У подножия горбатой горы (СИ)

А сам он, Барух: щепка в потоке, или он мог куда–нибудь отгрести? Сначала от него постоянно чего–то хотела мать. Потом от него чего–то хотела Лора. Потом надо было служить в армии. Потом надо было учиться в университете, а как же иначе. Потом он делал карьеру. Или это карьера его уделала.

Он плыл по течению. Он всегда плыл по течению. Течение несло его через всю его жизнь.

Или его посадили на телегу, запрягли лошадь, которая знает дорогу куда–то, и стеганули лошадь хлыстом, выдворив на большак. Любая его попытка совладать с этой лошадью, натянуть вожжи, свернуть с колеи, кончалась плачевно – его спихивали на землю. А он поднимался, отряхивал пыль и брел дальше вслед за телегой все по той же колее, дожидался следующей телеги. Была ли у него цель в жизни помимо этой пыльной дороги? Он таки умудрился жениться, стать отцом двух девчонок, но никогда по–настоящему не задумывался над своей жизнью.

За Майку и Михальку он готов на все! А на все ли?

Амит за идею был готов на все, а потом вдруг понял, что идея – это еще не все, что существует в мире еще что–то. Как он это назвал? Ломка... Очищение от наркотика идеи. Каждый когда–то проходит такую ломку. Стоящий на обрыве. Сталкер. Посредник. Чужой среди своих. Двойной агент во имя уменьшения экзистенциального зла. Мудрец. Прокаженный.

Как сочетается его фраза "думай только о себе" с той ролью, которую он избрал?

Сбегая в Эйлат, Барух думал только о себе. Керен он просто отодвинул в сторону, а о девочках не подумал вовсе. Нет, он подумал, что это не их дело. Его собственная жизнь как бы не затрагивала его изнутри, он как бы наблюдал за ней со стороны. Он – наблюдатель, попутчик, случайно, по прихоти верховного кассира оказавшийся рядом.

Как все–таки монотонно утомительна эта дорога.

Его мысли перекинулись на Михаль. Его расслабленно лежавшие руки инстинктивно сжали руль. Как они сжимали, прижимали к себе бедра Михаль с выпирающими косточками. Давешняя ночь внезапно накатила на него. До дрожи. Вернулась видением, нет, не видением, вернулась осязательной памятью его тела. Рецепторов его пальцев, его ладоней, его проникновения в нее. Ее шелковистых ягодиц у него на бедрах. Джинсы мгновенно расперло, до боли, так что Барух надавил на тормоз и остановился посреди шоссе. Хорошо еще, что за ним не было машин. Левой рукой расстегивая джинсы, правой он вырулил на обочину и ткнул пальцем в красный треугольник на панели. Выгнувшись, он кое–как выпростался из одежды и попытался остановить напор, вслепую нащупывая коробку с салфетками. Его член пульсировал в руке, он снова входил в Михаль, чувствуя ее сладостно тугое сопротивление, он физически ощутил себя в ней, не просто контакт, но непостижимое желание вернуть, повторить ощущение. Он входил в нее еще и еще, и каждый раз он входил в нее так, как в первый раз. Барух задохнулся, он извергал, и извергал, и это, казалось, никогда не кончится. Не найдя клинекс, он сжимал пенис обеими руками, но сперма пробилась сквозь пальцы, потекла на сиденье. Он сумел, наконец, коротко вздохнуть, потом еще, но воздух не шел в легкие. Он сидел скрючившись, упершись лбом в руль, растопырив липкие пальцы, заставив себя сделать настоящий глубокий вдох.

Глаза сфокусировались на коробке с салфетками. Он вытащил разом целый ворох, промокая, оттирая все вокруг. Пришлось выползти на жару и сменить всю одежду, надеть другую майку, шорты вместо джинсов. Он вернулся в прохладу салона и пожалел, что не купил на заправке бутылку с водой. В горле пересохло, и он с трудом сглотнул. Постепенно возвращалась способность нормально соображать. С ним никогда такого не было. То есть, было, конечно. Он в юности запросто мог возбудиться и извегнуть где угодно, хоть на уроке, хоть в Кремлевском Дворце Съездов. Но ведь ему уже почти пятьдесят... Оставшаяся в юности беспомощность перед своим телом. Ни с кем такого не было, ни с Лорой, ни с Керен, ни с одной другой. Это ощущение тугого скольжения внутрь, обрывающее сознание... Барух закрыл глаза и откинулся затылком на подголовник сиденья.

Что означала как бы случайно брошенная Амитом фраза про перепих с Михаль? Мог ли Амит сфотографировать его с Михаль?

Осязательная память: он помнил, как он провалился в Наташку, он помнил, как Лорины пальчики в первый раз надевавали на него кондом, помнил горьковатый вкус моря... помнил Санькин перчик в своей руке. Он помнил упругость сосков Керен через тонкую ткань, это было его первое прикосновение к ее груди. Он все пытался положить ей руки на грудь, пока она упорно трудилась на нем, а она сбрасывала их, и только доведя ее до последней точки, он добился своего.

Он ощущал Керен всем своим телом. А теперь к его воспоминаниям добавится Михаль. Эта память не может быть стерта. Она останется с ним навсегда. Конечно, все тускнеет со временем, линяет, вытесняется, задвигается вглубь. Но все равно остается, живет, вспыхивает в какой–то момент. Никто не знает, где и когда. Как пробудилась в нем тридцатилетней давности память о Саньке.

Горячее, влажное, упруго-податливое проникновение в Михаль... Тот момент, когда он потерял над собой власть и грубо вошел в нее, вызвав крик, и потом еще раз за разом, до взрыва, до хрипа, до потери сознания. Звери – это всегда по ту сторону?

Барух открыл глаза и обнаружил перед собой дорожный щит, на котором было написано, что Йотвата – в пяти километрах. Молочное кафе, славящееся продуктами киббуца в пустыне. Крепкий кофе и йогурт подойдут как нельзя кстати.

Он не покривил душой, когда сказал, что никогда не спал с двумя женщинами одновременно. Что–то мешало ему. Возможно, его тело помнило, что у него есть другая женщина. Тактильная память. Так что же случилось сейчас? Он действительно подумал о Керен в прошедшем времени? Или подействовал совет Амита взять отпуск от жизни, отринуть все свои связи?

Керен вкладывала в их брак. До чего же он не любил это новомодное выражение: "Вкладывать в брак". Его передергивало, когда слышал это выражение. А ведь "правильная девочка" была как всегда права, когда вкладывала в их брак. Ему не на что было жаловаться. Беременность – не беременность, роды – не роды, Керен всегда думала о нем. Секс, что мужику еще надо. Он не спрашивал ее, хочет ли она близости на последних месяцах беременности. Она говорила, что хочет, а что было на самом деле?

В первые недели после родов она кормила грудью и обслуживала его оральным сексом: "Варвар, у меня все болело внутри". Кто она, Керен? Крутая business lady, вкладывающая в их брак? Что это? – Интуиция, шестое чувство, предвиденье, откровение, озарение, или простое стремление удержать мужика любой ценой? Трезвый расчет менеджера–профессионала, холодный анализ ситуации? Или Керен любит его и хочет, чтобы он был с ней рядом?

Кто она? В жопу трахнутая? A girl with kaleidoscope eyes?[88]

Память о женщине присутствует всегда. Помимо сознания живет осязательная память – от нее не избавиться. Глупо задавать вопрос: "Ты что, меня сравниваешь...?" Можно не сравнивать – сравнит тело, пальцы, кожа, поц. Конечно, никто не давал права голоса этому поцу! Так он и не спрашивал.

Как мы выбираем? Глазами? Руками? Кожей? А–а, это голова лепечет что–то о сознательном выборе?

*  *  *

Пустынная дорога кажется бесконечной, пейзаж почти не меняется, машин практически нет. Изредка встречаются деревья, причудливые камни, желтые цвета сменяются красноватыми, все подернуто серо–фиолетовым маревом. Когда он выехал из Эйлата, ему показалось, что в голове у него прояснилось. А сейчас его мозг, как и эту пустыню, затянуло дымкой. Густой раскаленный воздух медленно переливается над дорогой, которая, петляя, спускается к Мертвому морю. Где еще на Земле можно увидеть такой пейзаж?

Барух хорошо помнил, где расположен "Оазис".

– Можно дать вам один совет? – женщина за стойкой вручила ему пластиковую карточку–ключ от номера. – Пойдите в spa, после соляного бассейна усталость как рукой снимет.