Белокурая гейша

Какие бы ощущения я испытала, если бы Хиса проник внутрь меня? Вонзил свой нефритовый стержень в мое лоно? - с любопытством подумала Марико, в которой пробуждались женские эмоции, вытесняющие привычное чувство долга.

Слишком поздно осознала она, что чувственное выражение ее лица высвечивается в мягком свете бумажного фонаря, закрепленного сбоку коляски. Каркас его был изготовлен из лучшего бамбука, а дно было твердым, чтобы удерживать свечу, и фонарь ярко сиял, обрисовывая оттиснутый на тонкой бумаге герб Чайного дома Оглядывающегося дерева, на котором была изображена ива.

Девушка не могла спрятаться от богов, и ей оставалось лишь молиться, чтобы они поняли ее и не стали наказывать за владеющие ею мысли. Будто угадав, о чем она думает, Юноша-рикша повернул к ней голову и ухмыльнулся, причмокнув губами и высунув язык, давая таким образом понять, что готов удовлетворить ее самые смелые желания. Он продолжал дразнить ее, языком и губами имитируя акт занятия любовью до тех пор, пока с уголков его губ не стала стекать слюна.

Раздосадованная Марико покачала головой, отклоняя его предложение.

Она потупилась и стала обмахиваться веером, другую руку прижимая к груди, чтобы умерить неистовое сердцебиение, ощущая при этом на себе пристальный взгляд Хисы, ожидающего любого сигнала, который дал бы ему понять, что она передумала и нуждается в его услугах.

Жаждет их. Но Марико не могла на это пойти. Она обязана была поступать так, как требовала окасан, и сохранять себя для будущего покровителя.

Хотя Марико не считала себя красавицей, она была готова удовлетворить избранного для нее мужчину и делать все, что он попросит, что бы это ни было. Она хихикнула. Она бы согласилась даже лечь на землю, широко разведя ноги в стороны, и чтобы руки и лодыжки ее были привязаны мягкими веревками к шестам, а шелковое, расшитое золотом кимоно трепетало на ветру. Ведь она пошла бы на это, не так ли?

Это же мой долг, правда?

Девушка рассмеялась. Чувственные мысли продолжали переполнять ее разум. Наблюдение за тем, как барон занимался любовью с Юки, заставило Марико мечтать о романтических историях, таких, например, как сказание о Принцессе цветов, чьи лепестки развернулись от прикосновения эрегированного фаллоса, а лоно широко раскрылось, чтобы принять мужской половой орган, находящийся в зените славы. Как множество раз делала Юки после своей церемонии дефлорации.

Марико нередко подсматривала через ширму или смотровое отверстие за Юки, развлекающей своих клиентов. Молодая гейша обычно поднимала кимоно и нижний халат, обнажая не только свои стройные ноги и плоский живот, но и самое восхитительное, увлажненное местечко кремового цвета, при виде которого мужчина поспешно доставал свой пенис, направлял его внутрь ее и продолжал двигаться толчками до тех пор, пока крики, вырывающиеся из горла Юки, не становились хриплыми, прерывистыми и такими низкими, что она теряла голос.

Марико коснулась своих пылающих щек. Никогда больше не сможет она смотреть на эти любовные игры с прежней невинностью и отстраненностью стороннего наблюдателя. Только не после того, как ее саму затопила самая восхитительная волна удовольствия, порожденного работой ее пальцев.

Девушка ничего не могла с собой поделать - лицо ее жгло огнем собственного неблагоразумия. Она оказалась ужасной девушкой, недостойной стать гейшей, раз в голове ее бродят подобные непристойные мысли, в то время как ее подруга-гайджин затерялась где-то в объятиях влажной, жаркой, полубожественной-полудемонической темноты. Темноты манящей и искушающей на каждом уличном углу.

Куртизанка.

Марико прикрыла нижнюю часть лица веером, но только не глаза, когда заметила такую женщину, одетую в кимоно из прозрачного бледно-розового шелка с алым поясом, расшитым золотыми нитями и завязанным спереди невообразимым бантом. Проститутка шла, постукивая по мокрым камням восьмидюймовыми подошвами своих сандалий, провокационно покачивая бедрами. Эта старомодная походка была известна как «восьмерка». Ее выбеленное лицо с красными губами и черными бровями было лишено выражения и не отражало ничего, кроме погруженности женщины в ее собственный внутренний мир. Она не замечала даже, что ее мужчина-слуга, шагающий перед ней, сметал с ее пути опавшие влажные ветки.

Особенно Марико бросились в глаза ногти на ногах женщины, накрашенные розовым и поблескивающие в свете уличных фонарей. Девушке стало интересно, сколько любовников побывало на футоне этой женщины за сегодняшнюю ночь, которые лизали ее, прежде чем вонзить в нее свой одиннадцатый палец, заставив ее подогнуть ее красивые розовые пальцы?

Глубоко вздохнув, Марико приказала Хисе прибавить скорости. Хватит уже плестись, точно колышущаяся на утреннем ветру бумажная бабочка. Жизнь мимолетна, как рассветная роса, и девушка не хотела больше ни минуты оставаться без своей подруги.

Она отчаянно желала вновь оказаться в другом дождливом дне, когда две майко бежали за старухой, у которой через плечо был перекинут длинный бамбуковый шест с прикрепленной к нему маленькой жаровней, решетка которой раскачивалась из стороны в сторону. Девочки умоляли старуху сделать им горячих нежных пирожков. Или когда они вытягивали из грязной канавы у дороги розовые цветки лотоса, и Кэтлин настаивала, чтобы они украсили ими волосы.

- Как что-то столь прекрасное может произрастать в тине? - недоумевала Кэтлин, смывая с себя ил в образовавшейся после дождя луже.

- Эти цветы исходят от самих богов, Кэтлин-сан, - отвечала Марико, - чтобы напоминать нам, что и сердца наши будут расти, если мы не задушим добрые чувства.

Сжавшись на сиденье, девушка обдумывала то, что говорила тогда своей подруге-гайджин. Добрые чувства? Ей стоило бы стыдиться таких слов. Жестокость того, что она сказала Кэтлин, больно ранила ее сердце, Точно острый клинок самурайского меча с длинной рукояткой. Зачем она это сделала? Ответ был ей известен. Сердце ее преисполнилось холода и злобы, когда она увидела, какой страстью воспылала ее подруга-гайджин к юноше-рикше.

Марико не могла не задаваться вопросом, не из-за чувства ли долга она так разозлилась на Кэтлин? Или из-за того, что и сама находила Хису самым красивым и желанным парнем? Что хотела, чтобы он раздел ее и опустился на футон рядом с ней?

Она сравнивала его пенис с кистью, с помощью которой он мог рисовать красивые узоры наслаждения на се обнаженном теле. Хорошая кисть имеет твердый кончик, но именно за счет давления кисти и ритма человека, использующего ее, достигается наивысшее удовольствие.

В ее мечтах Хиса рисовал на ее теле жидкие линии, водя своим пенисом вверх и вниз по ее животу, оставляя изображение и тут же стирая, поднимаясь вверх к грудям, обводя ареолы сосков и заставляя их затвердеть. Затем он погружал свою кисть в ее сердце цветка и принимался двигаться толчками до тех пор, пока чувственное трение между их обнаженными телами не взрывалось контрастами мокрого и сухого, твердого и мягкого, заставляя ее кричать от радости до тех пор, пока сердце ее не успокаивалось.

Марико посмотрела на юношу-рикшу. Каков его член на ощупь? Твердый и пульсирующий? Сердце ее екнуло, и она потерлась бедрами друг о друга, почувствовав, как увлажнилось ее лоно. Она не могла противиться желанию прикоснуться к себе. Что, если Хиса-дон обернется и увидит, чем она занята? Что тогда будет?

Неужели ей не позволяется тоже немного поиграть?

Не знаю, сколько еще смогу я сопротивляться запаху набедренной повязки. Я ощущаю жар, щеки мои пылают огнем, и, когда я ласкаю свою драгоценную маленькую щелочку, восхитительное тепло медленно затопляет самую суть моей женственности. Волны удовольствия поднимаются внутри меня, в ушах стоит гул воды, а я не могу остановить этот прилив, заставляющий меня содрогаться всем телом. Говорить я не в состоянии.

Свернувшись клубком в уголке рикши и испытывая страстную потребность в новом виде наслаждения, Марико напомнила себе, что она должна стать гейшей. Да, должна, даже если для этого ей придется умолять окасан найти ей любовника, прежде чем ее тщательно подавляемые эмоции возьмут верх над ее разумом и она, не в силах сдерживаться, попадет под чары Хисы. Девушка жаждала освобождения, точно коричневые почки сливы весной, плотные и тугие, выжидающие удобного момента, чтобы распахнуться, явив миру белые цветы. Нет, ей следует выбросить из головы страх того, что она никогда не станет гейшей. Марико вздохнула и сосредоточилась на стоящей перед ней задачей найти Кэтлин.