Врата Лилит (СИ)

  Карета неслась во весь опор через густой непроглядный туман. Рыжий юноша сидел на козлах и почему-то все время подгонял лошадей, встревоженно глядя по сторонам и назад, словно опасался каких-то преследователей. Рыжая девушка сидела в карете напротив Ганина и не сводила с него глаз, словно боясь, что стоит только ей посмотреть в другую сторону, как её подопечный тут же растворится прямо в воздухе. Она буквально пожирала его глазами и... молчала. Ганин тоже смотрел на неё и тоже молчал. Времени было достаточно, а потому ему удалось заметить много новых деталей во внешности его таинственной спутницы. К изумрудному ожерелью девушки был прикреплен золотой кулончик, который располагался как раз между двух грудей, с изображением львицы, находящейся в позе охотницы, у которой вместо глаз были изумруды. Пальцы у рыжеволосой были унизаны золотыми перстнями, а запястья - золотыми браслетами. Несмотря на весьма привлекательную женственную внешность спутницы, Ганину все время казалось, что на него смотрит не очаровательная девушка, а сторожевая собака, и он для неё только объект охраны. Правда, при этом она была нисколько не напряжена, а, наоборот, чуть расслаблена, глаза её были полузакрыты, как у сытой кошки, но Ганин почему-то знал, что если возникнет хоть малейшая опасность, и Сехмет в одно мгновение кинется, стремительно как львица, на добычу, и мгновенно растерзает её. Стоило Ганину только подумать об этом, как девушка широко улыбнулась, обнажив белоснежные зубы с сильно выдающимися клыками, и ему от этой улыбки стало как-то не по себе...

  Впрочем, вскоре он заметил, что нет-нет, а периодически девушка стала бросать встревоженные взгляды на окошко, которое располагалось прямо над его головой.

  - Вы кого-то опасаетесь? - не выдержал, наконец, Ганин.

  - Я? Никого, - лаконично ответила она. - Мы с братом растерзаем любого врага.

  - Почему тогда вы с братом смотрите постоянно назад?

  - За тобой может быть погоня. Лилит никогда не прощает обид и никогда не выпускает добычу из своих когтей, - опять последовал лаконичный ответ.

  - Даже вопреки воли отца?

  Та, что была названа Сехмет, удивленно взглянула на Ганина, и её лицо немного вытянулось, как бы говоря 'ну, это же очевидно!'.

  - Когда Лилит чего-то хочет, она добивается своего любым путем. Это знают все.

  - И-и-и... Всегда ли ей удается достичь желаемого? - осторожно осведомился Ганин.

  - Всегда. Но не сразу, - опять предельно лаконично и бесстрастно сказала Сехмет. Ганин зябко поежился и кашлянул.

  - Не бойся, человечек. Сегодня она до тебя не доберется. Её задержат на пиру до самого конца, а Нахаш против нас с братом не устоит. Думаю, один, без Лилит, он и не рискнет нападать.

  И как бы в доказательство её слов где-то рядом раздался дикий рев, который с большой долей условности можно было назвать воем огромной собаки. Ганина передернуло, его лицо побелело как лист бумаги, а руки и спина покрылись гусиной кожей. Где-то сбоку мелькнула громадная тень, и Ганин готов был отдать голову на отсечение, что высотой она была с саму карету, а бежала она с такой же скоростью, как и их шестерка огненно-рыжих лошадей.

  Рыжий юноша привстал на козлах и громко крикнул что-то на шипящем языке и махнул своим огненно-золотым бичом в сторону тени. Из того места, куда пришелся удар, вырвался сноп искр и молний, сопровождавшийся оглушающим громовым раскатом. Кто-то в тумане пронзительно взвизгнул. Однако Сехмет даже не пошевелилась.

  - Зачем он тогда бежит за нами, если не будет нападать? - опять тихо спросил Ганин, встревоженно поглядывая в боковое окошко.

  - Лилит хочет узнать, куда мы тебя увезем. Ей нужно знать Путь.

  - А... разве мы едем не в поместье?

  Сехмет опять взглянула на него, как на душевнобольного, широко раскрыв свои обычно полузакрытые, как у кошки, зеленые глаза. Но потом смягчилась, снова расслабилась и полузакрыла их снова, как львица на солнцепеке.

  - 'Поместье' - это только форма твоего восприятия. Ты по-другому и не можешь воспринимать нашу реальность. Как муравей - на какую бы стену, потолок или даже на поверхность шара он ни забирался, он все равно будет воспринимать их как плоскость. Он по-другому не может. Так и ты: хотя миров бесконечное множество, но всю эту бесконечность ты будешь воспринимать по тем примитивным типовым схемам, что встроены в твое сознание. Для тебя любой наш мир будет 'поместьем', а Лилит надо знать точные координаты, иначе даже она может потратить целую вечность на твои поиски.

  Ганин затравленно оглянулся. Неужели от неё нигде не будет покоя? Неужели этот кошмар никогда не кончится?

  - Тебе лучше поспать. Путь долгий. Внимательно посмотри на эту вещь, - Сехмет отстегнула медальон в виде львицы от ожерелья на груди и взялась за цепочку. Медальон стал медленно совершать маятниковые движения справа-налево. Ганин против своей воли стал смотреть на него и уже не мог оторвать от него глаз. Причем когда медальон доходил до крайне левой точки диапазона колебания, лицо Сехмет превращалось в морду самой настоящей песочно-желтой львицы, когда он доходил до крайне правой точки - опять в человеческое лицо. Постепенно движение медальона всё ускорялось и ускорялось. Лицо - морда, лицо - морда, лицо - морда... У Ганина все поплыло перед глазами, голова закружилась, стала невыносимо тяжелой. Наконец, он протяжно зевнул и...провалился в небытие.

  Ему снилось, что он - крылатый конь - летающий под облаками, а по земле за ним волочится его собственная тень, которая перескакивает через озера, реки, деревья, горы... Но присмотревшись повнимательнее, он заметил, что это вовсе не тень, а гигантская собака-волкодав, покрытая густой черной шерстью, которая настойчиво бежит и бежит прямо за ним, а взгляд её желтых хищных глаз не отпускает крылатого коня ни на секунду...

  Сон был тяжелый, муторный, а потому, когда Ганин проснулся и увидел, что карета стоит уже у входа в поместье Никитского, то облегченно вздохнул и механически хотел было перекреститься, но... Сехмет, всё также неподвижно сидевшая напротив, совершенно по-львиному громко рыкнула. Сердце Ганина едва не остановилось от ужаса и его руки бессильно упали.

  Он вышел из кареты. Огненно-рыжий юноша уже спрыгнул с козел и распрягал своих чудесных огненно-рыжих коней, чьи гривы напоминали языки пламени, взметающиеся над костром, из их копыт сыпались искры, а из ноздрей и ртов валил едкий и горячий серный дым.

  - Эти кони могут сжигать своим дыханием врага, если потребуется, - оскалив зубы в жестокой усмешке, сказал Сет. Его зеленые, как у кошки, глаза блеснули - хищно, кровожадно. - Я любил с моими воинами врубаться на них в самую гущу вражеских полчищ и смотреть, как они сжигают их заживо. Жаль, Нахаш так и не захотел драться! Я бы ему показал, что значит иметь дело с Сетом - Повелителем Пустынь! - с этими словами он грозно взглянул в сторону ворот и из его уст раздался громкий львиный рык. За воротами действительно маячила какая-то здоровая тень и что-то шумно обнюхивала.

  Ганину стало неприятно стоять рядом с ним. Он кратко поблагодарил Сета и отправился в дом. Естественно, что Сехмет не оставляла его одного ни на минуту, повсюду следуя за ним как тень.

  'Ну, вот, - мрачно подумал Ганин. - Одну хозяйку я променял на другую... Видимо, Тимофей-Котофей был прав - в этом мире мы всегда чьи-то рабы...'.

  В доме было все по-прежнему.

  Ганин первым делом отправился принять ванную. Когда он дошел до большого круглого бассейна-джакузи, то резко повернулся к Сехмет и раздраженно сказал:

  - Ты и в ванную со мной пойдешь?

  Та опять посмотрела на него удивленно.

  - А что тут такого? Я умащу твое тело благовониями и сделаю тебе массаж, какой делают только фараонам...

  - Нет уж, спасибо, вы ошиблись адресом! Я - не фараон и мы не в Египте и, вообще, я привык мыться один.

  С этими словами он прямо перед носом Сехмет захлопнул дверь и нырнул в горячую воду. Он был уверен, что дверь не преграда для такого существа, но... она действительно не входила.