Девяносто девять (СИ)

— Мне нужно знать, могу ли я доверять тебе, — сказала она. — Готов ли ты выполнять приказы, которые не придутся тебе по нраву. Если нет, то…

— Простите, командующая. Я готов. Однажды я поклялся вам в верности, и буду верен вам до конца.

Они собрались на спортивной площадке рядом с бывшей школой. Тридцать человек — мужчины, женщины, подростки. Алисия села на ступеньку и дрожащими руками принялась оттирать кровь с мачете. Ее трясло: за то, чтобы занять здание, они заплатили немалую цену: из сорока трех в живых осталось тридцать.

— Что будем делать дальше? — спросил кто-то.

В образовавшейся тишине Алисия подняла голову и ужаснулась, осознав, что все смотрели на нее. На нее — девчонку, совсем недавно потерявшую всю семью, на нее, девчонку, которая совсем не была готова ко всему этому кошмару.

— Я… — она запнулась. — Я не…

Что-то мешало договорить. Может быть, то, что во взглядах, обращенных на нее, была надежда. Или то, что никто не спешил ответить вместо нее. Или странное чувство, возникшее в груди из ниоткуда, чувство, будто говорящее: «Я была рождена для этого».

— Надо укрепить забор вокруг школы и восстановить те его части, которые оказались порушены, — сказала Алисия. — Семь человек займутся очисткой: вынесем трупы и сожжем их в лесу. Те, у кого есть оружие, выходят в дозор: пока забор не будет восстановлен, дежурить будем постоянно и круглосуточно.

Один из мужчин подошел к ней и встал, нависая. Он был странным: то ли монах, то ли чокнутый, одетый в рясу и с наголо выбритой головой.

— Новому миру нужен лидер, — сказал он строго. — Ты привела нас сюда, и ты поведешь нас дальше.

Его слова звучали торжественно и глухо, и Алисии снова показалось, что она уже это слышала, что она уже это проживала, что это уже было, и было не единожды.

— Как тебя зовут? — спросила она, поднимаясь на ноги.

— Меня зовут Титус, командующая. И я хочу быть первым, кто поклянется вам в верности.

— Небесные люди стали тринадцатым кланом, — Алисия подошла к висящей на стене карте и посмотрела на нее. — Пленные освобождены. Сейчас меня больше всего заботит состояние баррикад, отсутствие вестей из Розы и неопределенность с противником.

— Именно в таком порядке? — спросил стоящий позади Титус.

— Да. Поэтому делай как я говорю: отправь отряд в Розу, чтобы к вечеру я знала, что там происходит, и позови ко мне Индру и Густуса. Я хочу, чтобы они возглавили две разведгруппы, которые отправятся к островам и выяснят, где сейчас Офелия.

Всего два пятнышка на карте, два острова: Санта-Каталина и Сан-Клементе. Один из них может стать шансом для людей построить безопасный Новый мир. Но только при условии, что второй не станет мешать.

— Простите меня, командующая, — услышала она. — Я был неправ, когда говорил, что вы руководствуетесь чувствами. За всю мою жизнь я не встречал столь мудрого человека, как вы.

Алисия жестом велела ему идти. Она никак не могла оторвать взгляда от карты, но думала теперь вовсе не об островах. Она думала о том, как руки Элайзы касались ее тела, как горячие губы прижимались к ее собственным.

Титус ошибался, говоря, что она опирается на чувства, но одного он не мог знать: несмотря на принимаемые решения, несмотря на то, что она все еще оставалась командующей, теперь в ее жизни появилось что-то еще. Что-то, без чего она больше не хотела обходиться.

***

Пленных разместили в бункере, предварительно вытащив оттуда припасы: с некоторых пор Элайза не слишком доверяла клеткам. Она лично удостоверилась, что дверь как следует заперта, а охрана вооружена автоматами, и только после этого пошла в палатку медпункта. Но дойти не успела: навстречу ей попалась Рейвен.

Они остановились, глядя друг другу в глаза. Элайзу поразило, как сильно изменилась Рейвен за истекший месяц: она ужасно похудела, скулы на лице заострились, а кожа была бледной до синевы. Чувство вины, притупившееся было, напомнило о себе с новой силой. Элайза вспомнила Финна с кровавой раной вместо рта и проглотила комок, подступивший к горлу.

— Я не смогла его спасти, — выдавила она, неимоверным усилием заставляя себя не отводить взгляд. — Прости меня. Если можешь.

Рейвен долго молчала прежде чем качнуть головой и уйти, так и не сказав ни слова.

В палатке медпункта Элайзу встретила Розмари: чуть смущенно обняла, погладила по голове.

— Рада, что ты жива.

— Где она? — спросила Элайза. — Я хочу ее видеть.

Вместо ответа Розмари кивнула на занавеску в углу палатки. Там, на походной койке, укрытая армейским одеялом, и обнаружилась Октавия.

— Привет, принцесса, — улыбнулась она, увидев Элайзу.

— Здравствуй.

Сидящий рядом с койкой Линкольн встал и поклонился, не выпуская из руки ладонь Октавии. Элайза кивнула ему.

— Говорят, ты сама вскрыла себе горло? — спросила она. — По-моему, это слишком даже для тебя.

— А ты явилась к морским людям, сидя на штуковине, способной спалить половину побережья, — парировала Октавия. — Будем разбираться, кто из нас круче?

Элайза покачала головой.

— Что произошло? Расскажи мне.

Но Октавия мало что могла рассказать. Спала, ударили по голове, долго везли куда-то на лошади, угрожали смертью… Все это Элайза уже знала от Джаспера.

— Получается, тебя забрали Беллами и отец? — уточнила она. — А кто освободил их?

— Он не знает, — вместо Октавии ответил Линкольн. — Мы спрашивали, но, похоже, он действительно не знает.

«Вы спрашивали?»

Наверное, на лице Элайзы отобразилось все, о чем она подумала, потому что Октавия тут же поспешила развеять ее сомнения:

— Белла никто не пытал, Эл, — сказала она. — Он сам рассказал все, что знал. Мы… Не стали держать его в плену. В некотором смысле он теперь один из нас.

«В некотором смысле?»

По лицу Линкольна было ясно, что ему не нравится такой подход, но, похоже, у него не было выбора. Элайза улыбнулась, видя, с какой нежностью он смотрит на Октавию, и каким суровым становится его лицо, стоит ему отвести взгляд. Улыбнулась и… позавидовала немного.

— Где Белл? — спросила она. — Думаю, мне стоит поговорить с ним.

Октавия и Линкольн переглянулись. И этого Элайза понять не смогла.

***

Жаркое солнце обжигало голову и обнаженные плечи, но Беллами было плевать. Он с силой втыкал лопату в сухую почву, нажимал на черенок и отбрасывал в сторону очередную порцию земли. И еще одну, и еще.

Несколько раз к нему подходила Розмари с бутылкой воды, но он отказывался и продолжал копать. Не зная, зачем это делает, но зная, что должен.

Когда рядом послышался голос Элайзы, он не поверил своим ушам. Обернулся, чтобы убедиться, воткнул лопату в землю и прищурился, пытаясь рассмотреть.

— Посмотри на свои ладони, — сказала Элайза. — Ты стер их до крови.

Он не стал смотреть. Зачем? Все равно он должен был закончить работу.

— Идем со мной.

Ее приказа он не посмел ослушаться. Прошел следом за ней в тень, сел на траву, принял протянутую бутылку с водой и осушил ее одним махом, даже не заметив вкуса. Элайза сидела рядом и смотрела на него — осунувшаяся, с собранными сзади в хвост волосами, но такая же красивая и голубоглазая, какой он ее помнил.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она. — Хочешь себя наказать?

— Я должен похоронить мертвых, — ответил он то, что отвечал и другим до этого.

— Нет, Белл. Ты хочешь наказания, и раз тебя не стали наказывать другие, ты решил сделать это сам.

Она достала из кармана брюк платок, налила на него воды и принялась промывать раны на его ладонях. Осторожно, очень бережно, почти не больно.

— Хочешь, я тебя накажу? — спросила, закончив. — Могу назначить тебе наряд вне очереди или что-то еще. Или, если тебе нужно не наказание, а прощение, то я могу тебе его дать.

— Я не хочу его просто так, — сквозь зубы сказал Беллами. — Я хочу его заслужить.

— Так заслужи, — пожала плечами Элайза. — Хватит изводить себя бессмысленным трудом, лучше приди в себя и займись настоящим делом.