Perfectly entwined (СИ)

— Значит, они совсем свежие? — Гарри противно от того, что он звучит совсем, как Луи.

Он ковыряет незаживающую рану, ощущая одновременно боль и удовольствие. Подражание Луи, попытка озвучить его возможные мысли создаёт иллюзию присутствия, но Гарри не настолько глуп, чтобы забыть — его пары больше не существует на свете. Осталось лишь осквернённое тело и тлеющее подобие жизни, без возможности вернуться к прошлому. Совершенно очевидно, что на излечение рассчитывать не приходится, Гарри не сможет увезти Луи отсюда. Его любимый теперь принадлежит хаосу. Он часть ада, поглотившего страну.

Остаться вдвоём они смогут лишь если Гарри присоединится, тоже станет крупицей безумия. Он вздрагивает, пугаясь не собственных мыслей, а чужой возможности подслушать их. Самое сокровенное желание, почти неосуществимое, но Гарри не теряет надежды.

Саманта внимательно следит за выражением его лица сквозь зеркало заднего вида, и когда Гарри сталкивается с ней взглядом, единственное, что остаётся — это отвернуться к окну, к темнеющему за ним непроходимому лесу.

— Я выполню обещание даже ценой собственной жизни, — внезапно роняет девушка.

Гарри, опомнившись, сдержанно кивает и задаёт ещё один, почти ничего не значащий вопрос Лиаму, стараясь отвести внимание от этой опасной темы.

— Я испугался что тот, кто сделал это, может быть поблизости, — продолжает тот, будто даже не замечает внимания друзей — полностью погружённый в собственные свежие воспоминания, в попытках понять природу своей слабости. — А потом я скорее почувствовал, чем услышал: лёгкие шаги, мимолётное движение. Я обернулся и успел заметить только силуэт, скрывающийся за углом здания.

— Но он ничего тебе не сделал? — уточняет Найл.

— Абсолютно ничего. Он уже исчез из виду, когда меня накрыло волной удушья, — Лиам складывает свои большие ладони на коже шеи и чуть сжимает, будто доказывает сам себе, что не ошибся в ощущениях. — Внутри всё туго скрутило и рвануло вверх. Мне казалось, если бы я мог дышать, я бы выхаркал собственное сердце, но лёгкие замерли тоже. Отвратительное ощущение, и я даже причины не знаю!

Гарри запускает руку в волосы и сам не замечает, как сильно прикусывает от напряжения нижнюю губу. Только солёный вкус крови отрезвляет, но не возвращает его в общий разговор. Лиаму больше не требуется забота или сочувствие, и от этих мыслей жжётся в груди. Его теперь нужно похлопать по плечу, поздравляя.

Кипяток течёт по венам от понимания того, насколько Вселенная дрянь — поступить так с родственными душами! Гарри смотрит на Найла и не видит в нём отклика — кажется никто, кроме него не осознаёт насколько жестокую шутку мир играет с ними. Найл, Гарри. И теперь Лиам.

Но прежде, чем он успевает сообщить Лиаму в чём же причина его странного недомогания, боль накрывает его самого. Накрывает с головой. Гарри распахивает в ужасе глаза и кричит, выворачивая глотку так, как выворачивает его суставы и мышцы.

Саманта притормаживает, даже не съезжая на обочину. Дороги попросту нет — только чуть примятая трава, под которой угадывается не сочный чернозём, а грязный песок. Видимо когда-то этот путь использовался, но теперь оказался ненужным, и растительность нашла себе дорогу сквозь твёрдые крупицы наружу.

Ужас парализует каждого из его друзей, но Гарри не замечает их обеспокоенных вопросов, неловких попыток удержать содрогающееся в конвульсиях тело. Перед глазами алая пелена, то ли крови, то ли бешенства. Внутри рвущее на части безумие.

Не успевший сформироваться вздох, последняя бессильная попытка сопротивления, мускулы свиваются в тугие комки, как у бездомной дворняги в последней стадии бешенства. Чужие эмоции берут верх, и Гарри, не осознавая всё до конца среди боли, чудом открывает дверь и будто мешок с песком, безвольный и тяжёлый, вываливается наружу.

Его тошнит, выворачивает наизнанку мягкими комками печенья, полурастворившимися в желудочном соке. Ободранное горло и мучительные спазмы — ничто по сравнению с тем, как горят дёсны, точно поражённые язвой.

Яд проникает в сердце Гарри медленно. От земли, на которой он лежит, пахнет травой и сыростью, а также кислой желчью. Пальцы судорожно сокращаются, и он царапает песок и редкие камни, словно хочет зарыть себя в надежде, что внизу боль не достанет его. Мгновение, когда Луи теряет последнюю связную мысль и его личность умирает, уступает неизвестному вирусу контроль над разумом и телом, Гарри ощущает каждой клеточкой себя. Он не кричит, не зовёт на помощь. Не молит о смерти.

Словно рыба, выброшенная на берег, он лежит у машины, с широко распахнутыми глазами и безмолвно открывающимся ртом. Друзья обступают со всех сторон, боясь трогать, и Гарри почти благодарен — последнее, что ему нужно сейчас, это их прикосновения. Он переживает смерть Луи, как собственную.

Темнеет быстро. Или Гарри так кажется, в его состоянии между сном и реальностью. На языке терпкий вкус ночи, одинокой и бесконечной. Он переворачивается на спину, глядя в небо цвета сильно разведённых чернил, и произносит, ни к кому, в сущности, не обращаясь:

— Его больше нет.

Ладони Саманты маленькие и нежные. Похожи на пугливых зверьков, когда она касается штанины, и видя, что Гарри не отдёргивает ногу — выше. Женские руки ложатся на плечи, и тепло её дыхания согревает влажные щёки. Гарри не замечает, что рыдает, когда шепчет вновь и вновь:

— Его нет. Его больше нет.

Осознание прорывает плотину, и слова тихим шёпотом сыпятся из его рта неиссякаемым потоком. Одна и та же трагическая истина. Луи мёртв.

Сильный порыв ветра приносит запах гари. От него раскручиваются волосы, как водоросли, подхваченные ледяным потоком. Сэм оборачивает свои руки вокруг шеи Гарри, притягивая ближе, Найл падает на колени позади, за ним следует Лиам. Все его друзья стремятся коснуться дрожащего тела, подарить толику силы и присутствия, не понимая, что все их попытки обречены — одиночество съедает чужое тепло.

Потеря пары переключает мир в новый режим: чёрно-белый тусклый свет и полное отсутствие чувств. Может быть срабатывает защитный механизм, Гарри не знает, но эмоции медленно покидают его, утекают, как песок сквозь пальцы. Только пришедшая на смену боли и ужасу пустота не даёт сойти с ума, заворачивает в вакуумный кокон.

Сконцентрированные на нём, друзья не замечают того, что открывается отрешённому взгляду Гарри: за плечом Саманты расступается лес, редеет, и становится видно темнеющее небо. И только одно в открывшемся пейзаже смущает — отголоски красного зарева и густой чёрный дым, пачкающий облака. В тишине замершего автомобильного мотора, без разговоров друзей и шороха шин становится слышно далёкий звук выстрелов.

Гарри зажмуривается, выдыхает, пытаясь скинуть оцепенение, но оно лишь сильнее наваливается сверху. Всё, что удаётся ему — это поднять палец, указывая Лиаму направление между стволами редких деревьев.

Со склона холма, где они остановились, видно раскинувшийся у подножия город: кровь и грязь, а также тёмное пятно ночи, зловеще расползающееся по далёким улицам, разорванное тут и там заревом пожаров. Горячая духота дня сменяется моросящим в сумерках дождём, а вокруг кружатся и дрожат новые волны вони.

Жизнь движется дальше, рука об руку со смертью и преследующей опасностью. Саманта помогает Гарри подняться на слабые ноги, с интересом и ужасом поглядывая в сторону города, к которому ненароком они оказались слишком близки. И за общей суетой проходит момент потери.

Превращается из настоящего в прошлое.

〄〄〄

Выживание — основной приоритет для него и всегда был.

Со времён раннего детства, когда жизнь на улице толкнула не в тот поворот лабиринта и поставила лицом к лицу с худшими из представителей собственной братии. Дешёвые слова, поспешные поступки; беглый перечень реальных идеалов и стремлений, и вот он уже совершает преступление, а в награду немного наличности и краткий миг свободы. Но миг проходит, и скованный ошибками прошлого, он вновь оказывается на этом пути, в погоне за чьим-то стремлением к власти. В попытках выжить.