У подножия горбатой горы (СИ)

Annotation

Дорогой читатель!  Перед вами повесть очень личная. Она была написана года полтора назад, и писалась скорее для себя, чем для публикации. Я решил выложить ее в Интернете в открытый доступ, только после того как ее прочитали и оценили мои друзья.  Эта книга - интимная, она дает ретроспекцию взросления московского подростка с точки зрения сложившегося уже человека, который с юношеских лет жил в Израиле. Эта книга - откровенная, и если вас коробит слово "жопа", то она - не для вас. Она также не для вас, если вы не готовы смотреть на секс (которого, как известно, не было в б.СССР) непредвзято и открыто. Литературные пристрастия - дело исключительно личного восприятия, и если эта повесть вызовет у вас протест - не занимайтесь мазохизмом, а просто закройте книгу.  Все герои повести, места действия и события вымышленные, и совпадение имен, если это случайно произошло - никак не намеренное. И, конечно же, книга никак не является автобиографичной, несмотря на идентичность имен автора и главного героя. Повесть навеяна фильмом "Горбатая гора" по одноименномурассказу Энни Пру. 

Борис Берк

У подножья горбатой горы

У подножья горбатой горы

По экрану ползли последние титры. Немногочисленные зрители потягивались и тихо переговаривались. Перед тем как экран окончательно погас, еще раз высветилось название фильма: "Горбатая гора". Барух достал из кармана салфетку и высморкался. В горле стоял противный комок. Сидевший рядом паренек что–то сказал.

– Что?– хрипло переспросил Барух.

– Он погиб, его друг?– повторил сосед.

– А?.. Да, погиб.

– Его убили?

– Я не понял, то ли убили, то ли авария какая–то...

Барух выходил из зала вместе с женой, отставая от нее на полшага. Керен попыталась обогнать идущие впереди пары, она спешила вырваться из духоты кинозала на улицу. Барух еще раньше, где–то к перерыву, почувствовал, что картина ее явно раздражала. Керен вздыхала и нетерпеливо ворочалась в кресле. Обычно это он сам недовольно пыхтел и ерзал, едва досиживая до конца, когда Керен водила его на модные фильмы, которые он терпел, как неизбежную дань их браку, предпочитая хороший боевик или детектив. А сейчас вышло наоборот: "Горбатая гора" захватила именно его, и даже сказочной красоты захватывающие дух горы Вайоминга и переливающиеся живым серебром потоки овец не тронули ее тонкую натуру. Пойти на "Горбатую гору" была, конечно же, ее идея, и Керен ожидала потока упреков со стороны разгневанного мужа, которому фильм совсем не должен был понравиться. Они выходили из кино по гулкому бетонному коридору под трели включаемых мобильников и сполохи зажигалок. Пересушенный до першения в горле кондиционированный воздух небольшого и уютного, мест на полтораста, зала сменился свежим запахом запоздалого для Израиля апрельского дождя, прибитой пыли и молодой зелени.

– Несчастные мальчишки...– проговорил Барух, вдохнув полной грудью влажный приятный воздух.

– Гомики несчастные! – выдохнула Керен.

– Так испортить себе жизнь...

– Они испортили жизнь всем, кто их окружал: женам, детям, родителям!

– Просто два мальчишки, которые не смогли вовремя остановиться...

– Да уж!– фыркнула Керен.

Барух предпочел не продолжать. Они шли вдоль нескончаемого ряда припаркованных машин, отыскивая собственную на забитой до предела стоянке, сопровождаемые алчными взглядами ищущих свободное место водителей. Как легко даровать человеку счастье, освободив ему в субботу вечером место на стоянке перед кинотеатром. Было еще относительно не поздно, около десяти вечера, повсюду резвились подростки, для которых понятия детского времени как такового не существует. Они с Керен всегда ходили на ранний сеанс, чтобы было не слишком поздно забирать от подруги–соседки дочек, Михаль и Майю, оставленных на пару киношных часов.

После фильма Барух чувствовал себя немного странно, как внутри капсулы, куда не проникает ни детский щебет, ни включенное радио. Он молча крутил руль, погруженный в собственные мысли те несколько минут, пока они добирались от кино до подруги, и потом до дома на окраине Раананы в переулке Ирисов. Доведенный до автоматизма маршрут: по улице Спасения, повернуть на улицу Надежды, с нее на улицу Повстанцев Гетто, а там рукой подать и до ирисов.

Ежедневная вечерняя суета вокруг ванной – сначала младшая Майка, потом старшая Михаль. Керен, привычно командуюшая девчонками: полотенца, коврики, брызги воды, мыло, шампунь. Счастье, что можно просто пойти в собственный душ, и оттуда с наслаждением неучастия ловить звонкие обрывки доносящихся голосов. Привычные каждодневные споры, прощупывание почвы на предмет: не передвинулась ли граница дозволенного, нельзя ли урвать перед сном еще полчаса, ну хотя бы минут десять. Успокаивающие струи воды, смывающие навернувшиеся откуда ни возьмись слезы. Неясные воспоминания детства, щекочущие нос и глаза, посылающие по телу дрожь. Серебристые переливы овец в изумрудных лугах Вайоминга... Серебристые московские тополя, засыпаюшие тротуары пушистым снегом... Влажный после дождя, пряный от цветущих апельсинов обостряющий чувства ночной воздух Раананы.

Спать не хотелось, а так как в постель загонять его было некому, Барух пошел в Интернет. Он наспех просмотрел по привычной схеме последние новости – сначала Израиль, за ним биржа и почта, а потом он запустил поиск: "Brokeback Mountain"[1].

 – Вот это да!– воскликнул он про себя,– пятнадцать миллионов ссылок!

Барух мгновенно потерялся: он мог тотчас же заказать DVD и книгу, посмотреть фотографии и отрывки видео, новости, рецензии, блоги, клубы по интересам, форумы "за" и форумы "против", статьи и публикации во всевозможных газетах и журналах. Вот только одна незадача – Барух совершенно не представлял, что же именно он хотел найти. Перед глазами все еще стояли сцены из фильма. Пожалуй, он не отказался бы прочесть книгу, но наверняка ее текста нет в свободном доступе. В "Амазоне" книга, конечно, имелась, но не ждать же, пока придет по почте из Америки. Барух решил еще полистать ссылки. Ведь это даже не повесть – рассказ, Энни Пру и премию какую–то получила как за рассказ. Из восьми номинаций Оскар получился только в трех, но и без них фильм наделал немало шума.

Постепенно дом погрузился в тишину, все угомонились. Керен давно привыкла к его ночным бдениям в Интернете, она даже не пришла спросить его, собирается ли он в постель. Впереди была новая неделя, и Керен хотела, как обычно, урвать побольше сна. Баруху пришла в голову мысль, что он не помнит, когда в обозримом прошлом ему приходилось взять в руки книгу, уже не говоря о том, чтобы ее прочесть. Неожиданно он заметил среди сплошного латинского шрифта кириллицу, автоматически пошел по ссылке и не поверил своим глазам: на каком–то русском сайте, похоже, библиотеке, был выложен полный текст рассказа. Барух моментально скачал файл. Он предпочел английский текст русскому, он уже практически лет тридцать, с тех пор, как приехал в Израиль, не читал по–русски.

Он все еще находился под воздействием фильма, а творение Энни Пру показалось ему слишком схематичным, поверхностным, скупым на слова. Он отметил, что так поразившая его картина почти в точности с небольшими вариациями повторяла все то, что было написано в рассказе. Пожалуй, рассказ и фильм хорошо дополняли друг друга. Барух углубился в чтение с экрана, как вдруг его взгляд зацепился за одну, покоробившую его фразу:

"… nothing he'd done before but no instruction manual needed..."[2]

Барух скривился, как от внезапной боли, и даже заворчал вслух: фраза задела его, показалась ему неоправданно грубой. Рассказ написала женщина, которая, ну скажем, могла не знать, что и как происходит между мужчинами, но все–таки! Первая мысль была, что неплохо бы поставить эту самую Энни Пру на четыре точки и поиметь в зад так, чтобы неповадно было: " noinstructionmanualneeded!!" Ох, нужна, подумал Барух, еще как нужна!