Две войны (СИ)

- Что ж, я готов рискнуть, я хочу прожить свою жизнь согласно своим языческим принципам. Я клянусь - мы навсегда оставим Америку. - Худощавый и гибкий, с глазами, горящими в свете керосиновых ламп, Алекс напоминал мудрую, священную змею, и Джастин верил его словам, но правда крылась в том, что все эти клятвы - недостаточно цепкий гарпун, и Джастин знал, что все может обернуться против них, в любой момент. Он начинал бояться провала всех их планов, но вместо своих опасений он всего лишь энергично закивал в ответ:

- Да, да… прочь из Штатов, подальше отсюда! Только вдвоем.

Алекс смотрел на него в упор, внимательным взглядом своих хищных глаз, невыразимо, даже постыдно прекрасный. От его лица и осанки исходило обещание любви, разнообразной и сложной, и обещание неизреченного, даже невыносимого счастья.

Калверли припал к губам Алекса с неожиданной силой, неконтролируемой страстью: так человек, обезумевший от жажды, пьет морскую воду и с каждым глотком мучается все сильней, но не в силах оторваться - ведь на губах влага и прохлада, которая спасает. Джастин целовал мягкие сухие губы и пил его горячее дыхание, больше всего боясь расставания с ним. Без лишних слов, Джастин толкнул его к кровати, тело под ним вздрогнуло от тихого смешка. Джастин запускал пятерню в его волосы, и было впечатление, что отросшие локоны буйно разметались по покрывалу, словно по траве и расплавленным золотом растеклись, вплетаясь в ее зеленый шелк. Горячая ладонь ныряла под рубашку и гладила спину, где не спеша прогуливались, примеривались пальцы. Алекс быстро расправился с рубашкой и завязками на своих штанах, Джастин последовал его примеру, и вскоре их одежда оказалась на полу. Обнаженная кожа Алекса побелела, заиграла переливами молочного опала, и Джастин нетерпеливо припал к его телу, чувствуя под своими ладонями твердость чужих мышц и пробившийся сквозь резкий аромат вина, будоражащий мужской запах, сводил его с ума. Джастин жаден до ласки, ему нравится гладить напряженный живот, втягивать губами кожу на шее и щеках, вылизывать чувствительные шрамы на его груди, оставленные сталью и огнем, прослеживать пальцами узлы сухожилий, перекатывающиеся под влажной кожей. Сильные тонкие пальцы покружили вокруг затвердевших сосков, а потом сжали их, заставив Алекса мелко вздрогнуть. Его грудь похожа на лютню, и пальцы Джастина, скользящие по сильным бугоркам мышц, за которыми спрятано дико бьющееся сердце, вытягивают пробегающий по рукам звон, словно задевая струны трепещущей души.

Губы нежно проходят по ключице, опускаются к затвердевшим темным соскам, по очереди обводя их языком и Джастин, удовлетворенно услышал два коротких вздоха.

Руки Алекса ласково оглаживают его спину, спускаясь к бедрам, прижимая того сильнее, Джастин, качнувшись вперед, медленно трется пахом о напряженный член любовника, чувствуя, как промежность наливается жаркой сладкой тяжестью. Джастин раздвигает языком красные губы, напористо и глубоко проникая, сходя с ума от теплых ладоней, невесомо скользивших по спине и плечам, от зеленых глаз, наполненных знакомым нетерпеливым блеском.

Некоторое время оба пребывали в состоянии всепоглощающего исступления, с каждой секундой, испытывая все более восхитительное, сводящее с ума наслаждение от поцелуев; они доводили до безумия, разжигая пламя, которое невозможно было укротить и, возбуждая голод, который невозможно было утолить.

Так проходит несколько минут, наконец, отрываясь от его рта, Алекс говорит в упоении, и голос его возбужденно дрожит, кончик языка нервно облизывает яркие губы:

- Возьми меня, Джастин. Я хочу, чтобы сейчас ты это сделал.

- Алекс, неужели ты серьезно? – горячим выдохом безумного желания прошептал Джастин; его сверкающие глаза выражали желание и радостное согласие выполнить его пылкую просьбу, но Джастин до последнего не мог поверить в то, что услышал. – Ты прежде никогда не хотел этого…

- Теперь я так хочу. Дай мне почувствовать тебя внутри, Джей. – Добавил он мягким, приглушенным, умоляющим тоном любовника, желающего, чтобы его поняли без слов.

Желая новых ласк, новых ощущений – более острых, опьяняющих, сладострастных, стремясь доставить удовольствие не только себе, но и другому, от скрываемого желания обладания, Джастин мелко дрожал, растерянно и нетерпеливо одновременно.

- Я никогда не принадлежал никакому другому мужчине и никогда не буду. – Тихо срывается с припухлых губ Алекса и от этих слов по телу Джастина пробегает горячая волна неописуемого удовлетворения.

Александр отдавал ему свое тело, как священную жертву, на пороге древних храмов, где даже божества древности, ушедшие и изгнанные из мира людей, готовы вечно благословлять нежную и пламенную, преданную и прекрасную любовь, которая дороже богатства, славы и мудрости. Для Джастина это дикое чувство было дороже самой жизни, потому что даже жизнью он не дорожил – он просто разучился жить - и давно уже не боялся смерти, с которой он так отчаянно и много играл. Смерть позволила ему сжульничать и остаться в мире многогранного хаоса, среди которого он нашел свет этих глаз, звук этого голоса, прелесть этих рук и жар этого тела. Алекс легок и прекрасен, иногда создается впечатление, что при звуках его голоса, драгоценные слова, как россыпь океанского жемчуга, падают на золотое блюдо, зарождая светлые мысли в голове Джастина, вознося его в мечтах и грезах выше, чем свет зари и всех небесных светил.

Пах выкручивало, выламывало едва сдерживаемое желание ворваться в любимое податливое, такое гибкое и сильное тело, утвердиться в каждой его клетки на века.

Джастин мягко поглаживал его мошонку, а пальцами второй руки осторожно и вкрадчиво пробирался между ягодиц, трепетно исследуя тугое отверстие, теряя рассудок и сводя с ума Алекса.

Джастин знал что делать, однако ни Кристофер, ни тем более Алекс, никогда не позволяли ему испытать то блаженство, которое переполняло напряженный изнывающий член в объятиях тугих горячих мышц. С женщинами все всегда проходило слишком быстро и блекло, чтобы Джастин смог это запомнить на долгое время, предпочитая выкидывать эти скомканные образы из головы раньше, чем они превращались в бесплотных призраков его памяти. Обычно случалось так, что наслаждение, даримое женщинами, действовало ему на нервы, даже несмотря на то, что те жрицы любви, с которыми Джастин когда-то проводил свой досуг, отлично знали свое дело.

Он поцеловал горло Алекса, проведя кончиком языка по судорожно дернувшемуся адамову яблоку - бившийся в сонной артерии пульс, был таким же возбужденным, как и его собственный. От кожи пахло мылом и солью, чувствовался вкус чистого мужского пота.

Джастин отлично знал, какая боль сопровождает резкое, сухое вторжение и чем это грозит, но если он давно свыкся с этим дискомфортом, то для Алекса он готов был сделать все что угодно, только бы лишить его этой боли, оставив лишь красочную палитру яркого наслаждения, чистейшего удовольствия, получать которое научили людской род древние боги. Он оглянулся, ища что-нибудь, что могло бы подойти и Алекс, проследив за его взглядом, кивком указал на прикроватную тумбочку. Джастину протянул руку и ловким движением открыл первый ящик, где пальцы нащупали пузырек с маслом, которое они обычно использовали.

Алекс был взволнован их новым опытом не меньше самого Джастина, однако его смятение и робость выдавала только бледность лица; ни глаза, ни слова его не выражали того смиренного страха, с которым он ожидал вторжение в свое тело. Алекс видел, как Джастин, размазав масло по пальцам, замер в нерешительности и стал шептать слова любви тихим, сладким, убаюкивающим голосом, похожим на далекое эхо звуков, услышанных в полузабытом экстатическом сне, на чарующих океанских берегах. Они поднялись в мозг Джастина, как пузырьки шипучего пьянящего любовного напитка, который дурманил его, расслаблял и заставлял выкинуть из головы посторонние мысли.

Скользкие пальцы прошлись по внутренней стороне бедра и, опустив руку ниже, он начал ласкать Алекса, кружа подушечками пальцев вокруг туго сжатого отверстия, прежде чем, наконец, проникнуть сквозь расслабившиеся мышцы: осторожно и крайне медленно он ввел палец внутрь его тела, двигаясь очень плавно, щадя и давая возможность Алексу привыкнуть. Склонившись, он взял в рот опавший член Алекса, слегка посасывая головку, чувствуя, как он твердеет, а Алекс расслабляется, позволяя пальцу двигаться беспрепятственно в глубине своего тела.