Белокурая гейша

Вдоль позвоночника моего прошла мелкая дрожь. Эти мужчины что же - преследуют меня? Я осмелилась бросить взгляд из-под своего капюшона. Те же два человека шли за мной. Было ли это простым совпадением? Я вознамерилась выяснить.

Я зашла в лавку и притворилась, что рассматриваю пестрые золотисто-оранжевые персики. Мужчины отвернулись, сделав вид, что не заметили меня. Итак, они действительно следят за мной. Но зачем? Послала ли их окасан, чтобы шпионить за мной? Это не заставит меня прервать мою миссию. Мне требовалось почувствовать себя живой, найти свою женскую душу, которой, как мне казалось, я лишилась, точно оставшаяся без кукловода марионетка.

Я вспомнила о бунраку, классических марионетках, которых я видела в театре. Один кукловод, не прячущий свое лицо, оперирует нитями, приводящими в движение голову и руки кукол, в то время как еще двое, одетых в черные маски, двигают ноги марионеток, причем делают они это так искусно и мастерски, что зрители напрочь забывают о присутствии всех трех кукловодов. Они видят лишь разворачивающуюся на их глазах сказочную историю.

Я верила, что преобразование в гейш также требует умения создавать прекрасную иллюзию. Из-за того, что я нарушила правила чайного дома, заигрывая с Хисой, из-за того, что я причинила боль маленькой майко, которая должна была стать моей сестрой, я утратила ту часть своей души, которая была ответственна за то, чтобы дергать за магическую леску, претворяя мою персональную сказку в жизнь. Я чувствовала себя точно так же, как в первый день прибытия в Чайный дом Оглядывающегося дерева, когда я осознала свое полнейшее одиночество. Сейчас, как и тогда, душа моя была опустошена.

Я продолжала идти, не поддаваясь ни соблазнительному запаху спелых дынь и персиков, витавшему в воздухе между многочисленными прилавками с фруктами, ни мелодичному напеву покачивающихся на ветру серебряных шпилек для волос. Не позволяла я и тонкому аромату цветов, тянущихся к последним лучам солнца, смутить мои чувства.

Нет. Это все не для меня. Я не ищу мимолетных радостей, с помощью которых смогла бы приглушить терзающую сердце боль. Эти радости больше подходят для детей, свободно бегающих вокруг и не имеющих в голове иных мыслей, кроме еды, которой можно заполнить желудки, да бумажных игрушек, которыми можно развлечься. То, к чему стремилась я, невозможно было ни попробовать на вкус, ни воткнуть в волосы, ни вдохнуть, точно благоухание цветов. Я жаждала получить дар богов.

Мою женскую сущность.

Она была так же дорога мне, как масло, получаемое из лепестков роз, и столь же неуловима. Непостоянна и хрупка. Чувство сопереживания, любви и страсти.

В глубине своего сердца пыталась я найти подтверждение тому, что я та самая женщина, которая может стать гейшей. Душа моя пребывала в смятении, страдала от приковывающих ее к земле пут и жаждала наслаждений. Я задрожала. Не все в моей жизни было волшебной сказкой. Я вспомнила рассказанные мне Марико истории о том, как девушка проходит путь от девичества к вступлению на стезю гейши, даруя право ложа мужчине, избранному для нее.

Мизуагэ. Странный ритуал раскрытия женского сексуального цветка, лепесток за лепестком, который исполнялся мужчиной с большой помпезностью. Каждую ночь в течение целой недели он должен проникать в ее влагалище пальцами, всякий раз немного глубже, до тех пор, пока она не будет полностью готова принять его драгоценный пенис. При мысли о лишении девственности сердце мое екнуло и забилось быстрее. Моя жизнь сложится совсем не так, как у всех прочих майко.

Решение было принято. Я вознамерилась сама выбрать своего первого любовника. А почему бы и нет? Я считала себя чувственным созданием, готовым приветствовать мужской половой орган в своем лунном гроте, точно скрытый родник с освежающей водой, искушающий моего возлюбленного приникнуть к нему губами и вкусить бодрящей жидкости.

Разве не была я искусна в соблазнении мужчины с помощью своего остроумия и оригинального построения фраз или с помощью медленного волнообразного движения моего крепкого тела, очаровывающего его и возбуждающего? Затем я стану смотреть на его нефритовый стержень тлеющим от вожделения взором, мои брови как идеальные полумесяцы, я буду томить его своими ласками, доводя до границы оргазма, прежде чем позволю войти в свою потаенную долину.

Я научилась использовать хиго зуики, длинные сушеные ленты, изготовленные из растительного волокна, а затем вымоченные в теплой воде для придания им мягкости и скользкости, знала, как обмотать их вокруг мужского члена, виток за витком опоясывая его орган, чтобы он увеличился в размере и дольше оставался эрегированным.

Я мечтала о том, как затем уложу мужчину на спину, а сама оседлаю его, предварительно подложив ему под ягодицы небольшую подушечку, чтобы приподнять его почтенный пенис. Он станет поддерживать меня согнутыми в коленях ногами. Находясь в таком положении, я сумею подарить ему много приятных и радостных ощущений, так как мое влагалище будет растягиваться, позволяя головке мужского члена, глубоко проникающего внутрь меня, прижиматься к точке моего наивысшего удовольствия.

От подобных мыслей щеки мои раскраснелись, точно цветки сакуры, распускающиеся под жарким летним солнцем. Тело мое наполнило странное томление, но не оно являлось причиной беспокойства, которое все не проходило, до самых костей пронзая меня холодом и страхом, гораздо более могущественным, нежели все, что мне до сих пор доводилось испытывать: Марико не верит в то, что я могу стать гейшей.

Я вздохнула. Верно, я не обладала ни маленькими грудями, ни маленькими руками, как другие майко, не было у меня и пологости вокруг глаз, придававшей лицу особое мягкое выражение. Ресницы мои были густыми и черными, но они не закрывали мои маленькие брови, что придавало бы мне покорный вид, стоило лишь опустить веки. Глаза мои были большими и круглыми, наблюдательными и даже заигрывающими.

При ходьбе я высоко поднимала кимоно, придерживая его левой рукой, как предписывалось традицией. Сознание мое затопило чувство вины, точно Марико шла за мной по пятам, наступая на край кимоно и напоминая, что нужно ступать медленнее, так как плотно облегающее кимоно делает гейшу грациознее и более приятной как для взгляда, так и для души.

Я шла вниз по улице Шиджо, затем пересекла главную улицу Годжо-дори, поднялась по Хигашиоджи-дори и свернула вправо на Годжизука.

Но хмурящей брови Марико не было рядом со мной, поэтому я передвигалась довольно споро, и, ни семени беспокойства не прорастало в моем сознании. Я просто обязана идти быстрой походкой. По дороге со мной шло много пилигримов. То были миссионеры из школы Доишиша, англиканские священники и французские кюре. Молитвенные гонги и набожные хлопки в ладоши эхом отдавались в моих ушах, пока все мы следовали одним и тем же извивающимся путем.

Я была настолько поглощена мыслями о значимости своей миссии, что, лишь миновав усыпальницу в Явасака, а затем и парк Маруяма, откуда открывался вид на огромную веранду, построенную над скалой в храме Киомидзу, я заметила, что за мной следует и еще кто-то помимо двоих мужчин-слуг. Мне с трудом удалось перевести дыхание, когда я заметила обращенный на себя пристальный мужской взгляд, напрочь лишенный скучной претенциозности или наигранного безразличия, что столь свойственно японским мужчинам, которые никогда не задают прямых вопросов ни о нем, по крайней мере. Именно это я усвоила из наблюдений через бумажные двери за тем, как окасан или другие гейши развлекают клиентов. Мы будем рады любому, скажут они, любой позиции, каждой позиции, хотя в действительности точно знают, чего хотят. Разделить ложе.

Я снова посмотрела на этого мужчину. Нет, он совсем не таков.

Он не японец.

Он гайджин.

И он высокий, очень высокий.

Я содрогнулась от странного взгляда незнакомца, а не от свежего ветерка, налетевшего с вершины холма и принесшего с собой приятный мускусный аромат. Мне стало интересно, кто же такой этот человек. Я принялась рассматривать его и поразилась тому, насколько он красив. Этому очень способствовали его длинноватые, кедрового цвета волосы. Игривый ветерок сдувал отдельные пряди с его лица, открывая глаза, при виде которых я залилась краской. Своим взором он мгновенно снял с меня и черный плащ с капюшоном, и кимоно и принялся бродить вверх и вниз по моему телу, исследуя его, заставляя соски мои затвердеть, а лоно увлажниться в предвкушении. Его пронзительные голубые глаза сообщили мне о его желаниях. Он хотел шелковистых ласк. Мягких губ. Чувственного шепота.