Сделка (СИ)

========== Часть 5 ==========

***

Я отключила очередной фильм на планшетнике размером с ладонь, устав даже от интересного сюжета и красивой игры. За окном электопоезда размывало долго тянущиеся леса. Мне чудились ружейные припасы, вес двустволки, оглушающие выстрелы, словно по команде разлетающаяся гурьба птиц. Без пива или другого лёгкого напитка довольно утомительно по рельсам скользили три часа дороги, хотя раньше случалось пересекать намного большие расстояния. Не хотелось застилать мозг и глаза действием алкогольной пилюли. Солнце выбегало из-за туч, то освещая поля с электропроводными вышками, или приветливо встречающие крыши станций, — то снова пряталось, будто сбегая по своим делам. Я не заметила, как меня забаюкало. Я проснулась от толчка при очередной остановке, а взгляд до сих пор держал лося, обрушивающего великотушной массой и словно с застывшими речами в теряющих движение выразительных карих глазах. Если б только мне дали вспомнить…

Я постучала в дверь большого бревенчатого дома с обветшалыми ставнями. По состоянию хозяйства, я уже не уверена была, что кого-то здесь найду. А особенно, деда, всегда стремившегося к порядку. Странно, но я помнила о нём почти всё, хотя в том ракурсе, словно смотрела со стороны его жизнь, никак в ней не запечатлевшись. После грохота непрекращающейся долбёжки моего низкого каблука о дверь, в доме, наконец, послышалось какое-то движение. Я стояла в сапогах, доходящих до колена, своей короткой кожаной куртке и дизайнерских брюках, чем-то отдаленно напоминающих жокейские, на высоком крыльце. Встречай-ка, друг дней моих суровых… На пороге появился старик с клинообразной бородкой и строго стриженными усами, неузнаваемо осунутый и плеший.

— Здравствуй, — сказала я. — Не хочешь обнять внучку?

Он медленно поднял взгляд с моих сапог на моё лицо и ничуть не гостеприимно обмолвил:

— Я знал, что ты придёшь.

— Неужели? Неприлично хило выглядишь, — не стала я лукавить. — И дом бы поправить.

— А, — буркнул он, махая рукой. — Оставь дряхлое в покое.

— Не, — помотала я головой. — Не оставлю. Я тебе тут кой-чего привезла, — я подняла пакет с провизией. — Но, кажется, сюда хоть телегу засылай.

— Ну, проходи, добрая, — сказал дед и засеменил внутрь. — Твой отец не даёт мне сгинуть.

Я точно помнила это крыльцо: бидоны с водой; лавку, прибитую на века вечные; старые выцветшие обои. Комната, в которой мы оказались после, — она тоже жила в моих снах, только я не понимала, что она реальна. Это была просторная кухня, она же прихожая, с внушительной облупляющейся печью; массивным столом; доисторическими табуретами и стульями; солидным холодильником послесоветских времен, — наверняка от моего отца; громоздким буфетом, почти подпирающем сень потолка. Половица скрипнула под моей ступнёй. С каждым шагом во мне просыпались частицы памяти, будто прошлое начинало существовать по мере того, как я в него вторгалась.

— Гнильём попахивает, — проговорила я, озираясь.

— Обей обувь. Не неси гниль в дом.

— Ты бы хоть перестановку сделал.

— Поменять холодильник со столом? Сейчас свет падает, куда надо, — он указал окно, а точнее, серовато-желтую тюль, поросшую паутиной, перед которой смазанно зарисовалась резьба возвышающего на столе электро-самовара. — Какие ещё идеи? Разобрать печь и сложить по-новой?

— Ладно, промазала, — пожала я плечами. — Обойдёшься без моего носа в своих делах, так?

— Ага. Катерина, видать, так и не привила манеры…

— Катерина? — я вздрогнула от упоминания имени. О той ли он Катерине?

— А, — махнул рукой дед. — Я так и думал, что ничего не слепится. Гнусная вакханка, шастала тут расфуфыренная. «Привью манеры, будет конфетка».

Он изобразил слащавость на всхуднувшем шорпеистом лице, что я прыснула от смеха. Дед втянулся голову в плечи и робко спросил:

— Целовать будешь, принцесса?

— Думала, не предложишь, — я прижала его к себе, остставляя пакет на стол.

— Ладно, выкладывай, — дед отстранился, приняв на щеке поцелуй молодых губ. — До хлеба позже дойдем. Проблемы.

— Не могу сразу, — мой взгляд забегал в нерешительности. — Пришвартоваться надо.

Дед аккуратно глянул на меня мелкими глазками из-под заросших век, потирая бороду.

— Хорошо… Садись, — он достал из кармана шерстяного жилета очки с уплотненными линзами и, цепляя за уши, поинтересовался: — Что у тебя в жизни? Есть жених?

— У меня женщина.

— Зачем?.. — смачно фыркнул он, скривишись от неприязни. — Мерзкая ведьма, будь она проклята! Так и знал, что дрянному научит!.. Бедная девочка… — его подрагивающая ладонь опустилась мне на щёку, а линзы округлили глазки. — Уйди от неё. Найди парня…

Я резко отвернулась из-под его руки.

— Так почему ты её до меня допустил?! «Ведьму», — атаковала я, цепляясь за слова.

Старик отпрянул, пряча руку в карман.

— Господи, как я ошибся… — мрачно проронил он. — Она была права в том, что тебе нужно было женское воспитание тоже. Выбирать особо-то не приходилось, сама знаешь. Но я не подозревал!..

— Что значит, не приходилось?

— Ты должна уйти от этого!.. — он снова потянулся ко мне, игнорируя вопрос.

Я непроизвольно шарахнулась от его стариковски-маслянистой ласки и процедила, удивляясь собственным устрашающим ноткам и не понимая, откуда они во мне:

— Не тебе решать…Где Катерина?

Дед молча взирал на меня. На долю секунды в нём отчётливо запечатлелся страх, причём какой-то очень знакомый. Я не то, чтобы видела его в мраморно-шлифованной жёсткой мимике обмякшего с возрастом лица, я чуяла его. Чуяла поджилками, и меня пугало ясное ощущение дежавю. Глубокое и неприятное подозрение кралось по задворкам сознания. Факк. Я могла доверять лишь собственным реакциям, но они играли со мной злую шутку, обнажая, казалось, совершенно противоречивые натуре инстинкты.

— Так… где она? — уже мягче спросила я, понимая, что давлением ничего не добиться от прохиндейского старика.

Он по-прежнему хранил тупиковое молчание.

— Почему они отправили меня к тебе? — проговорила я, решаясь не тянуть более резину. — У меня было… расстройство?

— У них спроси, — недружелюбно брякнул дед.

— Нечего мне у них спрашивать, — отчеканила я. — Про те три года, что ты делал тут со мной…

— А что я делал? — возмутился старик обвинению.

Я помолчала, не желая выкладывать карты и надеясь, что его язык сам по себе развяжется, но этого не произошло.

— Это я у тебя хочу узнать, — наконец, сказала я. — Чему ты меня учил? Что ты сделал со мной?

— А ты… — дед отступил на шаг назад, недоверчиво гульбаня взглядом на мне. — Ты… ничего не помнишь?.. Боже… Хотя,… это следовало предполагать… Значит, так нужно… Это к лучшему…

— Дед, ты что несёшь? — мне очень не нравился ход его мыслей. — Я должна знать! Мне не у кого больше спрашивать… Что тут происходило? Что за Катерина?..

— Нет, дорогая… Я тебе ничего не скажу, — его лицо вытянулось, и это дурно оттеняло партизанством. — Так правильнее… Тебе не надо знать.

— Чёрт, дед… — я обессиленно плюхнулась на стул и упёрла взгляд перед собой. — Я никуда не уйду, пока не получу ответ.

— Буду рад лучшей гостье, — усмехнулся старик моему неудачному шантажу.