Perfectly entwined (СИ)

Волна кровавого безумия, прокатившаяся по стране, абсолютно ничего не меняет в его планах. Место копов и людей на государственной службе занимают инфицированные рядовые граждане, вместо пистолетов и полицейских ксив — полные чёрного гноя рты и оскаленные в рычании зубы. В планах лишь остаться в живых и убраться со ставшего смертельной ловушкой материка на родину.

Ирония в том, что становится только проще. Когда первая из тварей падает замертво, продырявленная пулей из бессменного чёрного глока, он улыбается чуть более безразлично, чем хотел бы сам. Нет никакой разницы в том, чтобы убивать людей обычных или заражённых, когда за плечами количество отнятых жизней в два раза больше, чем прожитых на свете лет. Пожалуй лишь одна, да и та незначительная — убийство вдруг перестаёт быть вне закона.

Поэтому, незамеченный среди поднявшегося хаоса, он выскальзывает из-под носа преследователей. Его больше невозможно выследить по дорожке из трупов — ими в одночасье оказывается завалена вся страна.

Толпа спасающихся увлекает его за собой, мимо больших городов, мимо закрытых аэропортов по переполненным трассам между населёнными пунктами, и выносит к военной базе. Глядя из-за тёмного стекла шлема на вооружённых американскими автоматами солдат, он принимает решение за секунду — разворачивает рычащий мотоцикл и едет прочь под палящим солнцем сквозь воняющий страхом и смертью воздух. Никогда он не надеялся на помощь, добиваясь поставленных целей сам. Среди толпы инфицированных, как он считает, гораздо больше шансов сохранить свою шкурку целой, чем один на один с представителем местной власти.

Зубы и когти не проблема. Проблема — разум и пистолет. Он собирается держаться подальше от законников.

Глушитель больше не требуется, не от кого скрываться, но по старой, въевшейся в кожу привычке, он не снимает его с пистолета. Пули его глока предназначены для людей — от заражённых проще скрыться или отвлечь, указав целью других, любых попавших под руку обывателей.

Тактика работает безотказно: он добывает еду и карту местности, узнаёт у местных старожил о заброшенном пути через лес. К океану. В переднем кармане джинсов, тёплые от близости к телу, лежат ключи от яхты. Крови на них больше нет, смыта им в роскошной фарфоровой раковине сразу после того, как булькающий из простреленного горла хозяин разжал, наконец, пальцы на кольце брелока.

И когда до конца путешествия остаётся лишь один дневной переход, на забытой Богом заправочной станции у леса случается сбой. Удача, кажется, поворачивается спиной. Он как раз заканчивает со служащим и его немногочисленной спятившей семьёй, когда слышит звук подъезжающего автомобиля. Рюкзак с собранными продуктами лежит в здании, мотоцикл, полностью заправленный, у дальней колонки.

Приехавших не много: две девушки и три молодых парня. На одном автомобиле. Кажется, его возраста, но в противовес — их глупое, беспечное поведение и то, как широко распахнуты удивлённые глаза. Он делает вывод — между ними пропасть. Ни опасности, ни ценности они не представляют.

Он мог бы уйти незамеченным, но незнакомцы разделяются. Двое входят в магазинчик, отрезая ему путь к собранным вещам и еде. Затаившись в тени он разглядывает убитых им людей, рассуждая о никчёмности и бесполезности человеческой жизни, о своём бессмысленном стремлении выжить любой ценой.

Тут то и отказывает везение: вместо того, чтобы уехать, они задерживаются. Один из них, с короткими волосами и крупными, широкими плечами, оказывается слишком близко. Глаза незнакомца цвета орехового дерева цепко сканируют тела на земле, но его не замечают.

Прагматичный ум принимает единственное возможное решение в этой ситуации — от помехи нужно избавиться. Секрет выживания прост и усвоен им многие годы назад — или ты или тебя. Ему нужны собранные продукты, которые эти ребята, судя по всему уже нашли, и вряд ли отдадут. Он бы не отдал.

Шаг. Ещё один. Он нависает над своей жертвой тенью, мягкой и мрачной, как едва слышный шёпот в кошмаре, но удивительно и неожиданно тяжёлой, давящей на плечи — и остающейся на многие годы в сердцах тех редких счастливчиков, кому удалось избежать его смертельного удара.

В этот момент, когда рука вытянута, а глок, удлиннённый цилиндром глушителя, целится точно в затылок незнакомца, Вселенная вдруг даёт сдачи — воздух сжимается вокруг, уплотняется, будто в чёрной дыре. Дышать становится невозможно, и мысль — эта боль не может быть ничем иным, только расплатой за бессердечно отнятые жизни.

Слабость сжимает в тиски, затылок трещит от нахлынувшей боли, а рука, твёрдая, уверенная рука, что не опускалась ни разу за весь пройденный по крови жизненный путь, вдруг виснет бесполезной плетью. В состоянии, когда натренированное убивать тело не слушается голоса разума, когда концентрация и сила воли дают сбой, он осознаёт, что не сладит с незнакомцами, пусть они в сущности ещё дети. У него нет сил.

Только чудом он уходит незамеченным. Добредает до мотоцикла, наплевав на сумку с едой. В сухой пыли под колёсами растворяется уверенность в себе, заработанная годами.

К ночи, когда солнце сползает по коричневой, твёрдой коре сосновых деревьев и впитывается в густой мох у их подножия, чувства более или менее устаканиваются: горло не сжимает ледяной невидимой ладонью Вселенной, и лёгкие, пусть медленно и с натугой, но качают кислород. Он разворачивает карту на коленях и внимательно вглядывается в местность. На многие мили вокруг лес и сквозь него ведёт заросшая травой дорога, ведёт к порту, к выходу в океан, и у незнакомцев, что неосознанно нарушили его планы и лишили добычи, совсем нет резона с этой дороги сворачивать.

Дрожь в кончиках пальцев перетекает во внутреннюю неуверенность. В голове, где-то глубоко внутри слышно пульсацию сердечного ритма, и чем сильнее он прислушивается, тем отчётливее кажется, что этот звук разнится с собственным пульсом.

Слабость не позволяет расправиться с незнакомцами самостоятельно, но гениальный в своей жестокой изобретательности мозг уже придумывает план, пока он смотрит на чёрточки и схематичные обозначения карты. К сожалению, они оказались на его пути, пусть не намеренно, но помешали планам, и за это умрут. Умрут не потому что он получает удовольствие от бессмысленного насилия, а потому что всё, чего он хочет — выжить. Ему нужна его сумка назад.

Он лениво усмехается, прячет тремор пальцев под чёрной кожей перчаток, глаза — в густоте лесной ночи. В нескольких милях на западе стоит детский лагерь, работающий в летний сезон, а это значит, что при удачном стечении обстоятельств на данный момент там больше нет детей. Только кровожадные маленькие монстры, что не побрезгуют мясцом, на которое он им укажет. И делать почти ничего не нужно: лишь привлечь рёвом мотоцикла и направить безмозглую, алчную толпу по нужному направлению. Потом останется только отвлечь инфицированных и вернуть себе свои вещи.

И пусть это низко и подло, но кто сказал, что у человека вроде него должна быть честь? Смысл имеет лишь выживание. Если ради спасения своей жизни нужно пойти против морали, что ж… Он и раньше жил не по совести, совершая кровавые преступления по чужому велению. Сейчас у него хотя бы есть веская причина, чтобы обречь этих ребят на смерть в зубах заражённых.

Отсутствие эмоций в такой сложной и щепетильной ситуации, как эта, не пугает. Безразличие и отрешённость давно стали нормой. В какой-то степени его пассивность — это проявление высокомерия, холодный и неторопливый вызов значительно более горячему и беспокойному окружающему миру.

Издалека он увидит, как твари порвут попавшихся под руку ребят, затем на мотоцикле уведёт толпу прочь и вернётся за своими вещами. День окажется потерян, но так легли карты. Он и так выжал максимум из сложившегося положения, не потеряв ничего, кроме незначительного отрезка времени.

Только бы таинственное недомогание не вернулось.

========== Часть 10 ==========

Ночная тишина совсем не такая, как дневная. Когда машина останавливается посреди леса, в середине ничего, и свет исходит лишь от слабых лампочек в салоне, тишина становится объёмной. Подавляющей. Не слышно ни щебета птиц, ни жужжания насекомых. Ветер стих и лес не шелестит ветками, не скребётся ими в окна. После прошедшего дождя во влажном воздухе тишина превращается в другое измерение, и Гарри против воли затягивает в него.