранный аменокаль — его отец, а право стать аменокалем не передавалось по наследству.

До этого у Аркани не возникало сомнений в своем будущем. Он не тратил времени на дальние планы. Умная тактика, мужество и меч позволяли ему и его племени снова и снова становиться победителями в пустыне. Так было всегда, и так будет всегда.

После разговора с мудрецом он больше не был так уверен в этом. Алхави был ученым, владевшим грамотой. Всей душой и помыслами он был обращен к Аллаху, а также к духам туарегов. Он знал Коран, владел письмом тифинаг, давал мудрые советы. Его слушал даже аменокаль.

Аркани провел у Алхави полдня. Они пили чай, разговаривали о пустыне, мехари, стадах коз, о ветре и мире. Затем старик поднял голову.

— Что я мог сказать бы тебе, о чем ты не знаешь?

— Я не знаю, святой человек, — ответил Аркани.

— Что бы я тебе ни посоветовал, — проговорил Алхави, — твое решение уже принято. Ни я, ни аменокаль не сможем тебе помешать.

Аркани опустил глаза. В глубине своей души он должен был признать правоту мудреца. Он уже давно принял решение.

— Аменокаль желает получить ответ, — выговорил он наконец.

Старик тихо засопел.

— На какой вопрос? — Потом он тихонько рассмеялся. — Ты хочешь взвалить ответственность на другого? Ты скажешь: марабу так говорил, и таким образом это его вина.

Аркани хотел было возмутиться, но все-таки предпочел промолчать: мудрому человеку не полагалось противоречить.

— Мысли и желания витают вокруг нас, — продолжил Алхави, как будто говорил сам с собой. — Они пытаются проникнуть в нас. Чего они добиваются? Хорошего? Плохого? — Он положил руки на свои скрещенные ноги. — С начала времен у нашего народа были законы. Эти законы позволили нашему народу выживать в пустыне все это время. Они предписывают каждому из нас собственное место в этом мире. Однако преступишь ты законы или нет, это твое собственное свободное решение.

Алхави отвернулся, и Аркани знал, что больше ничего не услышит.

Аркани сделал последнюю остановку, хотя его мехари был в состоянии пройти оставшуюся часть пути без отдыха. Мужчина медлил перед возвращением в лагерь, как будто мог отодвинуть этим уже принятое решение. Алхави был прав: что ни посоветовал бы ему мудрец, это не изменит решения Аркани. Он остановил мехари на месте, где лежал высохший верблюжий помет. Ясно, что он находится уже недалеко от лагеря.

Аркани не стал снимать с мехари седло, достал только из сумки чай, сахар, чайник и чашку и взял бурдюк с водой. Он старательно собрал верблюжий помет, положил к нему несколько сухих веток и зажег костер. Затем положил в воду чай и сахар и дал воде закипеть. Он не хотел, чтобы чай был слишком крепким и пенистым: ему нужна была ясная голова.

Еще до того, как чай был готов, он заметил по ворчанию своего мехари, что вблизи кто-то находится. Дикий зверь? Однако мехари оставался спокойным, играл верхней губой и тихо ворчал, повернув голову в том направлении, откуда он что-то учуял. Направление указывало на лагерь. Аркани подумал, что это может быть всадник. Могло быть и несколько всадников.

Он продолжал спокойно сидеть и заниматься костром. На вершине плоской дюны появился всадник. Хотя лицо его было закрыто покрывалом, оставлявшим видимыми только глаза, и на нем была обычная одежда туарегов, Аркани сразу узнал его. Не только потому, как он сидел на мехари, а по самому мехари. Животное было светлым, но не таким белым, как его верблюд, и не таким благородным. В племени оказался человек, желавший, чтобы его мехари был как можно светлее. Цвет этого животного был переходным от светло-серого к пятнистому белому. Всадником был Акамоук.

Аркани ждал, пока Акамоук подскачет к нему. Он не смотрел даже на то, как Акамоук подошел к костру и без приглашения сел около него.

— Эссаламоу алайкоум, Аркани, — проговорил гость. — Я вижу, ты вернулся целым и невредимым.

— Алайкоум эссалам, — ответил Аркани. — Я вижу, что приветствуют меня немногие.

Глаза Акамоука сузились, он ухмыльнулся.

— Это не приветствие, Аркани. Никто не придет, чтобы встретить тебя. Никто, кроме меня.

— Так-так, ты единственный, кто остался добр и терпим по отношению ко мне.

— Это означает, что ты выступаешь против аменокаля, — сделал резкое заключение Акамоук. — Это так?

Аркани бросил на него быстрый взгляд. Вежливость повелевала ему принимать Акамоука в качестве гостя у своего костра. Он налил чай из металлического чайника в чашку так, чтобы образовалась красивая полоска с пеной, протянул Акамоуку чашку, которую тот принял, не спуская глаз с Аркани.

Тот и не старался уклониться от его взгляда.

— Чего ты хочешь? — спросил Аркани.

Акамоук помолчал некоторое время, пока глотал обжигающе горячий чай.

— Что тебе сказал мудрец? — наконец пожелал узнать он.

— Об этом я сообщу аменокалю, и тот созовет собрание. А до этого ты должен проявить терпение.

Акамоук снова замолчал, однако на этот раз его молчание показалось Аркани угрожающим.

— Ты знаешь мое мнение, касающееся чужой женщины, — медленно проговорил он.

— Да, я знаю его, — ответил Аркани.

— Однако ты глух к нему так же, как и ко всем другим аргументам.

— Каким аргументам? — разозлился Аркани. — Потребовать выкуп или отправить ее одну в пустыню?

— Менахил понимает меня. — Акамоук хладнокровно продолжал глотать чай. — На твоем месте я бы еще раз все обдумал. Менахил настроен решительно.

— На что?

— Убить чужую женщину. Ей здесь не место. Никто о ней ничего не знает. Ее след затерялся в пустыне в трех днях пути отсюда.

— Ты сошел с ума! — взорвался Аркани. — Она ничего не сделала. Никто не имеет права убивать ее.

— Менахил думает иначе, и не один он так думает.

— А ты? — резко спросил Аркани.

— Я... — Акамоук сделал маленькую паузу и посмотрел на Аркани, сузив глаза, — я думаю, что не стоит убивать овцу, если не будешь есть ее мясо. Это пустая трата.

— Ты хочешь получить за нее деньги, — сделал вывод Аркани. — И ты всерьез думаешь, что французы пойдут на это?

Гость кивнул.

— Я думаю, что женщина достойна выкупа.

— И ты думаешь также, что французы не отомстят.

— Нет, я так не думаю, — возразил Акамоук. — Но у меня нет страха. У нас нет страха перед их местью.

— Не имеет смысла вызывать подобную схватку.

Акамоук выпил чай и резким движением поставил чашку на песок. Он наклонил голову, как хищная птица, глаза у него агрессивно сверкали.

— Ты неженка, Аркани. Эта женщина со светлой кожей совсем смутила твой дух. Однако ты ведь амаер, Аркани. Ты воин пустыни, гордый, свободный, независимый. Нет никого и ничего здесь, в этой бесконечной дали из песка и камня, жары и холода, света и тьмы, что вступит в единоборство с амаером. Все эти чужаки, жадно тянущие свои лапы к нашей стране, жалким образом погибнут. Они не смогут здесь жить. Мы — хозяева этой страны, и мы останемся ими навсегда.