Ома Дзидай (СИ)

– Я с тобой, – решительно бросил я.

Рю довольно улыбнулся мне.

– Хорошо. Очень хорошо. Ты и вправду мой брат, – пространно сказал он. – А теперь давай вернемся к твоему Малиновому Оскалу…

– Да будет так.

Мы подошли к посланнику Ёми.

– Как ты вверишь себя Фудо?

– Он должен приказать мне стать его тенью, – покорно объяснила тварь. – И я буду его спутником, пока смерть Фудо не сблизит нас.

Я нахмурился от такого проявления искренности.

– Ты его слышал.

Рю отошел в сторону, предоставив нас друг другу. Я взглянул на брата в поисках поддержки. И он дал мне ее, улыбаясь и кивая.

– До конца ли он говорит правду?

– Целиком и полностью. Печати работают равносильно. Он хочет солгать, но не может. Знак не позволяет.

– Что ж… Ацурами, стань моей тенью…

– Для того меня и создали. Я в твоей власти, – ответил Малиновый Оскал. Он вздохнул, после чего бросил Рю: – Теперь отпустишь, а, желтоглазый? Затекло все…

– Можно, – ответил заклинатель холодно. – Только не делай глупостей, иначе махом взлетишь на воздух.

Он всплеснул руками. Оцепенение, кукла и искренность исчезли, а сам Ацурами опустился всеми лапами на татами.

– А все так хорошо начиналось, – горестно проронил он. Малиновый Оскал повернул морду ко мне и принялся клацать зубами. – Надеюсь, теперь ты доволен, Фу-у-у-у-удо-сама.

За происходящим мы не уследили, что по проходу между комнатами кто-то шел. Фусума приотворилась, являя Гаку. На него теперь устремились три взгляда.

– Фудо, все приготовления закончены. Служба уже начинается. Пойдем ско…

Он все-таки увидел огромное обезьяноподобное чудище. Я только подумал о его смерти – Ацурами принялся исполнять.

Исчадие преисподней схватило его лапой за лицо, подавляя вырвавшийся крик. Мой кровожадный спутник поднял монаха над полом. Гаку задергал ногами и выпал из гэта , не находя твердой поверхности.

Глумливо хихикая, Ацурами запустил когти другой в чрево старейшины, нащупал позвоночник и разорвал тело пополам. Вместе с отсеченной половиной насильника на татами рухнул кишечник.

Руки Гаку опустились: он умер. Но Малиновый Оскал не остановился и раздавил его голову, как дыню. Верхняя половина туловища упала следом.

Смотреть было… приятно.

Ничего нового я для себя не открыл тут. Столько раз умирал, и всегда – по-разному. Вряд ли существует смерть, способная меня поразить.

Старейшина получил свое. Его убил Малиновый Оскал, но ощущение было, будто это сделал я. Пользоваться Ацурами оказалось проще простого. И… очень приятно.

На очереди остальные старейшины Отобе.

– Непередаваемые чувства! – восторженно воскликнул спутник. – Но не так весело, как заниматься тобой, Фудо-сама.

– Если это должно было мне польстить, получилось не очень.

– Тебе ведь понравилось, как я с ним расправился, верно? – приторно спросил он.

– Не отрицаю, – хмыкнул я, скрестив руки на груди.

– Р-р-рад служить.

– Это только начало, – вставил в разговор свои пять мон Рю. – Пора в молельню…

Он вышел из клетушки первым. Следом – я, чтобы никогда больше не вернуться сюда. Нас замыкал мой спутник…

Комментарий к Часть четвертая. Опальный Император (4-3)

106. Гэта – японские сандалии-скамеечки.

107. Японский мон – самая дешевая, медная монета, включенная в реестр денежной системы Токугава.

========== Часть четвертая. Опальный Император (4-4) ==========

Глава шестнадцатая. Солнечный Клинок

Поздним утром того же дня

Голоса сливались в один громогласный, звенящий и твердый, как горная порода. Рю с точностью определил, где молельня, и продолжал идти первым.

Босиком по полу ноги несли на место. Подбородок прижался к груди. Я размышлял, как лучше расправиться с обидчиками.

Предстоящий суд должен был стать равноценным. Чтобы монахи поняли, как страшно ошибались. Месть грядет.

Но мысли путались. Внутренние перепалки закончились только в молельне, когда перед нами предстали поголовно все обитатели монастыря. Дверь выходила на середину зала – нас легко заметили.

Крайний ряд уловил шевеление по правую руку. Он замолчал, уставившись на нас, потом – все остальные. Песнь совсем стихла.

Монахи недоуменно переглядывались, но ртов не открывали. Они не сразу поняли, что я появился вместе с вооруженным чужаком и огромной костяной тварью, которая сверлила их взглядом из-за моего плеча, насмехаясь.

Я заметил страх на их лицах. Скоро глотки затрепещут в вопле.

В толпе послушников глаза искали старейшин. Я считал их по головам, как овец. Что порадовало меня, все были здесь.

Малиновому Оскалу суждено было оборвать пятьдесят три жизни. Не все из них посещали меня вечерами, но каждый провинился одинаково.

Мне хотелось бы уделить всякому старейшине отдельное внимание. Но я один, а сколько их. Если бы Ацурами уничтожал монахов по одному, другие бы спаслись бегством, либо попали на клинки Рю. Но это был мой суд.

Я должен был убить всех в раз. Посланник Ёми мог это позволить. Его истинная сила – более адская, чем просто рвать и метать.

– Это же Фудо! – послышался возглас юноши из толпы.

– Кто это с ним?.. У него мечи!

– Вы тоже видите чудовище? Боги, что это? Как оно пробралось на священную землю? – выли послушники, понемногу пятясь назад.

– Малиновый Оскал, – позвал я чудовище.

– Да? – Его горячее, смрадное дыхание обдало половину моего лица от затылка.

– Ты отличаешь старейшин от послушников? Не тронешь мальчишек?

– Разумеется, Фудо-сама-а-а, – сладострастно промурлыкал Ацурами и захихикал, как малолетний негодник. – Наши умы тесно связаны. Просто подумай, с кем нужно покончить. Остальное – за мной.

Его острый язык облизал пилообразные зубы. До чего противно!

– Надеюсь, быстро?

– Да. Да! – буйствовал тот, подергиваясь от нетерпения и напоминая умалишенного. – Ну же, отдай приказ.

Если верить Ацурами, что он – средоточие всего богомерзкого, низкого и дурного в Опальном Тэнно, кем же я был? И стану ли таким опять?..

Тварь из преисподней услышала мои сомнения и лишь рассмеялась.

Да свершится правосудие.

– Они твои, – бросил я ей и отошел к брату.

Больше Малиновый Оскал не смеялся. Он припал к полу и изверг грозовой рев. Воздух вокруг его пасти задрожал. Несравнимый вой был оглушителен.

Послушники и старейшины визжали и толкались. Нечленораздельные крики потонули в рокоте Ацурами.

Тварь замолчала. Замахнулась и ударила каменную поверхность перед собой, оставив глубокую вмятину и пустив трещины полукругом.

Они загорелись, поползли кривыми полосами к старейшинам, огибая юнцов и преследуя тех, чьей гибели я ждал.

Единовременно их мельтешащие тела – худосочные, жирные и сложенные крепко –обратились в столбы красного пламени. Ходячие трупы заплясали.

Послушники старались убраться подальше: отбегали и отползали. Но огонь и так не задевал их. Ацурами хотел, но не смел.

Неблагозвучие воплей больно резало слух. Заставляло стыть кровь послушников несмотря на адский жар. Оно грело только меня одного.

Жженные волосы сокращались до иссыхающих луковиц. Одеяния тлели и опадали хрупкими лоскутками, крошась в муку. На верхний слой кожи, тут же смяв и осушив, ложилась невыносимая боль. Она проникала глубже, обнажая мясо. Плоть становилась черной гарью до самого основания, где желтели опаленные ломкие кости.

Предсмертное безумие стихало. Старейшины падали ниц в прах.

Возмездие свершилось.

Причин подавлять и сторониться радости у меня не имелось. Я упивался ей, как страждущий – пресной водой, найденной им на пятке земли посреди соленого моря.

То, что осталось от старейшин, развеет ветер, разбросав пылью по миру. Души будут мучиться в темнейших уголках Ёми целую вечность – и поделом. Их личности тоже умрут, забытые жертвами, как страшный сон.