Врата Лилит (СИ)

  - Ну, ладно, ладно... - торопливо заговорил Рогозин, то и дело посматривая то на дорогу, то на дисплей навигатора - без него в такую бурю можно запросто потеряться в этой глуши - больница располагалась далеко за городом. - Так что же всё-таки произошло?

  - Слушай, Рогозин, не до допросов мне сейчас, понимаешь?! - опять истерически закричала Снежана. - Щас выпрыгну на улицу и все тут! - Снежана тотчас же открыла дверцу машины и Рогозин резко ударил по тормозам.

  - Ты что, дура, совсем рехнулась!? - заорал он. - На полном ходу прыгать! У тебя что - мозги совсем с катушек послетали!?

  - Заткнись, Рогозин! Лучше смотри за дорогой и крути баранку. Не до тебя мне... - уже спокойнее сказала Снежана.

  Рогозин тоже как то сразу сник и дал газу. Снежана захлопнула дверь и целиком сосредоточилась на своих мрачных мыслях.

  Только сейчас она всерьез задумалась, а зачем, собственно, она едет в особняк? Как она может спасти Ганина от зловещего портрета, чью убийственную мощь узнала на себе? Да и вообще - что это за тварь на портрете, что это за кот такой в человеческий рост и в костюме, что это за ворона, которая нападает на людей? Ответить на все эти вопросы она не могла. Но женское чутье, женский инстинкт повелевал ей несмотря ни на что ехать туда - она должна была во что бы то ни стало узнать, что происходит с Ганиным, чей телефон упорно был недоступен для звонка, она хотела быть с ним рядом в минуту опасности, она просто хотела быть с ним... И все...

  Вдруг цепочка её мыслей внезапно прервалась. Рогозин опять резко ударил по тормозам и выругался матом.

  - Б...! Какого х... вас тут несет в два часа ночи!

  - Кто там?! - встревоженно вскрикнула Снежана.

  - Да мужик какой-то! Чуть не сбил его на хрен! - в сердцах рявкнул Рогозин.

  А между тем в дверное стекло машины тихонько постучали.

  - Добрые люди, куда путь держим? - вежливо спросил незнакомец. Голос у него был старческий, чуть дребезжащий, но какой-то приятный, немного музыкальный, теплый...

  - Туда, куда тебе не надо! - огрызнулся Рогозин, собираясь уже дать газу, но Снежана властно положила свою ладонь на его плечо, и он не осмелился исполнить свое намерение.

  - А откуда, мил-человек, ты знаешь - КУДА мне надо и КУДА не надо? - не растерялся неизвестный. - А, может, мне с вами как раз по пути?

  - Возьмем его, Константин Михалыч, - непререкаемым тоном сказала Снежана. - Старик под дождем, добросим до города. Не звери же мы, в конце концов...

  Рогозин мрачно кивнул.

  Снежана открыла дверцу, и к ней подсел незнакомый мужчина с седой, аккуратно постриженной, бородой, в мокром полиэтиленовом плаще-дождевике, резиновых сапогах и с черным кожаным чемоданчиком в руках.

  - Ой, спасибо, доченька, спаси тебя, Господи!

  - Какого хрена ты ночью по лесу шатаешься, старый!? - буркнул Рогозин, лихорадочно выруливая на трассу с обочины, куда он съехал, чтобы не сбить пешехода. - Из-за тебя чуть в дерево не врезался, б...! - Слушай, Рогозин! - опять встряла Снежана. - Заткнись и крути свою баранку! Ещё раз наедешь на деда, я за себя не отвечаю, понял?! Ты заварил всю эту кашу, так и молчи в тряпочку!

  - Тише, тише, деточка, тише! Добрый человек просто не выспался, переволновался, да и я, старый, виноват, фары-то меня ослепили - вот я случайно и вышел на трассу, - примирительно и совершенно беззлобно сказал пожилой человек. - А что я в лесу ночью делал? Дак, к умирающей ездил одной, причастить надо было, задержался, а автобусы-то почти не ходят, машины у меня нету, вот и пошел пешочком. Ну, ничего-ничего, апостол Павел вон от Иерусалима аж до самого до Коринфа на своих ножках протопал, вот я и подумал, что уж до Глубокого-то как-нибудь доберусь... - махнул рукой старичок.

  Рогозин только присвистнул, но ничего не сказал. До Глубокого отсюда было километров 15 - если не больше - да по ливню, который хлестал прямо как из ведра.

  Но лицо Снежаны по ходу рассказа вдруг стало постепенно меняться. Она покраснела, смутилась, притихла...

  - Ой, вы - священник, значит... Простите меня... Грубая я, как баба деревенская... Если б знала...

  - Грубая, но добрая, - мягко поправил священник. - Вон, с ливня, с ночной дороги меня подобрала. Не каждый так поступит. Боятся ночных попутчиков-то... А про какую-такую 'кашу' вы говорили? - резко меняя тему разговора, спросил священник. - И почему, детка, ты так странно одета? С больницы штоль? - дедушка внимательно посмотрел на Снежану, и та смутилась ещё больше - взгляд его больших, на выкате, карих глаз был пронзительным, в них читался глубокий ум и огромный опыт. На мгновение ей даже показалось, что эти глаза не имели возраста и от них ничего не возможно было утаить, совершенно ничего, даже тайных мыслей и желаний...

  - Да, с больницы... - тихо проговорила Снежана и тут же зарыдала, уронив головку прямо на грудь деду-попутчику. Тот ничуть не смутился, а, наоборот, обнял её за плечи и стал ласково гладить мокрые золотистые волосы Снежаны, прямо как добрый дедушка, желая успокоить любимую внучку.

  - Тише, тише, детка, тише, все будет хорошо... Расскажи мне всё - вот увидишь, сразу легче тебе будет, легче будет...

  И Снежана, громко сморкаясь в услужливо оказавшийся в руках дедушки платок, сбивчиво рассказала все, что с ней приключилось за последние дни, начиная со встречи с Ганиным в городском музее. Дед-священник слушал внимательно, сморщив лоб, и постоянно кивал головой, как бы с чем-то соглашаясь и что-то при этом бормоча себе под нос. Когда же рассказ был окончен, он некоторое время молчал.

  - Да уж... Распоясались совсем... Распоясались... - и грустно покачал головой, как добрый дедушка, ставший свидетелем жалоб о проказах соседских детей.

  - Кто? - недоуменно подняла брови Снежана.

  - Ах, нет, ничего... - как бы очнувшись от глубоких раздумий, сказал священник. - История твоя очень интересная, доченька. И особенно интересно в ней то, что крестик-то твой, матушкой одетый, жизнь тебе и спас! Даже эта черная животина не смогла его сорвать с тебя-то, боится...

  Снежана удивленно взглянула на священника и только сейчас обратила внимание на этот факт. 'А ведь и правда...', - с этой мыслью она быстро запустила руку за пижаму и нащупала там, на груди, теплый и казавшийся от этого как будто бы живым металлический предмет.

  - Ой, батюшка! - воскликнула она. - И точно - без крестика убили бы меня там, ей-Богу... - и совершенно неосознанно, механически, перекрестилась. - Но кто это были? Разве бывают коты в человеческий рост, в костюмах, говорящие человеческим голосом? Разве бывают портреты, которые убивают? Ответьте, батюшка, что тут происходит?! Кто они?! Священник опять наморщил лоб и немного помолчал, как бы мысленно подбирая слова.

  - Говорящих котов в человеческий рост, конечно же, не бывает, да и портретов-убийц тоже, покамест, не обреталось... - тихо сказал он, не глядя на Снежану, а смотря, прищурив глаз, сквозь неё, на весело прыгающие стрелки на приборной доске автомобиля.

  - Так кто же они? - почему-то прошептала Снежана, пронзительно глядя на лицо священника.

  - Дак сама ж знаешь, доченька, - повернулся, наконец, к ней священник и взглянул прямо в глаза. - Знаешь, а боишься самой себе сказать - боишься признать, боишься поверить...

  - Слушай, дед, не тяни, а?! - не выдержал Рогозин, не отрывая глаз от мутной от потоков дождевой влаги дороги. - Знаешь - говори, не знаешь - молчи! Без тебя тошно! Но священник даже не обратил внимания на его грубость.

  - Сила бесовская вышла на свободу, вот и безобразничает. А всему виной портрет... Рогозин уже третий раз за ночь резко ударил по тормозам, а потом повернулся к деду, вытаращив глаза. Он открыл рот, но слова не выходили из его глотки от удивления. В самом деле, всю свою жизнь он только и делал, что гонялся за НЛО, полтергейстами, русалками, ведьмами и домовыми, и все попусту, а тут... Совершенно неожиданно он сам оказался втянут в историю, в которой все то, за чем он так тщетно гонялся, действует так явно, так нагло, так открыто и... так очевидно!