У подножия горбатой горы (СИ)

Он предпочел продвижению карьеры семью, почему–то думая, что ему будет обеспечено безбедное существование до пенсии. В то время как Керен торчала в офисе до ночи, он, бросив все, летел домой. Ему не надо было "вкладывать в брак", ему просто нравилось играть со своими девчонками. Маленький домашний мальчик превратился в большого домашнего мальчика, ищущего тепла, нашедшего это тепло у собственных детей. Он подумал, что, наверное, все-таки не был им просто случайным попутчиком.

Небольшая грудь Керен, пока она возлежала на кресле, почти не выдавалась. Ему захотелось, чтобы она выбрила маленьким узеньким сердечком рыжеватые волосы у себя на лобке.

Орли и Михаль. Керен и Михаль. Розовый треугольник, розовый квадрат.

Барух вспомнил, как смотрели друг на друга танцующие возле бассейна "Ривьеры" девушки. Он вспомнил, как обнимались Орли и Шири, Как Михаль потянула его в гущу танцующих. Он вспомнил взгляды Керен и Михаль на вилле Ронена. Только теперь ему окончательно стало понятно, почему Керен так тогда напилась. Вот кому надо было выходить из шкафа. Через десять лет, до него дошло, наконец.

Она тогда месяц не могла прийти в себя: "Варвар, у меня все болело внутри..." Баруху стало ясно, о какой боли шла речь. Ей надо было решиться. Она тогда использовала его, чтобы заиметь ребенка. Она колебалась, не знала, как поступить, возможно, даже хотела разрыва с ним, чтобы родить и остаться с Михаль. Барух спутал ей все карты своими кольцами, вернул ее в реальность жизни. "Правильная девочка": жалко губить так хорошо начавшуюся карьеру в мультифарме, нельзя травмировать родителей. Еще много "нельзя" было в Израиле середины девяностых, чтобы жить нормально и сделать карьеру, а тут подвернулся удобный попутчик.

Наверняка Керен очень хотелось бы поехать с ним в Эйлат, но многолетняя привычка "таиться в шкафу" не позволила ей этого сделать.

Эннис дель Мар и Джек Твист, Борька Беркман и Санька Седых.

Керен и Михаль...

Он жил рядом с Керен десять лет и почтини о чем не догадывался. Или он не хотел ничего замечать. Она не задавала лишних вопросов, и он не задавал лишних вопросов. Она не покушалась на его прошлое, и он не покушался на ее прошлое. Он понял, что Керен все эти годы боялась каким–то неосторожным словом или намеком выдать себя. Она почувствовала, что из–за "Горбатой горы" они подобрались к опасной черте, и страшилась этого. Теперь ему стала ясна ее реакция на "Горбатую гору" – она видела в судьбе Энниса и Джека отражение своей собственной судьбы. Она постоянно боялась сорваться, как это сделали, увидев друг друга через четыре года, Эннис и Джек. Она однажды совершила свой выбор и теперь защищала его всеми силами.

Она рассталась со своей любовью. Она потеряла Михаль. Но Михаль осталась с ней навсегда. Она назвала их первую дочку Михаль. Она предпочла затаиться и жить с ним, удобным попутчиком: ради карьеры, детей, родителей, ради нормальной жизни. Она только лишь хотела быть всегда сверху.

А ему нравилось отдаваться, быть снизу. Нравилось играть в дочки–матери.

Хрупкость и сила. У Керен хватило решимости отсечь свое прошлое, но ее прошлое, как и его собственное, рвалось обратно в их жизнь, грозило разрушить все – семью, карьеру, саму эту жизнь, оказавшуюся на поверку такой хрупкой.

Керен просто изнасиловала его тогда. Она элементарно трахнула его, а ему было хорошо до потери сознания.

Барух понял, что подспудно ему всегда хотелось избавиться от Михаль, от той давней Михаль, вытеснить ее из жизни Керен, из ее памяти. Он хотел владеть Керен безраздельно, он не хотел делить ее с Михаль. Занимаясь любовью с Керен, он иногда представлял, как он совокупляется с Михаль: дико, грубо, необузданно. Ему хотелось уничтожить ее, взорвать ее изнутри.

Барух отметил возбуждение Керен: по движению коленей, по непроизвольному поглаживанию бедер, по напрягшимся соскам. Ее возбуждение передалось и ему, он чувствовал, как его инструмент принимает рабочее положение, он хотел бы обнять ее, схватить ее в охапку, затащить в джакузи, зарыться и забыться.

Забыться и зарыться, начать сначала.

Но невозможно начать сначала. У него перед глазами стояла другая Михаль. Все его тело вопило о Михаль. Он чувствовал ее грудь у себя на груди, он чувствовал ее пальцы, он ощущал округлость ее ягодиц на своих бедрах, упругое сладостное проникновение внутрь... И нет никакой возможности изгнать этот образ. Михаль преследовала его, присутствовала здесь в комнате вместе с Керен...

Запись кончилась. Керен встала с кресла, сорвала с головы наушники и бросила "Сони" в бурлящую воду. В самом конце, перед тем как нажать на "стоп", он задал ей один вопрос, но она и не думала на него отвечать.

– Я хочу сзади, – она взобралась на кровать, встала на четвереньки и оттопырила попку, поводя ей из стороны в сторону, – я хочу, чтобы ты, наконец, сделал мне парня.

На какое–то мгновение в нем проснулось нечто звериное, желание причинить ей боль, услышать ее стон, ее крик. Ему захотелось схватить ее сзади и со всей силы насадить на свой "big one", впечатать ее в спинку кровати, сжать до хруста костей; заломить, вывернуть запястья, лишить возможности двигаться. Овладеть ею по–варварски, поиметь ее грубо, без тормозов, почувствовать себя диким самцом, оплодотворяющим самку; рычать хрипло и надсадно во весь голос. Вытеснить ощущение Михаль, свою память о ней, или, напротив, вновь обрести Михаль в Керен, снова вызвать то ощущение...

Он подошел к ней и обнял сзади за талию. Она потерлась о него ягодицами. Он приподнял ее над кроватью и, прижав спиной к себе, понес ее в джакузи и осторожно опустил в воду. Он и сам сел в горячую воду и потянул ее к себе на колени. Она охватила его бедра ногами и пустила его внутрь. Она была внутри приятно прохладнее, чем горячая вода джакузи. Он нащупал пульт стереосистемы и нажал на кнопку. Керен прижалась к нему всем телом. Он почувствовал ее дрожь, ее нетерпение, ее желание.

Зазвучал тихий хриплый медленный спокойный голос Леонарда Коэна, и мгновенно улетучились всякие мысли. Остались только он и она. И проникновение.

Dance me to your beauty with a burning violin

Dance me through the panic 'til I'm gathered safely in

Lift me like an olive branch and be my homeward dove

And dance me to the end of love

Yeah, dance me to the end of love[92]

Не было вокруг ничего, только он и она, еще глубже проникающие друг в друга. И его попытка повторить, вновь испытать недавнее наслаждение.

Oh let me see your beauty when the witnesses are gone

Let me feel you moving like they do in Babylon

Show me slowly what I only know the limits of

And dance me to the end of love

Dance me to the end of love [93]

Ей было мало просто обнимать его, ей впервые захотелось раствориться в нем, но мешали телесные оболочки. Ей стало обидно, что она не может преодолеть этого последнего барьера, и она начала потихоньку всхлипывать.

Dance me to the wedding now, dance me on and on

Dance me very tenderly and dance me very long

We're both of us beneath our love... both of us above

And dance me to the end of love

Yeah, dance me to the end of love[94]

Он чувствовал ее беззащитность, исчезла амазонка и businesslady. Волшебное место "Амирим" окутало их своей аурой.

Он хотел заставить себя поверить, что забудет ту, другую, что его тело избавится от присутствия Михаль, что ее тело, ее сознание избавится от присутствия Михаль.

Dance me to the children who are asking to be born

Dance me through the curtains that our kisses have outworn

Raise a tent of shelter now, though every thread is torn