Капелла №6 (СИ)

Джон и сам не знал, о чём думал; точнее, ни одной более-менее существенной и запоминающейся мысли в его голове не возникало, зато появлялся рой других, совсем непонятных и достающих лишь количеством. Так бывает, когда пытаешься достучаться до верного решения или ответа; ищешь, ищешь у себя в голове, но никак не можешь отыскать среди всего этого хлама. Возможно, Константин тщетно искал ответа на вопрос «Зачем он летит в Лион?», возможно, даже и находил какие-то жалкие пародии на эти самые ответы; но до самого главного было ой как далеко. Иногда Джону даже думалось, что этого-то главного просто-напросто и нет. Впрочем, официальная и вполне удовлетворяющая его причина звучала как «просто посмотреть, как живёт там его бывший водитель»; но Константин знал, прекрасно знал, что, если б было как обычно, он бы навряд ли дёрнулся в ту сторону сам, а узнал бы через многочисленных знакомых; между прочим, есть у него парочка людей, живущих где-то во Франции, — принимая во внимание их нелёгкую жизнь, их могло бы вполне занести в Лион, и так Джон узнал бы всё, дав им достаточно информации, где и как искать Креймера.

Но нет, Константин почему-то не мог ждать, не мог просить, не мог не сорваться с места и не уехать; этого человека хотелось увидеть воочию, пускай и на другом конце улицы, но убедиться, что вот он, действительно живой и действительно в нашем мире. Только уже малость другой… Слова Миднайта были единственным, что разъедало его сердце; впрочем, эта горькая правда была известна ему задолго до этого разговора, просто всегда острее воспринимаешь сказанное, чем то, что на мыслях или в сухих текстах книг. И Джон, с каждым часом, да даже минутой, задавал всё чаще и чаще себе вопрос: правильно ли он поступил? Ведь, пока не поздно, можно отменить заказ в гостинице, если повезёт — то и билет на самолёт и вернуть деньги, которых, увы, не так уж и много; но нет, он осознанно тратил их на то, что, возможно, обернётся лишь горечью, отчаянием и неимоверной пустотой в груди, на то, что вероятнее всего сулит только одиночество — не такое уж необычное, но усиленное ситуацией в два раза. Короче, траты впустую, но Джон чисто из принципа не мог отступить — иногда это в его характере было хорошо, но иногда…

Впрочем, когда бы мы критически и по полочкам разбирали свои абсурдные, сумбурные действия? Только после того, как мы их уже совершим, верно! Только после разум немного охлаждается и даёт возможность взглянуть здраво; а пока обжигающая мысль задорно крутится у нас в голове, мы готовы яростно отметать слова других. Но не стоит думать, что Джон был настолько глуп: он всё это знал давно, понимал прекрасно и имел багаж опыта почти что бесценный; только всё это мудрое уходило на задний план, когда он вспоминал о своём водителе. Что-то тянуло его туда, а что — ну, наверное, любопытство. Он снова хотел почувствовать, каково это — понять, что в его жизни почти что нет ничего оригинального, а очередная затея, казавшаяся безобидной, но на деле являющаяся безбашенной, вновь приведёт его ко дну или тупику. В общем, заново пройти весь тот маршрут, который он проходил когда-то давно в молодости, правда, в несколько иных ситуациях, но со схожим концом — разочарованием то есть.

Константин знал, что многие бы хотели его осудить и сказать своё «фу, как так можно вновь попадаться на те же грабли!», но что он мог поделать, если к тем граблям вёл непомерный интерес? А интерес, как известно, всегда предпосылка к куда более серьёзным последствиям и эмоциям; он своего рода невинное начало всех безумных идей.

Джон лишь несколько спустя, ближе к вечеру, понял, что благодаря Чесу — или как там его теперь звали, хотя для него он навсегда останется Чесом, — он влетел в крупную сумму денег; и это не считая различных будущих трат на транспорт, еду, другие какие-то вещи… «Да я так разорюсь…» — думал, качая головой, Джон, считая, сколько у него осталось, вместе со всеми заначками, и плюсуя к этому потраченное и будущие траты, измерявшиеся пока кругленькими суммами. Получалось так, что за месяц в Лионе (ну, а вдруг, он посчитал и такой вариант, распределив на день определённое количество денег, над чем ему тоже пришлось попыхтеть и поузнавать тамошние расценки) он бы потратил столько, сколько заплатил бы, живя здесь, но только за четыре месяца. Впрочем, жил он всегда скромно, поэтому и получался такой разброс.

Константин был изредка щепетильным человеком, поэтому и сейчас возникали вполне справедливые мысли для его взрослого разума по типу «а стоит ли?». Но авантюрист, который жил в нём, как демон в безумце, не давал покоя и ставил своё однозначное «Стоит!», буквально перешибая все остальные варианты. Поэтому Джон, достав чемодан, сказал полушёпотом, будто стараясь убедить себя ещё раз:

— Сто̀ит!..

***

Джон решил не ложиться вообще, раз скоро всё равно выходить — выспаться можно и в самолёте. Часов в восемь, когда сборы были в самом разгаре, позвонил Миднайт.

— Меня интуиция редко обманывала, так что мне что-то подсказывает, что у тебя есть новости, с которыми ты не поделился со мной, как я тебя просил, — сразу с дела начал он, говоря всё это насмешливым тоном. Джон ухмыльнулся.

— Да, много чего случилось. Вчера я нашёл Чеса на карте; он решился, — в трубке послышался разочарованный вздох — видимо, Миднайт всё-таки надеялся, что интуиция его подведёт. Спустя десять секунд молчания, в которые и Константин серьёзно задумался, экзорцист продолжил:

— Ну, и где же он?

— В Лионе.

— Далековато занесло! И билеты дотуда недешёвые. Благо, город красивый, думаю, ему там понравится, — Миднайт как-то нехарактерно для себя перескакивал с темы на тему — явно было видно, что он глубоко изумлён решением Чеса. А Джон над этим как-то не задумывался…

— Я вылетаю этой ночью в три. А ещё я узнал, где конкретно он живёт, и забронировал отель недалеко оттуда…

— Джон, ты (можно скажу честно?) похож на маньяка. Серьёзно, — Миднайт говорил тихо, задумчиво. — Так это правда? Ты не шутишь? Серьёзно взял билеты и летишь ночью?..

— Да. В этом есть что-то странное? Притом же, я редко шучу, ты сам знаешь, — экзорцист на том конце провода замолчал и только хмыкнул; неловкое молчание длилось около минуты.

— Джон… впрочем, я уже говорил. Ты не успокоишься, пока не узнаешь сам. Просто хоть иногда вспоминай то, что я тебе говорил. Будь осторожнее: перед тобой не Чес… только схожая внешность с подобными привычками и характером, но лишь воспоминания и прожитое делают нас особенными. Берегись разочарования. Удачи. Сообщи всё-таки потом мне, как он, что он, чем занимается…

— Спасибо… — почему-то тихо, почти шёпотом ответил Константин, покачивая головой и думая явно о своём.

— Ещё раз удачи, — Миднайт положил трубку; Джон хмыкнул, ещё раз подумал над первопричиной и, разом отбросив сомнения и порешив, что довести дело нужно хотя бы до конца, больше не думал об этой тягомотине.

Сомнение довольно долго в сложившейся ситуации не мучило его, вплоть до полёта в самолёте.

***

Константин давно собрал все вещи, и время с этого момента стало проистекать невероятно долго: девять очень лениво перетекало в десять, а десять, в свою очередь, с натугом дошло до половины одиннадцатого. Джон не знал, куда себя деть, чем занять, чтобы его тёмные мысли, как мрачные тени на полу, не захватили полностью; в итоге в голове появилась идея, и он ухватился за неё, как утопающий за соломинку. Впрочем, по сути она была бредовее некуда, но да разве это уже останавливало его? В сравнении с той несуразицей, которую он хотел совершить, эта мысль была жалкой, вполне разумной шалостью.

Джон вызвал такси и на вопрос, куда подъезжать, ответил:

— Кладбище ***, — на том конце провода были слегка удивлены, но пообещали, что такси прибудет в полночь. Джон почему-то поморщился — не мог он спокойно реагировать на такси и всё, что с ним было связано, после смерти Чеса; однако эта эмоция была одномоментной, скорее отголоском прошлого, чем настоящего. Впрочем, как и нынешнее желание — в чём-чём, а в нём Константин не отдавал себе отчёта.