Возвышение падших (СИ)

Её голова легла на его плечо сзади, а руки обвились вокруг его шеи отчаянно и крепко, будто говоря, что она не хочет его отпускать ни от себя, ни из своих покоев.

— Ты возвращаешься к ней? — глухо спросила она, так как её губы прислонялись к ткани его белой рубашки. — Прошу, не уходи…

— Перед тем, как явиться сюда, я велел ей вернуться в гарем, — ответил шехзаде Баязид, и его рука медленно легла на её руки, обвивающие его шею. Он развернулся, на размыкая их, и, оказавшись с ней лицом к лицу, улыбнулся примирительно, тепло и мягко. — И если ты просишь, я останусь.

Эсма Султан порозовела от смущения и отпрянула от занавесок, которые заменяли двери во внутреннюю комнату, едва её отец наклонился и поцеловал её мать.

Она испугалась того, что они ссорятся, впервые на её памяти, и решила узнать в чём причина, подслушав их разговор после того, как ей велели вернуться в кровать.

И сейчас, лёжа в кровати и засыпая, она ощутила тоску и какое-то щемящее чувство в груди. Ей тоже хотелось любить, как её родители любили друг друга. Познать и счастье, и боль, и ревность. Когда её выдадут замуж, почувствует ли она всё это, или в её жизни никогда не будет столь желанного чувства — любви?

Утро.

Дворец санджак-бея в Амасье. Покои Дэфне Султан.

Проснувшись от какого-то шума, Дэфне Султан приподнялась на локтях в постели и, сонно хмурясь, огляделась в своих покоях. Яркие солнечные лучи уже озаряли их, а у тахты рядом со столиком возилась какая-то девушка.

Заметив, что султанша проснулась и непонимающе смотрит на неё, она резко распрямилась, уронив со столика кувшин с водой. Та огромным мокрым пятном разлилась на ковре.

— Простите, султанша, — причитала девушка, суетясь. — Я случайно…

Дэфне Султан не сдержала улыбки, наблюдая за ней, и, сев в постели, откинула длинные, когда-то золотисто-светлые, а теперь стремительно седеющие волосы на спину.

— Ты новая служанка, которую подыскала Миршэ-калфа?

— Да, — подтвердила девушка, поставив поднятый кувшин на столик и неловко переминаясь с ноги на ногу возле мокрого пятна на ковре. — Джайлан.

Двери распахнулись, и в покои вошла Миршэ-калфа, которая, заметив Джайлан-хатун, тут же нахмурилась и посуровела.

— Что ты здесь делаешь? Я сказала принести завтрак, когда султанша об этом распорядится, а ты без разрешения вошла, разбудила султаншу и испортила ковёр!

— Ничего страшного, — мягко отозвалась Дэфне Султан, зевнув и поднявшись с ложа.

— Султанша, доброе утро, — с улыбкой повернувшись к ней, тут же смягчилась Миршэ-калфа, а после, снова строго посмотрев на служанку, добавила: — Что встала? Неси кувшин с водой для умывания и полотенце! Вот же бестолковая…

Когда Дэфне Султан закончила с умыванием, в её покоях уже суетилось несколько девушек, которые по велению Миршэ-калфы, а точнее по её жесту, подошли к султанше с её платьями в руках и поклонились.

— Султанша, какое платье вы бы хотели надеть? — спросила Миршэ-калфа, пока Дэфне Султан мельком смотрела на каждое из предложенных платьев.

— То, синее.

Спустя некоторое время Дэфне Султан, облачённая в платье из синей парчи и серебряные драгоценности, украшенные сапфирами, сидела на тахте и завтракала.

— В гареме всё хорошо? — поинтересовалась султанша, посмотрев на стоящую рядом Миршэ-калфу, которая как всегда была собрана, сдержанна и суха.

— Да. Не беспокойтесь. А как ваше здоровье? Вы хорошо себя чувствуете?

Дэфне Султан не ответила и устало вздохнула. Калфа каждое утро задавала эти вопросы, а ещё пичкала её травяными настоями, неприятными на вкус лекарствами и настаивала на ежедневном осмотре лекаря.

— Мой лев продолжает звать к себе ту наложницу? — слегка помрачнела Дэфне Султан, справившись об этом.

— Продолжает, — ответила Миршэ-калфа, нахмурившись, будто тоже не одобряя это. — Но этой ночью шехзаде Баязид вдруг отослал Эмине-хатун обратно в гарем и отправился в покои Филиз Султан, где и остался.

Султанша изумлённо вскинула брови, а после улыбнулась облегчённо и мягко. Она знала, что её сын любит свою жену, и никакие наложницы этого изменить не в силах. Может, всё наладится, и в их семье снова воцарятся мир и покой?

Закончив с завтраком, Дэфне Султан хотела было прогуляться в садах, на чём настаивала Миршэ-калфа, утверждающая, что это необходимо для поддержания хорошего самочувствия, но явился главный евнух Идрис-ага с письмом из столицы.

— Оно для шехзаде Баязида, но его нет в его покоях, а гонец сказал, что это нечто важное и срочное, — отчитался евнух, передавая письмо султанше. — Похоже, в столице что-то произошло.

— Дай Аллах, к добру, — нахмурилась Дэфне Султан, развернув письмо и принявшись читать его. — От повелителя, — взволнованно добавила она, заметив султанскую печать под написанным.

“Баязид,

Ты радуешь меня своими успехами в управлении делами Амасьи. Надеюсь, ты здоров, как и твоя семья. Передавай моё почтение и пожелания здоровья матери. Я слышал, она поправилась. Хвала Аллаху, он сохранил её для тебя и для всех нас.

Меня Всевышний больше не желает хранить для нашей семьи и нашего государства, потому и пишу к тебе. Я слаб, болен, и, по словам лекарей, доживаю свои последние дни, не вставая с ложа и изредка приходя в себя.

Я улучил момент, пребывая в сознании, дабы написать это письмо для тебя, но не удивляйся тому, что не узнаешь мой почерк — я не в силах и пера взять в руки.

Ты — старший из моих сыновей после смерти Сулеймана. Ты взял самые лучшие качества от матери, хотя, пожалуй, в ней нет плохих. Я горжусь тобой, но на османском престоле тебя, увы, не вижу.

Как я сказал, ты похож на мать, оттого мягок, чувствителен, излишне сострадателен и жаждешь справедливости вопреки голосу разума.

Повелитель не может быть мягким, не может быть чувствительным, а излишние сострадание и жажда справедливости приводят к неверным решениям, основанным на чувствах, а не на голосе разума.

Потому мое решение таково: моим наследником объявлен шехзаде Мехмет, как следующий после тебя по старшинству.

Султан Орхан Хан Хазретлери”.

Отложив письмо на столик, Дэфне Султан прикрыла веки и шумно выдохнула. Она знала своего сына и знала, какая буря поднимется в его сердце, когда ему станет известно о решении повелителя.

Но её беспокоило не только это. Султан Орхан, по его словам, при смерти, и это поселило в душе султанши страх, тоску и печаль. Прошло столько лет, а в её сердце всё ещё тлели чувства к нему. Даже промелькнула мысль о том, чтобы отправиться в Топкапы, увидеть его, хоть чем-то помочь и просто побыть рядом с ним.

Но она не могла этого сделать, когда её сын нуждался в ней. Только она сможет образумить его и помочь справиться с гневом и страхом. Султан Орхан прав: шехзаде Баязид чувствителен, раним и скор на проявление чувств. Что уж говорить, это всё он перенял у неё, потому они друг друга так хорошо понимают.

— Как только мой лев вернётся к себе, передай ему, что я жду его для важного разговора, — велела Дэфне Султан, посмотрев на Идриса-агу, который поклонился в знак покорности.

Дворец Гюльрух Султан.

Жизнь Гюльрух Султан шла своим чередом — размеренно и однообразно.

День за днём, неделю за неделей она проводила в своём дворце или же в садах, его окружающих. Самостоятельно занималась воспитанием сына, который, к её сожалению, рос похожим на Касима-пашу как внешне, так и характером. Читала книги, вышивала или спала.

Она и прежде была особой холодной, сдержанной и мрачной. Но её теперешняя жизнь — однообразная, пустая и скучная — душила её. Она ещё больше закрылась в себе от окружающих и от мира, а на её лице давным давно не было улыбки — лишь сухое и мрачное выражение.

Несчастливый брак, сын, похожий на ненавистного мужа, безделье и скука — всё это злило и мучило её.

Несколько раз она порывалась в Топкапы, но там было не до неё. Повелитель при смерти, Эсен Султан, потеряв ребёнка, закрылась в своих покоях с детьми, о Карахан Султан ни слуха, ни духа.