Утро нового века (СИ)

Дарья вскрикнула и схватилась за сердце.

— Нет!

— Дело по краже церковной утвари передаётся в суд.

— Матушка! — она упала на колени и обняла ноги настоятельницы. — Я не делала этого! Клянусь вам!

— Встаньте, дочь моя.

Дарья едва поднялась на ноги. Случившееся отняло у неё все силы.

— Храни вас Бог.

Игуменья перекрестила её.

— Что мне сделать для вас?

— Пока за мной не приехали, пожалуйста, позвольте написать… известить сестру.

— Я исполню вашу просьбу и буду молиться за вас.

Вернувшись в свою келью, Дарья, напряжённо вглядываясь в лик Богородицы, мысленно обратилась к ней.

» Матерь Божья, ты всё видишь. Душа, каждого из нас, грешных, видна тебе до дна. Ты знаешь, я — грешница, но я не воровка. И если это моё испытание, я пройду его со смирением. — Она опустилась на колени. — Молю тебя, милостивая матерь, укрепи мой дух… и помоги избегнуть напраслины».

***

Ещё не рассвело, когда в комнату Елены постучали.

Она подняла голову с подушки и прислушалась. Стук повторился.

— Барышня, — послышался за дверью голос горничной Наташи. — Проснитесь.

— Что случилось?

— Вам письмо.

Елена села и потянулась к прикроватной тумбочке за спичками и керосиновой лампой. Зажгла свет и откинула крючок на двери.

Наташа вошла в комнату.

— Почтальон Митрич, вчера, поздно вечером приехал. Привёз письмо.

Елена схватила её за руку.

— Письмо? Где? — заволновалась она. — От кого?

— Да я, барышня, читать не умею, — оправдывалась горничная. — Вы с Анной

Лукиничной спать уже легли. Митрич мне говорит: «Чай не телеграмма. Значит не срочно. Утром отдашь». А я так и спать не смогла, всё думала, а вдруг важное. Ведь с самого Петербургу!

— Ладно, — Елена провела рукой по волосам. — Давай его сюда.

— В летней кухне оно.

Елена натянула платье, обулась и, накинув на плечи шаль, пошла вслед за горничной.

Коротка летняя ночь. В саду уже начинало светлеть.

В летней кухне царил полумрак. У стены, над столом, перед иконой богородицы, теплилась лампадка. На выбеленной плите, чисто вымытые кастрюли и вычищенные сковородки. В углу, топчан с подушкой и одеялом. Здесь, в жаркие дни, спала Наташа.

Горничная вынула из-за иконы белый конверт. Протянула Елене.

— Ты ложись, Наташа, — уходя сказала она. — Поспи. Рано ещё.

Осторожно ступая, чтобы не скрипнули половицы, она вошла в комнату сестры.

Разметавшись во сне, Анна крепко спала. Одеяло сползло на пол. Подняв одеяло,

Елена повесила его на спинку кровати и, не решаясь разбудить сестру, вернулась к себе.

Пододвинув ближе лампу, с замиранием сердца, вскрыла конверт.

Поднесла листок к свету, и прочла: «Родные мои…»

Губы дрогнули, а глаза побежали по строчкам.

Содержание письма поразило её.

— Даша… — прошептала она.

Вскрикнув, выбежала на террасу. Спустилась по ступенькам и ринулась в сад.

Она бежала по усыпанной песком дорожке и остановилась на берегу рукотворного озера. Тоскливо посмотрела на темнеющие по берегам кусты, на силуэты деревьев вдали, на бегущую вдоль озера тропинку.

«Даша, — лихорадочно думала она. — Почему? Почему опять ты?!»

Сдвинув тёмные брови, своими бездонными глазами, она глядела на озеро и мысленно ругала себя за многолетнюю чёрствость к сестре и гордыню.

Покойные родители считали её самой разумной, уступчивой и послушной. Они очень редко делали ей замечания.

Елена никогда не вступала в спор с ветреной Дарьей. Она считала, что упрямая и своевольная сестра всё равно всё сделает по-своему.

В отличие от неё, Анна так не думала и, постоянно, пререкалась с Дашей из-за всякого пустяка.

Иногда эти споры заканчивались разбитым носом Ани. И тогда Лене приходилось становиться между ними, стараясь примирить.

— Она ударила меня! — кричала Аня. — От неё правды не узнаешь! Потому что

Дашка лжёт всем на каждом шагу! Тебе — одно, мне — другое, маме и папе — третье!

— У Даши просто богатая фантазия, — уверяла рассерженную сестру Елена.

— Да она за пень зацепилась, вот нос и расшибла! А теперь всё на меня сваливает! — топая ногами, красная от возмущения, орала Даша. — Пусти меня, Ленка, я её поколочу, чтобы не ябедничала!»

— Я видела, как ты дралась с Витей Мартовским!

— Подумаешь, — фыркала Даша. — Он разорял вороньи гнёзда! Иди, жалуйся!

— А потом, — злые глаза Ани становились хитрыми. — Ты с ним… целовалась!

— Молчи, жаба, иначе ещё получишь!

И Даша устремлялась за улепётывающей к дому сестрой, чтобы оттаскать её за косы.

Лена бежала следом.

Но они не могли долго сердиться друг на друга.

Обиды быстро забывались, и они бегали, босиком, по густой, стелющейся по земле, как пушистый ковёр, траве. Лежали на горячем песке у этого озера и, смотрели как к кромке воды, из глубины, всплывают мелкие рыбёшки, с круглыми, как глобус глазками.

Елена очнулась, когда с террасы послышались голоса Ани и старой няни. Зазвенели чашки и тарелки.

Она не заметила, как взошло солнце. Пора было идти к завтраку.

Когда завтрак подходил к концу, Елена не говоря ни слова, протянула сестре сложенный вчетверо листок.

Через минуту, задрожав, он выпал из ослабевших пальцев девушки.

— Не может быть! — вскрикнула она и заплакала.

В тот же день они выехали в Петербург.

Имение Луговое, находилось недалеко от города, и дорога не занимала много времени.

Елена напряжённо молчала, а по щекам Анны то и дело катились слёзы.

Одна из монахинь встретила их на пороге. Взгляд её строгих глаз не вселял надежду.

— Сестра Дарья в своей келье, — холодно бросила она. — Матушка игуменья разрешила вам увидеться с ней.

Идя по длинному коридору вслед за монахиней, Елена услышала чей-то, похожий на шипение, шепот.

— Посмотрите на них. У них одно лицо! Только у исчадий ада один лик. Всех их нужно замуровать в стене. Так, чтобы от них и следа не осталось.

Елена остановилась и огляделась по сторонам. Никого не было видно.

Холодной волной прошелестел этот шепот и исчез под высокими сводами, полутёмного монастырского коридора.

Елена окончательно поняла, мало того, что сестру оклеветали, её и приговорили.

Если не к физической, то, наверняка, к моральной смерти.

***

Сидя на келейной узкой кровати и, не отводя глаз от икон, Дарья молилась.

Матушка настоятельница приставила к её келье охрану, в виде сестёр Ольги и Фёклы и эти два неусыпных стража, сменяя друг друга, караулили её день и ночь. На ночь двери закрывали на ключ, и она оказывалась в тёмной келье, как в ловушке.

Молитва, была единственной радостью и утешением в несчастье.

Стоя перед иконами, Даша молилась, чтобы Господь дать ей силы и веру, просила защитить от позора и вернуть ей былой покой и счастье.

Когда её губы шептали молитвы, её плачущее сердце было далеко. Там, где сейчас находились её сестры.

— Дашенька, — всхлипнула Анна.

— Здравствуй, Даша, — тихо позвала Елена.

Дарья отвела глаза от иконы и медленно повернулась на голоса.

Возле дверей стояли её сёстры.

— Вы приехали… — едва шевельнув губами, произнесла она и, зарыдав, бросилась, в распростёртые объятия сестёр.

***

Арсений не знал, как поступить и что предпринять, чтобы помочь Ксении.

Открыть всю правду отцу и, попросить его о помощи, нельзя. Если он узнает, кто эта девушка, он придёт в бешенство и, его дальнейшие действия непредсказуемы.

Выходило, что желание помочь Ксении оставалось лишь желанием.

Встречи с сестрой Дарьей и цыганкой окончательно заставила его пасть духом.

И он решил уехать. Уехать куда глаза глядят, лишь бы подальше от дома, отца и, всех этих запутанных историй. Возможно, когда-нибудь, он встретиться с Ксенией Карницкой.

«Правильно ли я поступаю? — в который раз спрашивал он себя. — Уехать, значит бежать от трудностей. А если обратиться к священнику и всё ему рассказать? Ведь я обещал Ксении помощь! А вдруг… это ускорит ход событий или… её уже постригли?»