Сделка (СИ)

— Ты уже натанцевалась! — пыхнула я на её ребяческую безнаказанность, утягивая дальше. — Ты на машине?

— Да…

— Ключи, — потребовала я.

Путаясь в карманах, она нашарила ключи и вложила мне в ладошку.

— Погоди, там сумка…

— О, боги… Ну, за что мне это?.. — закатила я глаза, выпроваживая её за порог клуба. — Иди к машине, я сейчас вынесу.

Мне пришлось спешно отыскать Марину и просить её дать валину сумку. Она вызвалась вынести сама. Катя не собиралась пропустить следующего акта и вынырнула из какого-то угла, догоняя нас.

— Она просто не трезва, — проронила я в её сторону.

— Я не хотела тебя называть товаром, — аккуратно тронула она мою руку. — Я… не это имела в виду.

— Спасибо, милая, — благодарно улыбнулась Валя Марине.

Марина ошарашенно смотрела на неё, не в состоянии связать А с Б.

— Просто мы сейчас уедём, — решила переиначить обстоятельства она, не разжимая из руки сумку.

— Ага, — я отключила сигнализацию кнопкой на пульте и, обогнув Ауди, открыла дверцу. — Валя, садись!

— Я же сказала, ей лучше не переступать дорогу… — прощалась Валя.

— Ты что?.. Забери у неё ключи! — не верила Марина. — Почему ты ей это позволяешь?!..

— Ты знаешь ответ… Почему что-то позволяют…

— Всё ясно!.. — обиженно толкнула Марина сумку на Валю и удалилась, цокая каблуками.

Валя покорно усадилась на пассажирское кресло и уже собиралась пристегнуть ремень, как восклицание прорвалось из неё:

— Ты что, водишь?!

— Да! Хороводы на субботниках! Я с детства вожу.

— Нет-нет, Рита, так не пойдёт! А если нас остановят?..

— Значит, будем подставлять мягкие места под розги! Просто пристегнись.

— Ладно, — сдалась она. — Я всё равно не в кондиции чего-то бояться.

Сумрачный рассвет пробирался в минующее царство ночи. Мы мчали по пустынным дорогам. Она касалась меня, проникая пытливыми пальцами на живот и за ширинку. Я хладнокровно сжимала губы от требыхания сердец, которых оказалось два.

— Ты же терпеть не можешь джинсы.

— Особенно, на тебе… Ненавижу джинсы и другую одежду.

Я метнула на неё взгляд, стараясь не отвлечься от трассы. Давненько я не садилась за руль.

— Значит… Дала Кате скидку?

— Я немного добавила из своего кармана, чтобы она подыграла… Это был мой билет к тебе… — её пальцы всё норовистее одолевали мои пластелиновые пружины.

— Ты в курсе, что из-за твоих рук,… наши останки потом долго будут собирать по дороге? — сдержанно поинтересовалась я.

— Наплевать… Я не могу без тебя… — пьяно бормотала она, заглядывая в моё лицо. — Хочешь взять мою душу? Так она давно твоя, нечего брать… Ты же всё сделала, а я была слепой игрушкой, которую ты дёргала за верёвочки…

Как ты удобно всё снова перековеркиваешь!.. Теперь я ещё и дёргала. Да уже наплевать, как ты выражаешься. Ты была права, после тебя мне не достаточно мужчины, хотя другие женщины тоже не влекут. Ильдар Васильевич посмеялся над моей убеждённостью, что человек, с горой ответственности и стрессовых неурядиц, нигде, ни с кем и никогда не расслабляется. И он оказался прав — я выследила тебя. Но больше мне знать не надо. Мне не надо копаться в твоём прошлом. Мне хватит того, что ты со мной сейчас, что мы несёмся навстречу восходящему солнцу на головокружительной скорости. Пусть такие, как Ильдар Васильевич, ищут причины и основания. Бог видит, я всё отдала бы за то, чтобы остановить время в этом полёте.

-… Вы можете как-то охарактеризовать свои чувства к этой женщине? — спрашивал Ильдар Васильевич, восседая в углублённом кресле.

— В том то и дело, нет, — призналась я. — Это всё единичные эмоции…

— Хорошо. Эмоции. Какие? Назовите.

— Страсть… Нежность… — я с натугой подбирала слова. — Может, мы обойдёмся без опорожнения души?

— Извините, — улыбнулся Ильдар Васильевич. — А зачем же вы тогда пришли?

— Давайте сделаем быстрее, — решила я удариться во все тяжкие. — Любовь, окрылённость, что там ещё пишут в книжках…

— Так что же это?.. Любовь? Окрылённость?..

Вихрь прошлого закружил в моей душе, поднимая низинные залежни. И всё в них вело к этому моменту с тобой: потерянная девочка, играющая в чехарду с воображаемыми мирами; её дверь, которая не могла быть отворена, потому что ключи сожрал на завтрак полоумный дед; грехи человечества, изнуряющие сопереживающее сердце мрачным царством; язык душ, который живёт бесслышно и строит город, — город, который по всем законам физики должен обрушиться, но он продолжает возводиться, уходя в самую высь и поддерживая собой падающее небо. Всё оно пролилось каплями дождя где-то на Мадагаскаре, освобождая от тяжкого бремени, от заточения — Принцессу. Позволяя открываться заново, проснуться ото сна, сминая под стопами ног неважное. Времена меняются. Нужно ли мне твоё прошлое, родная? Нет. Ведь ты чувствуешь ту же обновлённость, что и я. Ведь да?

Я проснулась с ощущением, что что-то не так, и это что-то-не-так вещало над ухом:

— Рита, вставай. Я опаздываю на встречу…

Валя возвышалась над кроватью полностью одетая. Она даже не посуетилась разбудить меня заранее.

— Давай, Ритунчик. В темпе, в темпе!

Меня перекорёжило, словно от щелчка по лбу, заставляя вмиг проснуться. Я не сомневалась, что это — твой слог общения с докучившими любовницами. Мне так и хотелось хорошенько встряхнуть её, но я была бессильна перед её утренней свеже-заваренной вменяемостью.

Ночью мне снилась громадина, восходящая к небу, в строительстве которой копошились тысячи людских особ, в числе которых я узнала блондинку с лазурными глазами. Всем своим чёрным, словно вороново крыло, сердцем я желала, чтобы конструкция, наконец, в дребезги обрушилась, прекратив мои мучения, но она продолжала вероломно воздвигаться ввысь, накапливая бесконечно кучнеющий эшафот. Если б я только могла принести в этот злорадный кошмар порох и взорвать к чёртовой матери, клянусь, я сделала бы это безоглядно! Я грузно переводила воздух в темноте, вылетев торсом в вертикаль. Даже отдав душу, ты не сделаешь из меня дьявола: я слишком хорошо знаю, чем эта кухня пахнет.

{ Конец }