Возвышение падших (СИ)

Вынужденная томиться в своём дворце, Гюльрух Султан и сегодня, проснувшись, сначала позавтракала, после немного погуляла с сыном, а теперь, расположившись на террасе, залитой солнечными лучами, пыталась читать.

Лениво перелистнув очередную страницу, она вдруг услышала приближающийся топот конских копыт, и, заинтересованно посмотрев поверх мраморных перил на дорогу, ведущую ко дворцу, заметила трёх всадников.

Касим-паша возвращался с государственной службы в сопровождении охраны. Узнав его, Гюльрух Султан нахмурилась и поджала губы.

Муж с ней не виделся, не разговаривал и вообще не обращал на неё внимания. Разумеется, её это устраивало, ведь она его терпеть не могла, но порою отчего-то ей становилось обидно и даже тоскливо. Она была одна и ей было не с кем поговорить, исключая глуповатых служанок.

И сейчас, устав от одиночества и заскучав от чтения, она покинула террасу и спустилась в главный холл, успев как раз к тому моменту, когда в него вошёл усталый, хмурый и задумчивый Касим-паша.

Сделав вид, будто наткнулась на него случайно, Гюльрух Султан надменно прошествовала мимо, и опустившись на тахту, хмуро на него посмотрела.

Касим-паша, помрачнев, поклонился. После, сохраняя молчание, подошёл и сел рядом, отчего султанша изумлённо вскинула брови. Неужели, он наконец-то заметил её? Не прошёл мимо, будто она была невидимой или прозрачной?

— Поразительно, — процедила Гюльрух Султан.

Непонимающе нахмурившись, Касим-паша искоса посмотрел на жену, которая холодно ухмылялась. Как же он не любил эту холодную ухмылку и эти колкие чёрные глаза.

Возможно, будь Гюльрух Султан другой — мягче, чувственнее и добрее — он смог бы её полюбить. Но она была бессердечной, мрачной и язвительной, что, вскупе с её внешностью — холодная и сдержанная красота, огненно-рыжие волосы, чёрные глаза и мраморно-белая кожа — делало её какой-то отталкивающей, пугающей, недосягаемой.

— Что вас поразило? — сухо, даже устало спросил Касим-паша.

— Неужели вы заметили меня? И даже не побрезговали сесть рядом со мной.

Поморщившись от яда в её голосе, мужчина отвернулся, но не ушёл.

— Я не брезгую вами. И, поверьте, вас трудно не заметить.

— Неужели? — её ухмылка стала ещё холодней. — Мне казалось, для вас не составляет труда не замечать меня и не разговаривать со мной едва ли не на всём протяжении нашей совместной жизни.

— Разве вы не этого хотели? — теперь же усмехнулся Касим-паша. — Теперь, когда я делаю то, о чём вы просили — стараюсь не встречаться с вами, дабы не делать вас ещё более несчастной, и не докучать — вы недовольны?

Гюльрух Султан промолчала, а её лицо стало ещё более надменным.

Некоторое время они молчали, отвернувшись друг от друга и испуская волны раздражения и напряжения, но Гюльрух Султан не сдержалась от любопытства. Ей хотелось занять себя хоть чем-то — даже сплетнями.

— Что происходит в Топкапы? Повелитель ещё не поправился? И как на всё это реагирует Эсен?

— Он умирает, и ни о какой поправке и речи быть не может, — отрезал Касим-паша. — А о делах в гареме мне неизвестно.

— Так уж и неизвестно? — насмешливо переспросила султанша. — Карахан вам ни о чём не рассказывает?

Касим-паша тут же напрягся, отчего Гюльрух Султан удовлетворённо хмыкнула.

Посмотрев на неё, он придирчиво оглядел её лицо, будто пытаясь понять, как много ей известно.

— Карахан Султан? Какое она имеет ко мне отношение, позвольте узнать?

— О, не стоит разыгрывать непонимание и возмущение, — поднявшись с тахты, наигранно рассмеялась султанша. — Я знаю о ваших встречах в Мраморном павильоне. Не только у вас есть слуги, готовые за несколько монет выполнить любое поручение, в том числе проследить за кем-то или подслушать чью-то беседу.

— Не лезьте в это, — процедил Касим-паша, также поднявшись с тахты и грозно посмотрев на жену, которая только снова наигранно рассмеялась, хотя сама кипела от раздражения. — Занимайтесь воспитанием сына, так как политические дела вам не по зубам. Здесь нужен ум, а не высокомерие и язвительные фразы.

— Считаете её умной? Мне противно наблюдать за тем, как третий по силе и власти человек в государственном совете преклоняется перед гаремной рабыней.

— Карахан Султан поумнее вас уж точно. А сейчас прошу меня извинить, мне нужно работать.

Касим-паша, развернувшись, ушёл, чувствуя затылком тяжёлый и гневный взгляд.

Топкапы. Гарем.

— Да объясни ты толком, откуда взялась, — раздражённо процедила Зейнар-калфа, стоя в ташлыке.

Напротив неё стояла юная красивая девушка с длинными золотисто-русыми волосами и голубыми глазами. Она ей кого-то напоминала, но Зейнар-калфа не могла понять, кого именно.

Что-то было знакомое в этой приторной красоте, в выражении глаз и в жестах.

— Говорю же, я из Манисы. Была служанкой Айсан Султан. Со смертью шехзаде Сулеймана его гарем был распущен, после умерла и Айсан Султан. Мне некуда было идти и негде работать. Я решила попытать счастья в Топкапы.

Зейнар-калфа насмешливо оглядела девушку, а после покачала головой.

— Ты рабыня, значит, тебя должны были продать. Как ты могла самостоятельно уехать из Манисы и добраться сюда?

— Джихан-калфа, которая была хазнедар в гареме шехзаде Сулеймана, отпустила меня после похорон Айсан Султан, моей госпожи, — уверенно ответила девушка. — Она и посоветовала податься в Топкапы.

— И что мне с тобой делать? — устало вздохнула Зейнар-калфа. — Калфой назначить не могу. Даже не мечтай.

— Я ей займусь, — неожиданно раздался мужской голос за их спинами, и, обернувшись, женщины увидели Зафера-агу. — Несколько дней назад Карахан Султан лишилась служанки, велела мне найти для неё новую. Пойдем, покажу тебя султанше, может, возьмет в услужение. Ежели нет, то что-нибудь ещё подыщем, не так ли, Зейнар-калфа? Нуждающимся в крове и в работе в Топкапы всегда место найдётся…

Зейнар-калфа, подозрительно сощурившись, всё же позволительно кивнула. Проводив взглядом ушедших Зафера-агу и девушку, она вернулась к исполнению своих обязанностей.

— Карахан Султан заждалась тебя, — тихо говорил Зафер-ага, сопровождая Элмаз-хатун по коридорам дворца. — В Манисе всё нормально?

— Если не учитывать того, что шехзаде Сулеймана и всю его семью поубивали, то да, всё нормально, — ответила она, по пути любопытно осматриваясь. — А здесь красиво… Неужели Ариадна здесь живёт? Неудивительно. Она всегда умела добиваться самого лучшего.

— Называй её Карахан Султан и никак иначе. Она уже не рабыня, а султанша и мать шехзаде.

Элмаз-хатун передёрнула плечами, будто не желая его слушать и, когда они подошли к дверям покоев Карахан Султан, улыбнулась. Ей поскорее хотелось увидеть старшую сестру, с которой она не виделась годами.

Войдя в покои в сопровождении Зафера-аги, Элмаз-хатун восхищённо и растерянно замерла на пороге. Покои были довольно-таки просторными, светлыми и красивыми. Золотистый и голубой цвета перемежались на стенах и на тканях, настенные резные шкафчики, декоративные вазы, и, главное, Ариадна, подобная самой богине красоты Афродите, о которой им в детстве рассказывали учителя по мифологии.

Она величественно восседала на тахте, облачённая в платье из зелёного шёлка изысканного и лёгкого кроя. В её длинных золотисто-русых волосах возвышалась золотая диадема с изумрудами, которые сверкали и блестели в солнечных лучах, попадающих в покои через окно.

Подняв ярко-зелёные глаза, она просияла, радостно улыбнулась, поднялась с тахты и поспешила навстречу. Сёстры обнялись и долго не отпускали друг друга, а Зафер-ага, стоя в стороне, был изумлён и несколько обескуражен. Прежде ему не доводилось видеть Карахан Султан в столь истинной радости.

— Ариадна, ты словно королева, — слегка отстранившись и принявшись восхищённо разглядывать сестру, воскликнула Элмаз-хатун. — Когда мы встречались в последний раз, ты была…

— Всего лишь фавориткой, — закончила за неё Карахан Султан, жестом пригласив её на тахту. Они сели, взяв друг друга за руки и продолжая радостно улыбаться. — А теперь я — султанша.