Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Меритамон сжала губы и повернулась спиной к мужу.

***

Аменемхет солгал сестре насчет неотложных дел – конечно же; просто он выведал все, что хотел и мог. Больше ему бы не показали. Менкауптах был глуп, и как ни сдерживала его жена, проболтался своему гостю.

Аменемхет был почти уверен теперь, что отец переписал свое завещание на сестру или на Менкауптаха. Конечно! Аменемхет низок!.. Аменемхет уронил себя, он сделался позором своего отца, обесчестил память своей святой матери; он не заслуживает того, чтобы жить…

Вы еще увидите, кто чего заслуживает, пробормотал молодой господин. К сестре он приехал на колеснице; и обратно так несся в ярости, нахлестывая коней, что чуть не задавил какого-то простолюдина, сунувшегося под копыта. Аменемхет огрел его кнутом, и с удовольствием увидел, как мужик валится ему под ноги, не смея прикрыть кровавый рубец, украсивший его рожу.

Приехав в усадьбу, Аменемхет швырнул поводья в лицо слуге и, соскочив с колесницы, стремительным шагом направился в дом.

Он взбежал вверх по лестнице и, никем не останавливаемый – никто не смел – направился прямо в покои отца.

У дверей спальни больного сидел врач Уну, который без колебаний преградил молодому господину дорогу.

- Нельзя!

Аменемхет отшвырнул слабого старика одной рукой; врач ударился плечом и головой о стену и сполз на пол, потеряв сознание. Аменемхет подумал, не убил ли его – жаль, если не так. Он ворвался в спальню и кинулся к ложу больного; он навис над отцом во всей своей силе, во всей благородной ярости.

- Как ты посмел?..

Неб-Амон приподнялся; он смотрел на своего преступного сына без страха, и Аменемхет чуть не бросился на него при виде такого спокойствия.

- Как ты посмел так обойтись со мной? – выкрикнул Аменемхет, сдерживаясь из последних сил.

Неб-Амон, не отвечая, встал, и Аменемхет отступил, не ожидая, что отец еще может вставать. И больной вдруг с такой силой ударил сына по лицу, что Аменемхет вскрикнул и отлетел к прикроватному столику, сшибив его и всю стоявшую на нем посуду.

Неб-Амон наклонился над ним, похожий на ходячего мертвеца. Удар отнял у него все силы, но в его взгляде сейчас горела такая власть, что Аменемхет, не смея даже встать, скорчился, прикрывая руками свое сильное тело, которое так любил…

- Я жалею об одном, преступник, - прошептал Неб-Амон. – Что я слишком слаб, чтобы покарать тебя как должно – лишение наследства слишком мягкое наказание для такого, как ты…

Он вдруг со стоном отступил и упал на постель, и остался недвижим. Аменемхет в страхе поднялся, думая, что отец умер.

- Я могу заставить тебя переписать завещание! – приглушенно воскликнул он, глядя на эту фигуру, которая все еще внушала ему благоговение – великий первый пророк бога, с которым, несмотря на всю немощь Неб-Амона, молодой силач и красавец Аменемхет не мог сравниться сейчас и не сравнится никогда…

Неб-Амон ничего не ответил на слова сына, лежа с закрытыми глазами. Словно его безмерно утомило все, и выкрики этого молодого злодея только раздражали жреца, а не пугали.

- Я могу тебя заставить, - прошептал Аменемхет, склоняясь над больным.

Неб-Амон как будто только сейчас услышал это – он улыбнулся.

Невозможно было поверить, что когда-то этого человека называли одним из первых красавцев в стране.

- Каким образом ты сделаешь это? – прошептал великий ясновидец.

- Ты знаешь, - тихо сказал сын, и склонился совсем низко, словно для объятия или утешительных слов. Но вместо этого Аменемхет взял отца за горло.

- Прикажи переписать завещание - немедленно, - прошептал он. – Слышишь?

Неб-Амон не перестал улыбаться, даже почувствовав на своей шее руку сына, грозившую ему смертью – как будто именно этого он давно уже ждал.

- Сожми пальцы и убей меня, - прошептал он. – Когда ты сделаешь это и выйдешь из моих покоев, тебя схватят и предадут мучительной смерти…

Это была правда.

Юноша отнял руку, и улыбка Неб-Амона превратилась в гримасу сожаления – как будто он сам хотел, чтобы сын довершил начатое, и избавил отца от мучений, а землю от такого гнусного злодея, как Аменемхет.

Или он испытал облегчение оттого, что сын все-таки еще не погиб окончательно…

- Уходи, - просипел верховный жрец. – Пришли ко мне врача. Подумай о моей воле – это самое справедливое, что я мог сделать для тебя, и ты это поймешь, если для тебя еще есть надежда на спасение…

И Аменемхет, сам не зная почему, вдруг поклонился человеку, лишившему его будущего. Потом вышел, сдерживая шаг, чтобы не шуметь. Врач снова сидел за дверью, и его взгляд вдруг остановил юношу - словно Уну спрашивал глазами о том, что Аменемхет только что чуть не совершил…

Молодой господин показал на дверь.

- Отец зовет тебя, - сдавленным голосом сказал он, и медленно и понуро, точно что-то держало его ноги, направился в собственную спальню.

Там он бросился на кровать и зарыдал как ребенок – он ненавидел себя; но еще больше он в этот миг ненавидел отца. Юноша сам не сознавал, за что – за то духовное превосходство, которого у Неб-Амона не могла отнять ни болезнь, ни старость, ни даже смерть.

Когда слезы кончились, Аменемхет утерся своей белой простыней – на ней остались черные, рыжие и зеленые разводы от краски, которую молодому человеку сегодня с таким тщанием наложили на лицо. Потом господин дома встал и быстро подошел к шкафчику, где хранил яд, полученный от Тамит.

Он сел на кровать и уставился на глиняный сосуд, лаская кувшинчик с отравой, точно это была его возлюбленная.

========== Глава 61 ==========

Тамит жила в страхе и полной неизвестности.

Она снова почувствовала, насколько она ничтожна – и как коротко ее время. У нее были и масла, и притирания, и краски, и слуги… а еще было зеркало, говорившее ей жестокую правду. Иногда Тамит выносила его в сад, куда ее все еще пускали: она выходила ненакрашенной, и под лучами дневного солнца видела, что старится, несмотря на все свои ухищрения.

Да, Тамит была необыкновенно красива и необыкновенно хитра, и только это делало ее сильнее увядающих ровесниц и даже молоденьких женщин. Но она знала, что во второй раз ей такая удача – разжечь огонь в сердце и чреслах знатного мальчишки – уже не выпадет.

Знатные мальчишки предпочитают знатных девочек.

Только бы удержать того, которым Тамит владеет сейчас… удержать хотя бы до тех пор, пока он не вернет ей свободу; ну а потом, если ей будет сопутствовать удача, она еще сможет прибрать к рукам все то, чем владеет он. Старая хищная птица… так ее когда-то назвал Хепри. Да. Старая хищная птица еще сможет расклевать внутренности нежных молодых ягнят. Даже Аменемхет пока – ягненок, он не представляет себе, на что способна его возлюбленная.

Но Аменемхет опять перестал к ней приходить, и с каждым днем Тамит все больше боялась, что ей принесут яд. Или убьют во сне. Или вытащат отсюда и кинут в реку… хотя именно такой, наверное, будет ее участь, независимо от того, какой смертью она умрет.

А вскоре Тамит испытала новое потрясение, заставившее ее забыть обо всех прежних страхах… и отдаться новым опасениям и надеждам.

Она снова была беременна.

Весь день после того, как Тамит обнаружила это, она не выходила из комнаты – мерила ее шагами, кидалась на постель, заходясь то смехом, то слезами; отослала еду и не позволяла служанке даже подступиться к себе, чтобы помочь умыться и причесаться. Тамит так боялась, что кто-нибудь из людей поймет, в чем дело… Она не знала даже, как сама будет действовать – не то что как поступят ее враги…

Врач действительно был способен отравить ее вместе с этим вторым ребенком: однажды переступив запрет причинять вред, он уже не поколеблется. Тем более, что речь о такой преступнице, как она.

А Аменемхет? Может быть, он ее забыл?

Тогда ей останется только покончить с собой – хотя посмертная участь таких людей ужасна; но Тамит знала, что ее посмертная участь и так будет ужасна.