Эйфория

Бенедикт.

Тони взял двумя руками горячую чашку и сделал глоток. Они с Бенедиктом были знакомы более двадцати лет, работали вместе шесть, виделись практически каждый день, но если бы кому-нибудь вдруг понадобилось спросить Тони, что ему известно об этом человеке, он не знал бы, что ответить.

Бенедикт был открытым, умным, веселым, и так было всегда, сколько Тони его помнил и сколько длилась их дружба. Он никогда не уходил в себя настолько, чтобы отдаляться на недосягаемое расстояние, и все же никогда не был настолько близко, чтобы его можно было читать как открытую книгу.

Тони усмехнулся.

Бенедикт походил на шкатулку, которая, хотя, возможно, и не закрывалась на замок, не имела очевидного рычага или кнопки, после нажатия на которые она оказалась бы доступной всем и каждому. Яркий и одаренный, он умел становиться незаметным, когда этого хотел, но стоило разбудить в нем азарт и любопытство, чтобы увидеть, как его внутренняя сущность (помесь кошки и дракона, посмеивался Тони в университете) разворачивалась во всю мощь, моментально привлекая к себе внимание всех и каждого.

Он мог бы быть телезвездой. Мог выбрать карьеру ученого или дипломата. Природная гибкость мышления и умение подстраиваться под любую ситуацию обеспечили бы ему легкое продвижение вперед в обеих сферах. Умение много и упорно работать сделало бы его успех неслучайным, заложив фундамент, обеспечивший бы его положению прочность и устойчивость.

Он стал хастлером.

Тони тряхнул головой и рассмеялся.

Отмотай он время назад, подойди к любому из их курса и спроси: веришь, что такое может быть? – и на него посмотрели бы как на перебравшего лишнего или сумасшедшего. Да, Бенедикт никогда не был примерным мальчиком, которого живописует реклама образа жизни успешного представителя высшего общества, да и к самому этому обществу он, строго говоря, не принадлежал. Но угадать в высоком кудрявом юноше, просиживавшем часами в библиотеке и за все время обучения едва ли дважды не подготовившем домашнее задание, сегодняшнего Бенедикта было практически невозможно.

Впрочем, о чем это он. Вернувшись в кабинет, Тони бросил короткий взгляд на стопку дел, разложенных на столе. «Чертов педант», – сказал он в первый раз, когда Бенедикт предложил ему проводить собеседования и предварительно анкетировать девушек. На возражение Тони, что он бы еще предложил им составлять резюме, а они будут сидеть и выбирать наиболее подходящих кандидаток, Бенедикт улыбнулся и ответил, что так далеко он не заглядывал, но идея ему нравится. Тони фыркнул. Считалось, что из них двоих более дерзким и безбашенным был он сам, но… Он задумался. Тони любил риск, никогда не волновался о том, что о нем подумают другие, – он был игроком и наслаждался не только выигрышами, но и просто хорошими ставками. До определенного момента он и сам считал себя чуть ли не «плохим парнем», ради классного приключения готовым на все.

Случай, предшествовавший созданию агентства, помог ему развеять эти иллюзии.

Это была какая-то вечеринка – то ли в честь годовщины окончания университета, то ли мальчишник одного из их друзей, то ли чей-то день рождения. Их было человек десять, и они заняли большой столик в ресторане, где часто бывали еще в студенческие годы. Пили немного, но с удовольствием и будучи полны решимости увидеть, до какой степени беспамятства при желании можно дойти (почти что точная цитата, правда, Тони не помнил чья). В то время Бенедикт редко появлялся в их компании, но, вне зависимости от того, насколько долгим был перерыв и как далеко он уходил, успешно и с радостью возвращался обратно. Тони вспомнил, как Бенедикт сидел на широком диване странного цитрусового цвета – уже не оранжевого и еще не лаймового – и молча наблюдал из-под полуопущенных век за беседующими и смеющимися друзьями. Как вдруг одна из девушек, резко замолчав, обернулась к нему и спросила, громко, так, чтобы слышали все, правда ли, что отсутствие оргазма – это отсутствие хорошего партнера?

Тони до сих пор не понимал, как и почему предельно хорошо умеющий держать дистанцию Бенедикт отозвался на этот вопрос, не говоря уже о том, откуда эта фраза вообще возникла. Не то чтобы их компания состояла из святош, никогда не говоривших о сексе – будучи довольно близки душевно, а если говорить о некоторых из них, то и физически, они не ограничивали себя ни в словах, ни в действиях, – но секс никогда не становился для них языком выяснения отношений. Это было что-то новое.

Тони вздохнул.

Вероятно, на это он и отреагировал. Позже, спросив Бенедикта, что заставило его сделать то, что он сделал, Тони получил подтверждение этому, услышав ясный и короткий ответ: «Желание». Чертов придурок, еще и любопытство, запоздало рассердился Тони. Так или иначе, но в установившейся за столом тишине, непонятно как буквально за пару мгновений сменившей легкий беззаботный гомон, голос Бенедикта прозвучал как вызов, решение и – совсем немного – ответный вопрос:

– Правда.

Тишина отчего-то сразу же стала опасной, как нагретый воск, капающий на обнаженную кожу; и, будто бы стремясь погасить и сдержать ее в каких-то приемлемых рамках, кто-то из присутствующих неловко засмеялся, но тут же снова замолчал, потому что Жаннетт, пристально смотревшая на Бенедикта, очень тихо и очень отчетливо произнесла:

– Докажи.

Тони закрыл глаза, допивая кофе.

Именно в тот вечер он впервые заметил, что лицо Бенедикта, спокойное и вполне гармоничное, может скрывать в себе двойное, тройное дно, оборачиваясь то скульптурной композицией на грани реальности, то вежливой маской, под которой просвечивает веселое обещание. Он смотрел на Жаннетт так, как будто они не были знакомы сто лет и все происходящее не было достоянием, как минимум, восьми пар глаз (хотя вряд ли другие посетители ресторана интересовались ими), и в его взгляде была только спокойная заинтересованность и теплота.

– Если ты это сделаешь, прямо сейчас, я заплачу тебе тысячу фунтов. – Тони был уверен, что абсолютно все, сидевшие за столом, посчитали ее слова шуткой, иначе как можно было объяснить тот факт, что они моментально вернулись к своим занятиям, возобновив поглощение пищи и прерванные разговоры?

Все, включая саму Жаннетт. Неуверенно моргнув и переключившись на беседу с расположившимся слева от нее Ричардом Фоустером, она пару минут оживленно болтала с ним, пока в привычный поток слов не вмешались руки Бенедикта, обхватившие ее за плечи и аккуратно потянувшие к нему. Небрежно склонившись к Жаннетт, Бенедикт прошептал ей что-то на ухо, после чего она быстро встала, и они ушли.

Никому из присутствующих не пришло в голову связать их уход с только что состоявшимся разговором. Почему? – не раз спрашивал себя Тони. Наверное, им просто казалось это слишком странным. Мало ли что кто говорит, будучи пьяным и откровенно скучая в компании старых друзей? Тем более, что Бенедикт и Жаннетт вернулись спустя двадцать минут и как ни в чем ни бывало присоединились к общему веселью.

На следующий день Бенедикт позвонил Тони и предложил ему открыть вместе агентство по оказанию сексуальных услуг.

***

– Признайся, ты делаешь это нарочно.

Тони поднял голову от планшета, лежащего у него на коленях. На экране мягко мерцало изображение главной страницы интернет-сайта журнала Time.

Бенедикт приподнял бровь и пожал плечами.

– Делаю что?

– Вот это, – Тони пальцем правой руки указал на планшет, левой продолжая листать меню. – «Герцогиня Кембриджская сменила стиль. Теперь в гардеробе принцессы будет меньше классических сдержанных цветов и больше ярких праздничных оттенков, символизирующих открытость, демократичность образа и свободу». С каких пор тебе это нравится?

Бенедикт молча смотрел на него, потягивая минеральную воду из высокого стакана.

– Не может быть, чтобы тебе этого хотелось, – не унимался Тони. – Ты никогда ничего не делаешь просто так. И, кстати, никогда от меня ничего не скрывал, – сердито добавил он. – Поэтому я хочу знать: зачем?