Белокурая гейша

Девушка вздохнула. Она не могла подвести Симойё, ведь это означало бы, что она никогда не станет гейшей, как бы упорно ни работала: тренировалась подавлять свои эмоции и забывать о своей индивидуальности, чтобы стать совершенным существом, начиная от макушки сияющих, смазанных маслом черных волос и заканчивая кончиками маленьких, затянутых в белые носки пальцев.

Тело ее содрогнулось от запоздалого приступа страха, увеличившего ставшее и без того невыносимым давление на грудную клетку и удушье в горле. Занять место среди прекрасных женщин, обитающих в чайном доме, было мечтой Марико, ее надеждой, ее жизнью. В доме гейш природе поклонялись, точно божеству, а сама гейша считалась живым воплощением этого идеала.

Неужели она переоценила свои силы? Марико в совершенстве овладела игрой на лютне, и пальцы ее виртуозно порхали по трем струнам инструмента, когда она сидела на полу, подтянув к себе колени, и пела. В голосе ее звучали приглушенные ноты, благозвучные для уха слушателей, исполнения которых девушка достигла, практикуясь в пении на веранде чайного дома под звездным небом, до тех пор пока от холода голос ее не начинал фальшивить, становясь низким и дребезжащим.

Она должна во что бы то ни стало удержаться на правильном пути. Может ли она сделать это и одновременно помочь своей подруге?

Марико сидела на корточках во влажном зловонном закутке, хранившем жуткий запах тех, кто прятался здесь прежде. Девушка подняла бумагу, закрывающую смотровой глазок, и осторожно вгляделась в образовавшееся отверстие, будто бы этим она могла помочь своей подруге-майко не лишиться головы из-за ее упрямого нежелания продать свою девственность прекрасному самураю. В первое ужасное мгновение ей показалось, что Кэтлин уже нет в живых.

Марико едва смела дышать, когда смотрела, раскрыв рот, как окасан заставила самурая убрать его остро отточенный меч от горла девушки, которая должна стать ее сестрой. Говорить она не могла, так как в горле образовался комок. Марико сглотнула его, часто заморгав. Сердце ее стучало, точно молот по наковальне, и неистово трепетало в груди. Каждой порой кожи она источала пот, отчего ее длинные черные волосы прилипли к щекам и шее. Мышцы ног ее свело судорогой, и она едва принуждала себя сохранять молчание.

Миновал тот ужасающий момент, в который барон решил сохранить Кэтлин жизнь и, заворчав, опустил меч. Марико видела, как тяжело он дышит, стараясь подавить рвущийся наружу низкий стон, но ему это не удалось.

Интересно, почему он убрал меч? - подумала девушка. При данных обстоятельствах она не могла понять полный боли взгляд и страдание, заставившее самурая склониться в позе капитуляции, что заинтриговало Марико. Неужели в этот мимолетный момент в душе его всколыхнулись эмоции? Она недоуменно покачала головой.

Сидя в своем укрытии, девушка слышала непрестанный шум. Дождь. Каждая капля была подобна удару ее сердца, а с каждым ударом Кэтлин уходила от нее все дальше и дальше, но Марико была бессильна что-либо сделать. Дрожа всем телом, она продолжала сидеть в своем закутке, вдыхая запахи доблестных деяний минувших столетий и пытаясь решить, как следует поступить дальше.

Марико не утратила сестринских чувств к гайджин-майко, даже невзирая на то, что они ссорились, как два цыпленка, старающиеся схватить одно и то же рисовое зернышко. Но, как девушке показалось, поведение ее белокурой подруги изменилось. Кэтлин казалась чересчур заинтересованной в том, чтобы разделить ложе с мужчиной, привлекшим ее внимание. Марико ненавидела эту неприятную особенность подруги, грозившую разрушить их тесные взаимоотношения.

Краснея в своем тесном закутке, Марико соглашалась, что подобные сексуальные желания вполне естественны. Она вспоминала захлестывающую ее жаркую волну, заставляющую выделяться ее любовный сок, так что ей приходилось крепко стискивать ноги, чтобы не запачкать нижнего белья, когда она рассматривала картинки в постельной книге. Но эти желания никогда не выходили из-под контроля. Нет. Никогда.

Марико была движима лишь чувством долга.

Так почему же я прячусь здесь, рискуя быть пойманной? - спрашивала она себя. Ответ был ей известен. Она сделает что угодно, чтобы помочь девушке, которая станет ее сестрой, даже если это подразумевает остановку ее собственного сердца или превращение в темный хладный труп, как луна, лишенная солнечного тепла. Все ее существо было подобно цветку вишни, танцующему на утреннем ветру и обреченному на смерть.

Марико снова посмотрела в глазок и увидела красивого самурая, расхаживающего по комнате. Одна рука его лежала на мече с длинной рукояткой, а другой он поглаживал свой почтенный пенис, отчего тот стал твердым и возбужденным. В рычащем голосе самурая ясно угадывался гнев. Фиолетовые сумерки затопили комнату, разукрасив ее черными тенями, и девушка могла видеть очертания барона всего в нескольких дюймах от того места, где пряталась. Он был красив точно бог. Рот его был растянут в ухмылке одновременно пугающей и привлекательной, и Марико рассматривала белоснежное сияние его крепких зубов. Но свет тускнел, и Марико не могла бы точно сказать, что из увиденного ею было реальным, а что - всего лишь игрой вечерних теней или искажением колеблющегося света масляных ламп, стоящих на лакированной подставке.

Когда взгляд барона устремился именно к тому месту, где она пряталась, девушка зажала себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя. В следующее мгновение он повернулся спиной, и она расслабилась, почувствовав, как мгновенно изменилась ситуация.

- Вы разгневали меня, Симойё-сан, - вскричал барон Тонда, - а когда вы гневите меня, то гневите и принца тоже!

- Слова ваши глубоко ранят мою душу, барон Тонда-сама, и причиняют мне страдания, - отозвалась Симойё дребезжащим голосом, пронизанным глубокой болью, что было совсем не свойственно окасан и потому поразило Марико. - Я покорно прошу прощения и у вас, и у принца.

Она низко поклонилась, коснувшись лбом пола, и Марико заметила, как дрожат ее губы. Она никогда не видела окасан настолько напуганной и потрясенной. Но что же происходит сейчас? Какой властью над ней обладает барон?

- Хватит! Вы сделаете так, как я скажу! - продолжал кричать барон. - Я хочу, чтобы девчонку приготовили для меня, чтобы она лежала обнаженной и с разведенными в стороны ногами, дабы принять меня.

- Не хочу навлечь позор на свой недостойный чайный дом, барон Тонда-сама. Девушка будет вашей, и вы сможете сделать с ней все, что пожелаете.

Барон удовлетворенно усмехнулся:

- Я пошлю за ней своих слуг, чтобы как можно быстрее начать подготовку к церемонии дефлорации.

- Боюсь снова разгневать вас, барон Тонда-сама, но могут возникнуть трудности… - почти шепотом произнесла Симойё, но тут же умолкла.

Что она такое говорит? - недоумевала Марико. Потная и взмокшая, заключенная в тесном пространстве и старающаяся не пропустить ни единого слова, она слегка изменила положение своего гибкого тела и произвела стук, тут же испугавшись, что неловкость выдала ее с головой. Но ничего не произошло. Барон требовал у владелицы чайного дома ответа, куда сбежала Кэтлин. Окасан настаивала, что не знает этого. Марико же знала. Ее подруга отправилась в храм Киомидзу, где встретила гайджина. Кэтлин успела восторженным шепотом поведать ей о преследовавшем ее высоком мужчине, который, по его словам, привез новости от ее отца.

А еще, со вздохом подумала Марико, Кэтлин сказала, что этот джентльмен заставил ее сердце биться быстрее, а кожу покалывать в предвкушении. Речь ее текла медлительнее обычного, и в голосе звучало удивление, точно то была речь молящегося в знаменитом храме Изэ, пребывающего в экстазе от столь близкого соседства с богами. Кем же был этот гайджин, ставший причиной столь разительных перемен в ее подруге? Он должен быть выше и сильнее обычного смертного мужчины и чище сердцем, так как кто еще мог заставить Кэтлин забыть навязчивую идею о грибах? Марико опасалась того, что подруга ее отравит свою внутреннюю гармонию и станет проводить время, наслаждаясь радостями Харигата. Она хихикнула. Кто станет ее в этом винить? Говорят, что эта штука лучше мужчины, так как дает женщине только самое лучшее, и при этом не нужно беспокоиться о худшем.