Не в сказке (СИ)

— Больно…

— Знаю… — так же тихо выдохнул Петр и застыл, позволяя ему привыкнуть к ощущениям. Только ладонь прошлась по стволу вверх-вниз, настойчиво, сильно, да губы накрыли колотящуюся под тонкой кожей голубую венку. Бешено бьется пульс. Сходит с ума сердце.

Чувствовать его в себе — странно. Дико. Но возбуждающе. И горячие пальцы на его члене — такие же, как тогда, в ту ночь. Сильные, дерзкие.

Пара глубоких вдохов, и умело расслабить мышцы. Полный контроль над телом.

— Двигайся…

Толчок, глубокий, уверенный. Петр хотел этого давно, и теперь сполна брал, черпал удовольствие из этого сильного восхитительного тела. И плевать, что это — холл, что они даже до дивана не дошли, что этот секс мог бы быть совершенно иным, а мог и вовсе не случиться.

Он двигался в узком теле, целуя изящную шею, четкие скулы, зарываясь лицом во влажные волосы. Двигался быстро, сильно, великолепно чувствуя, что нерешительность и мягкость здесь и сейчас — не нужны. Что должно быть так. И только так.

— Еще… — Мир стонал сквозь стиснутые зубы, подаваясь ему навстречу, зарываясь пальцами в его волосы. Боль сплавилась с удовольствием. Но мало… Все равно мало. — Не жалей. ЕЩЕ!

Быстрее. Сильнее. Глубже. Яростнее. Без капли нежности. В конце концов, он отпустил Мира, а потом жестко зафиксировал его бёдра, почти вбиваясь в него. Пошлый влажный звук. Ни с чем не спутаешь. Он коротит нервы совсем так же, как ЕГО стоны. Еще! Сильнее! Да! Не останавливаться, даже если сердце вырвется из клетки ребер.

Крик, стон, почти рычание… И пожар внутри, погасить который, кажется, невозможно. Губы — в хлам. Но так легче, так ярче. Еще ярче. Ноги дрожат, ладони соскальзывают со стены. Капли пота стекают по вискам, и потяжелевшие волосы лезут в глаза. Дрожь. Сильная. Крупная. Мир забился, застонал, чувствуя, как сводит рот в предоргазменной судороге. Еще немного… Чуть-чуть…

Резко на себя, чуть приподняв бедра, ударяя в центр его удовольствия. Петр закричал сквозь закушенные до крови губы, задвигался рвано, дергано, почти судорожно, чувствуя, как пульсирует, дрожит внутри каждый мускул, как растекается внутри НЕГО удовольствие. Злое. Неправильное.

На крик Миру не хватило воздуха. Только хрип и глухой стон. Погребло, ослепило, вывернуло все тело. Жар внутри заставил забиться и выгнуться, судорожно хватая ртом воздух. Судорожный всхлип, и Мир обмяк, с тихим стоном оседая по стене на пол, когда ноги все-таки отказались держать…

Но упасть ему не дали. Страхов подхватил, прижимая к себе подрагивающими от напряжения руками. У самого ноги подкашивались. Стоял на одной только силе воли. Но упасть не позволяли ошметки гордости.

Ненавидеть бы Мира… Слишком многое он бросил ему под ноги. Слишком многое. Только ненавидеть не выходило. Хотелось, до безумия, до полной потери рассудка. Даже сейчас, после сокрушительного оргазма.

Заставить себя шевелиться Петр смог через пару минут. Подхватил на руки безвольного расслабленного Мира, порадовавшись про себя, что с него джинсы вот так не свалились. В несколько неловких шагов пересек холл и вошел в гостиную, где и опустил Мира на диван, окончательно избавив долгожданного любовника от одежды.

Тот слабо застонал, окидывая расфокусированным взглядом комнату. Еще почти минуту на то, чтобы взять под контроль дыхание и рассудок. Тело, казалось, звенит от все еще гуляющего в нем удовольствия, тесно сплетенного с болью. Мир шевельнулся и еле заметно поморщился. Не смертельно, но саднит.

А еще не хотелось ничего говорить. Зато почему-то захотелось курить. Мир выгнулся и потянулся к пачке сигарет, лежащих на журнальном столике у изголовья. Вытянул одну, нащупал зажигалку и прикурил.

Петр сел на пол, вытянул ноги, запрокинул голову на диван, щекой касаясь обнаженного плеча Мира. Хорошо. Слишком хорошо. Теперь понятно, почему на этом человеке буквально помешано столько народа. Его манекенщицы, его окружение, даже его клиенты. Его хотят все. Вот только имел до сих пор — только один человек.

Нет, это даже не смешно, но он хотел Мира снова. И это становится любопытно. Кто кого затрахает до неадеквата?

— Я хочу тебя. Снова.

Мир лениво выпустил струйку дыма и, чуть сдвинувшись к краю, усмехнулся:

— Незаметно.

Петр неторопливо поднялся на ноги и стащил с себя джинсы вместе с бельем. Потом — повернулся, демонстрируя степень собственного возбуждения. И собственное совершенное тело заодно.

— Достаточно убедительно?

Мир оценил. Вскинул бровь, усмехаясь скорее тепло, чем ехидно:

— Боюсь, моя задница не выдержит еще одного такого марафона. Отвыкла.

— Значит, мне придется с официальным визитом посетить местный душ. В противном случае твоя задница действительно имеет все шансы пострадать, — вздохнул Страхов.

Мир расхохотался. Отправил недокуренную сигарету в пепельницу и провел ладонью по животу и ниже. Капли собственной спермы уже засохли и стягивали кожу. Не самое приятное ощущение. Но избавляться от него почему-то упорно не хотелось. Петр оказался потрясающим любовником. Именно таким, какого Мир хотел.

Повернувшись к стоящему перед диваном обнаженному Страхову, Мир долгим задумчивым взглядом окинул его с ног до головы и неосознанно облизнул кончик пальца. Пожалуй…

— Ключевое слово — такой марафон…

— То есть любой другой марафон тебя вполне себе устроит?

Петр плавно опустился перед диваном и стащил Мира к себе на колени, почти плотоядно ухмыляясь. Заставил локтями опереться о мягкое сидение позади себя и прижался губами к основанию шеи, лизнув наметившийся след.

— Звучит так, словно это мне не хватило одного раза, — хмыкнул Мир. Он сидел на коленях Страха и был настолько открыт… Но он давно забыл что такое стыд. Да и чувство беззащитности почему-то возбуждало.

Ему нравился взгляд Страха. Нравилось смотреть на пламя в его черных зрачках и знать, что он — тому причина. И всплыли вдруг в памяти собственные слова… О да, если бы не Макс, он бы в него влюбился.

Губы Петра проследили четкую линию шеи и плеча. Ладони с мягкой уверенной силой скользнули вдоль бедер вверх, погладили плоский подтянутый живот, мазнули по груди, снова вернулись к крепкой заднице.

На этот раз спешки не было. Как не было грубости или боли. Петр был предельно осторожен, входя в раскрытое его тело. Почти нежен. И только поцелуй был таким же голодным, как их первый раз, случившийся не далее, как несколько минут назад.

— Чееерт… — выдохнул Мир, падая назад на диван. Вторжение Петра оказалось для него почти неожиданностью. Как и тот факт, что тело мгновенно откликнется на него, вспыхнув снова. Не бушующий пожар, но огонь. И такая чувствительная кожа. — Твою мать, Страх… — слова сами слетали с языка с каждым новым неторопливым и осторожным толчком. Другое удовольствие. Совсем новое. Мир мотнул головой и снова выгнулся в его руках, почти зависнув аркой над диваном.

— Ты что-то хотел сказать?.. — прошептал Пётр, неспешно покусывая острый напряженный сосок. Мир заводится с пол-оборота. Как только ему удавалось держаться так долго, и молчать?

— Да… Нет… Когда-нибудь я просто сверну тебе шею за это… — стон Мира был болезненным. Но и удовольствие, которое дарил Страх, тоже было на грани боли. Не яркое, но слишком острое.

Мир неосознанно облизал пересохшие губы:

— Неудобно… Хочу на пол…

Столик полетел в сторону. Пётр совершенно бесцеремонно откинул его, чтоб освободить себе пространство. Подхватив Мира за талию, медленно развернулся на месте и осторожно опустил его на пол, так и не соизволив выйти из подрагивающего тела. Склонился к нему, покрывая грудь мелкими короткими поцелуями.

Мир тихо рассмеялся, провожая взглядом ни в чем не повинный стол. Рассмеялся, и застонал громко, протяжно, запуская пальцы в черные, как смоль, волосы. Попытался собрать в горсть слишком короткие для этого прядки, недовольно дернул одну, такую непокорную, и крепко обнял за плечи, заставляя накрыть собой.