Девяносто девять (СИ)

Вместо ответа Алисия, тяжело дыша, опустила руки на пояс собственных брюк, но Элайза остановила ее прикосновением пальцев.

— Я сама хочу раздеть тебя.

Она опустилась на колени и медленно расстегнула пряжку ремня. Было видно, как сжимаются мышцы на животе Алисии, как становится из розового красноватым шрам на боку. Элайза вынула из разреза пуговицу и потянула вниз молнию. Остановилась на секунду и посмотрела вверх.

— Я могу не делать этого, если ты не хочешь.

Алисия смотрела на нее сверху вниз, и в глазах ее стояли слезы, а губы были разомкнуты в какой-то странной гримасе, выражающей собой и страх, и желание, и опасения, и доверие.

Она моргнула, едва заметно кивая, и Элайза ладонями опустила брюки вниз, оглаживая обнажаемые под тканью бедра.

Едва не теряя сознание от запаха, проникшего в ноздри, она расшнуровала ботинки Алисии и помогла ей снять их — один за другим, и переступить через упавшие на пол брюки.

Теперь они обе были полностью обнажены, и Элайза стояла перед ней на коленях, и все, чего она хотела — это подмять под себя это тело, и ласкать его, сходя с ума от наслаждения, и забрать его себе — целиком, до последней капли.

Но было нельзя. И она поднялась на ноги, и посмотрела на узкую кровать, застеленную армейским одеялом.

— Ты была с ней в этой постели? — хрипло спросила она, переведя взгляд на Алисию.

— Нет. Никогда.

— Хорошо.

***

Элайза снова поцеловала ее, обхватив ладонями бока и прижавшись грудью к груди. Алисия доверчиво разомкнула губы, впуская в себя горячий язык, и легонько коснулась его своим, будто проверяя, пробуя на вкус. Она почувствовала, как Элайза подталкивает ее к кровати и не стала сопротивляться. Села, едва не застонав от разочарования, когда поцелуй прервался, и посмотрела снизу вверх.

Господи, это было так красиво — обнаженное тело, и светлые волосы, зачесанные назад, и внимательный пытливый взгляд голубых глаз, и тяжелое дыхание, толчками вырывающее между разомкнутых губ.

— Иди сюда, — прошептала Алисия. — Иди ко мне.

Она легла на спину и Элайза опустилась на нее сверху, снова врываясь в губы поцелуем. Алисия отвечала — лаская, пробуя, уже собственным языком проникая в горячий рот и постанывая от удовольствия.

— Можно я потрогаю тебя? — спросила Элайза, на секунду прервав поцелуй.

Алисия кивнула. Ей начинало казаться, что ответом на любой вопрос будет «да», что Элайза не предложит ей ничего из того, что ей не понравится, что можно перестать думать и просто разрешить ей делать все, что угодно.

Она увидела как Элайза садится рядом с ней на колени, как кончиками пальцев касается ее подбородка, шеи, как невесомо-нежно гладит грудь, живот, бока. Как скульптор, работающий с мягкой, податливой глиной. Как самый нежный на свете любовник, ласкающий так аккуратно, так невесомо-сладко.

— Я хочу сделать то же самое губами, — услышала Алисия ласковое. — Ты позволишь мне?

И снова она кивнула, разрешая, и закрыла глаза, ощущая влажные прикосновения. Элайза целовала ее ключицы, а потом вдруг спускалась к коленям. Она языком рисовала круги на животе, а через секунду уже терлась щекой о ступни. И эта непредсказуемость, эта спонтанность сводила с ума, заставляла непроизвольно двигаться, тереться спиной о жесткую ткань одеяла, сжимать ее в кулаки, постанывать от каждого поцелуя, каждого прикосновения.

— Посмотри на меня, — услышала вдруг Алисия хриплое.

Она открыла глаза, приподнявшись на локтях. Элайза стояла на коленях на полу, у ее ног, и тяжело дышала, вцепившись пальцами в одеяло.

— Я хочу, чтобы ты смотрела, что я буду делать, — сказала она. — И остановила меня, если тебе не понравится.

Алисия ахнула, когда язык Элайзы коснулся пальцев ее ног. Испуг и возбуждение смешались в ней в сумасшедшее ощущение, наполняющее изнутри восторгом. Она смотрела как Элайза берет ее палец в рот, как обхватывает его губами, как двигается, лаская его языком.

Господи, это было похоже на сумасшествие, безумие, какой-то чертов провал во времени и пространстве. Горячий влажный язык проникал между ее пальцами, губы обхватывали их — один за другим, и от этого по всему телу разливалось упоительное удовольствие, в ушах шумело, а во рту становилось отчаянно влажно.

— Кларк… — прошептала Алисия. — Кларк…

Одеяло под ее спиной вдруг стало похоже на звериные шкуры, а факел, закрепленный на стене, превратился в десятки зажженных свечей. И плевать, что через окно в комнату проникало солнце, глаза все равно укутывало темнотой, и нежностью, и любовью.

Элайза медленно поднималась вверх по ее телу. Она ласкала губами колени, она гладила щекой бедра, она целовала живот и утыкалась носом под мышки. Алисия разметалась на кровати, она больше не могла контролировать собственные движения, и лишь выгибалась навстречу, толчками выдыхая из легких воздух.

Она почувствовала, как Элайза садится на нее сверху и едва сдержала крик, но губы, накрывшие ее собственные, вобрали его в себя, втянули вместе с языком, увлекая, успокаивая, распаляя еще сильнее, еще жарче.

— Я хочу почувствовать тебя в себе, — выдохнула Элайза в ее губы. — Я хочу почувствовать тебя всю до последней капли.

Алисия испуганно сжалась под ней, но Элайза качнула головой, будто говоря: «Не бойся». Она встала на колени, опустила ладонь вниз и медленно провела пальцем по дорожке между бедер.

— Просто потрогай, — попросила, не отрывая взгляда от Алисии. — Если можешь. Если…

Она не успела договорить: Алисия протянула руку и повторила ее движение, поглаживая колкую узкую дорожку, и кожу рядом с ней, и едва заметные капли, застывшие на бедрах.

Элайза выгнула спину, подаваясь бедрами вперед, и Алисия, решившись, прижала ладонь, и ощутила на ней упоительную влажность, и услышала стон, разорвавший тишину и напряжение, наполняющее комнату.

Она погладила — аккуратно, медленно, глядя как Элайза прикрывает глаза, как черты ее лица разглаживаются, становятся расслабленными, мягкими, нежными.

— Я не знаю, как нужно… — хрипло сказала Алисия, но Элайза остановила ее, слегка наклонившись вперед и коснувшись пальцем губ.

— Мне плевать, как нужно, — выдохнула она. — Сделай так, как ты хочешь.

Она стояла над ней на коленях, и грудь практически касалась груди, и ладонь Алисии все смелее гладила, ласкала, и запах — упоительный запах — заставлял тяжело дышать, заставлял тело покрываться дрожью, заставлял сжимать собственные бедра, не понимая, зачем, не понимая, как, но чувствуя, как растекается между ними сладость удовольствия, какого-то совсем нового, неизведанного раньше.

И настал момент, когда Алисия случайно — или ей только так казалось? — усилила нажим ладони, и Элайза над ней ахнула, и, опустившись еще ниже, обожгла ее раскаленным:

— Возьми меня. Сделай меня своей.

Она сама шевельнула бедрами, опускаясь вниз, и Алисия вспыхнула, привыкая к этому — новому для нее — ощущению, но бедра снова поднялись, и снова опустились, и привыкать стало не нужно, и восторг обладания охватил ее целиком.

Элайза смотрела в ее глаза, и Алисия читала в этом взгляде все, что невозможно было выразить словами. Она чувствовала каждое движение бедер, она шевелила рукой, подстраиваясь под эти движения, и ей казалось, что с каждой секундой она умирает и воскресает снова.

— Лекса… — выдыхала Элайза в ее губы.

— Кларк… — возвращала она выдох обратно.

И быстрее, сильнее, чаще. И шкуры под спиной царапают кожу, и пальцы ног поджимаются в бессильном желании, и капли пота на губах смешиваются с влажными поцелуями, и пальцы Элайзы где-то над головой Алисии впиваются в шкуры, сжимая их в кулаки, и она с силой опускается бедрами вниз, вбирая в себя всю силу, всю любовь, всю нежность и память. И невозможно дышать, и невозможно остановиться, и кажется, что это должно длиться всегда, вечность, и если вечность есть, если она существует, то пусть она будет такой.

Но Элайза делает последнее движение бедрами, и скатывается с Алисии, и ложится на спину, и тяжело дышит, наощупь находя ее ладонь и сжимая ее своей.