Белокурая гейша

- Вам дела нет до меня, до моих чувств.

- Мой долг заключается в том, чтобы заботиться не об одном цветке в своем саду, но защитить все их от трудностей и невзгод жизни.

- Я никогда не сумею понять вас, окасан, и того, как вы прилагаете столько усилий, чтобы достичь гармонии для группы людей, вместо того чтобы позволить неожиданным ощущениям возникнуть внутри вас самой, возбудить вас, захотеть влюбиться в мужчину, почувствовать внутри себя его крепкий пенис, дотрагивающийся до вашего сердца цветка, до вашей души. Вот чего я жажду, а не холодной твердости Харигата, когда я сама состарюсь…

Симойё принудила себя сохранять контроль, не потерять самообладания, хотя жестокие слова девушки больно ранили ее.

- Не говори того, о чем станешь сожалеть впоследствии, Кэтлин-сан. Я делаю именно то, чего бы и твой отец хотел, чтобы я сделала.

В глазах девушки вспыхнуло изумрудное пламя, которое прожгло душу окасан.

- Это неправда. Мой отец не желал бы, чтобы вы продали меня.

Симойё покачала головой:

- Когда Маллори-сан привез тебя сюда, он знал, что, если не вернется за тобой, этот день непременно настанет. День, когда тебе придется продать свою девственность.

Глаза Кэтлин широко распахнулись от недоверия.

- Мой отец знал?

Женщина кивнула:

- Да, именно так.

Девушка отвернулась от нее, пряча эмоции в длинных рукавах своего кимоно. Симойё видела, как она дрожит, и не от холода в комнате, но от холода, поразившего ее сердце.

Кэтлин склонила голову.

Молчание.

Неужели я могу надеяться, что девочка приняла свою судьбу? - мысленно вопрошала себя Симойё. Ответ на свой вопрос она узнает еще до того, как на чайный дом опустятся сумерки.

Симойё была довольна предстоящим заключением договора. Церемония дефлорации будет проведена как можно быстрее. Красивая девушка, возжелавший ее мужчина. Все, что требовалось, - это устроить им двоим формальную встречу, во время которой Кэтлин даст барону ответ, подарив ему статуэтку гейши с изображением эротической сцены на донышке, давая таким образом свое согласие на то, чтобы он пронзил ее девственную плеву своим пенисом.

Направляясь через чайный дом в комнату, где ее ожидал барон, Симойё вздохнула. Времена года сменяли друг друга, и распустился новый цветок, оказавшийся весьма многообещающим. Ей оставалось лишь молиться о том, чтобы он не потерял своего бутона прежде, чем лепестки его раскроются, чтобы принять священный нектар богов.

Обернувшись, она посмотрела на прекрасную девушку, идущую следом за ней со склоненной головой. Симойё могла бы поклясться, что видит слезы, капающие из ее глаз на шелковое кимоно, оставляя на нем темные островки, точно пятна на солнце.

Симойё вздернула подбородок и провела языком по губам. Она должна дать барону ответ, который он жаждет услышать, до того как день погаснет и покрывало ночи окутает все вокруг, лишив ее мужества сделать то, что она должна. Она изо всех сил пыталась отговорить барона, но не сумела. Да, то, что она ему говорила, было правдой - девушке дается возможность ответить отказом мужчине, избранному для проведения церемонии дефлорации. Но сама майко понимала, что нужно сказать «да». Их встреча являлась лишь формальностью для скрепления договора.

Так тому и быть, размышляла Симойё, девушка с золотистыми волосами пройдет через церемонию дефлорации, этот дикий эротический и чувственный ритуал приготовления влагалища молодой девственницы к принятию пениса ее благодетеля. И продолжается этот ритуал на протяжении семи ночей.

Изо всех сил стараясь усмирить свое неистово колотящееся сердце и отгоняя желание изменить решение, женщина предстала перед бароном.

Скоро его желание будет удовлетворено.

Часть третья

Любовная песнь

Глава 9

Я сидела на пятках перед низким черным лакированным столиком с отполированной поверхностью, которая сияла, точно зеркальная. Я крепко сжимала пальцами фарфоровую статуэтку ручной работы, чтобы унять дрожь, но это не помогло. Я держала в руках свою судьбу - маленькую статуэтку гейши дюймов примерно шести в высоту, поглаживая ее ножки в белых носочках и черных сандалиях на высокой подошве.

Сколько раз восхищалась я статуэткой гейши, одетой в темно-синее кимоно с изображением белых, золотых и бледно-зеленых хризантем! Когда я была маленькой, старалась перенять ее манеру носить пояс, широкий малиновый пояс, украшенный серо-белыми цаплями с тонко прорисованными деталями, свисающий до бедер самым провокационным образом. Я копировала ее наклон головы, рассматривая ее черные волосы, убранные по бокам красно-белыми шелковыми лентами. Воротник гейши был низко отогнут, обнажая красную нашейную повязку, расшитую золотыми и серебряными нитями. Тогда я и понятия не имела, что эта статуэтка предопределит мою судьбу.

Раздумывая над неожиданным поворотом своей жизни, я провела пальцами по донышку статуэтки. Оно было гладким и без пометок. Вторая статуэтка, до мельчайших подробностей повторяющая первую, стояла рядом со мной на татами. Единственное различие заключалось в том, что ее донышко не было гладким. Я не сумела сдержать улыбки. На нем был вырезан эротический рисунок, изображающий обнаженных мужчину и женщину, которые сплелись в тесном любовном объятии, причем большой член мужчины был погружен в лоно женщины. Ностальгически. Дразняще. Искушающе. Подчиняюще.

Статуэтка с рисунком означала «да, я согласна разделить ложе с бароном».

Другая значила «нет».

Я ненавидела то, что окасан заставляла меня сделать, то есть продать свою девственность, не испытывая в сердце любви. Я не могла. Я убедила себя, что Симойё блефовала, говоря, что отошлет Марико прочь, но не могла не признать, что мне было интересно заняться любовью с мужчиной. Я желала этого и завидовала другим майко, которые без лишних вопросов продали свои тела, не сопротивляясь полному подчинению. Они наслаждались свободой, но не я. Я являлась рабыней собственных страстей.

В моей душе боролись несколько противоречивых эмоций. Одна часть меня громко кричала, требуя присоединиться к другим гейшам, оставив бунтарство и сохранив гармонию в Чайном доме Оглядывающегося дерева. Другая же часть хранила молчание. Молясь, как бы впоследствии мне не пришлось раскаяться в своем решении, подчиняясь унаследованной от отца немыслимой дерзости, я все же сочла нужным отказаться от акта, который даровал бы мне наслаждение.

Так много наслаждения, со вздохом подумала я.

Не давая себе времени передумать, я выставила на стол статуэтку с гладким дном, означающую отрицательный ответ, затем перевела взгляд на открытую дверь, ведущую в сад. Никто не видел, какую именно статуэтку я выбрала. В чайном доме царила тишина, лишь из сада доносилось журчание воды искусственного водопада да по крыше ударяли капли дождя. И когда это начался дождь? - удивилась я. Я ожидала в комнате, находящейся в задней части чайного дома, так как обычай предписывал, чтобы все самые важные помещения располагались в здании сзади. Со своего места я могла наблюдать за розовыми цветками лотоса, плавающими по поверхности маленького декоративного озера. В стеклянной клетке в углу имелось чучело птицы с шелковистыми красно-белыми крылышками. Клюв птахи был раскрыт, будто она встретила свою смерть прежде, чем ей удалось испустить последний крик. Я не удивилась бы, если бы она начала пронзительно верещать, предупреждая о грозящей мне участи.

Тут я услышала какой-то звук и так быстро повернула голову, что парик оцарапал мне кожу сзади на шее.