Сыны Всевышнего (СИ)

Роман неслышно приблизился и застыл возле кровати. По сути, обратившись за помощью к патрону, он только что предал Кирилла и их общее дело – Карту. На душе было на редкость паршиво, а искать сочувствия было не у кого. У спящего же Бергера был такой мирный вид, от него исходили такие светлые, такие чистые импульсы, что хотелось просто стоять рядом и впитывать его душевное тепло и безмятежную радость его сердца.

Роман решительно сбросил обувь и, стараясь не потревожить Кирилла, лёг с ним рядом. Одну руку он с величайшими предосторожностями подсунул ему под голову, а второй бережно обхватил его за плечи. Стало ощутимо легче – сердце словно согрелось, и дыхание потекло упоительно свободно.

Роман понимал, что поступает в данный момент не слишком красиво по отношению к Бергеру, который уже отдал ему сегодня огромное количество своей энергии, но перспектива оказаться сейчас одному в пустой комнате, осквернённой недавним присутствием фантома, и всю ночь выть от жестокой тоски на луну ужасала его неимоверно. Наверное, впервые в жизни он ощущал такой дикий, такой животный, скручивающий внутренности, страх при одной только мысли о темноте и одиночестве. До сих пор это была, если можно так выразиться, его естественная среда обитания…

Дыхание перехватило от подступивших к горлу слёз. Роман чувствовал, что сделал что-то ужасное и одновременно фатально неизбежное. Он зарылся носом в кирилловы волосы и зажмурился, стараясь не разрыдаться – решительно с ним творилось что-то непонятное.

Он лежал так довольно долго: прислушиваясь к спокойному дыханию Бергера, к мерному биению его сердца и к тихому тиканью часов на тумбочке рядом с кроватью, коротко, прерывисто глотая ртом воздух, чтобы сдержать закипающие и готовые выплеснуться слёзы, судорожно сжимая в объятиях своего самоотверженного Ангела-Хранителя. И незаметно для себя крепко уснул.

Открыв глаза, Роман обнаружил себя лежащим у подножия огромного дуба. Его голова покоилась на коленях у Бергера, который безотрывно глядел куда-то вдаль тоскливым, отсутствующим взглядом. Горькая складка залегла возле его губ – Бергер словно стал старше и как будто успел растерять всю свою жизнерадостность и весь оптимизм.

Роман приподнялся на локте и с тревогой заглянул Кириллу в лицо. Тот наконец-то обратил на него внимание, стряхнул задумчивость и изобразил на своём лице что-то вроде улыбки.

– Тебе лучше? – безо всякого интереса спросил он.

Роман сел и отрицательно покачал головой.

– На редкость мерзопакостно, – хрипло охарактеризовал он своё душевное состояние.

– Поздравляю, – бодро заметил на это Кирилл. – Ты преодолел, наконец, первую ступень. Теперь тебе всегда будет так гадко на душе, если ты сделаешь что-нибудь плохое. Образно говоря, у тебя проснулась совесть.

– Ты шутишь? – подозрительно прищурился Роман.

– Нет. Взгляни на долину – отсюда она как на ладони. Тебе больше нет надобности туда возвращаться…

Роман вскочил на ноги и посмотрел вдаль. Перед ним, действительно, детским игрушечным макетом простиралась долина с затерявшимися меж зелёных холмов шатрами, микроскопическими овечками и миниатюрными фигурками пастухов, с кудрявыми рощами, тающей в голубой дымке горной грядой и блестящей лентой синей реки, теряющейся где-то за поворотом.

– Я туда не вернусь?! – не поверил Роман. – Я же… не попрощался! Даже спасибо не сказал!!!

– Я думал, ты обрадуешься, – равнодушно пожал плечами Кирилл. – Ты так торопился скорей дойти до финала… – Он встал, отряхнулся и побрёл куда-то, прочь от долины и от потрясённого до глубины души Романа.

– Кир, стой! Ты что – бросаешь меня?! – Раздираемый противоречивыми желаниями – бежать вслед за Бергером или мчаться назад, в долину – Роман не мог заставить себя тронуться с места. – Кир! Вернись!!!

Бергер остановился. Прижал руку к сердцу.

– Я просто устал, Ром. – Он усмехнулся с каким-то несвойственным ему цинизмом. – Не бойся – я тебя не брошу...

– Кирилл… – делая шаг в его сторону, срывающимся голосом попытался оправдаться Роман. – Я виноват. Но я не мог иначе…

– Знаю, – прервал его Кирилл. – Знаю… А вот ты не догадываешься, что если тебе плохо, то и мне – плохо. У меня сейчас такое ощущение, как будто я изнутри грязный. До того мерзко! Меня просто тошнит от самого себя…

– Прости, Кирюш, – жалобно прошептал Роман. – Я… Что мне сделать?

Кирилл поглядел на него сочувственно, но ничего не ответил.

В панике Роман сделал ещё один шаг ему навстречу и вдруг разрыдался, как ребёнок, задыхаясь и горько всхлипывая. Фигура Бергера сделалась нечёткой и размытой, потом и вовсе ничего не стало видно, кроме серого унылого тумана, расплывающегося перед глазами. Единственным ориентиром в этой мутной пустоте оказались руки Кирилла – тёплые, ласковые, человеческие руки, которые утешали его уверенными объятиями и нежными прикосновениями.

– Всё хорошо, Ром, – шептал он горячо. – Правда ведь – уже легче?

Роман только кивал, не в силах вымолвить ни слова, чувствуя, как растворённая слезами боль постепенно вытекает наружу…

Когда он открыл глаза, был уже день. Лежать на мокрой и холодной подушке было крайне неуютно. Высыхающие на щеках слёзы неприятно стягивали кожу. Хотелось немедленно умыться, а ещё найти кого-нибудь из старших товарищей и безотлагательно покаяться. И непременно добиться, чтобы его простили, возвращая душе утраченные мир и покой.

====== Глава 104. Убей его ======

– А вот это, – Андрей Константинович не спеша провёл указательным пальцем по доверчиво раскрытой для него наденькиной ладони, – это бугор Венеры. Он хорошо развит, что указывает на натуру чувственную и страстную… – Руднев пронзительно глянул на смущённо дрогнувшие от его слов наденькины ресницы, наслаждаясь появлением на щеках девушки равномерного пылающего румянца.

– А на выдающийся интеллект и высокую духовность там ничего не указывает? – ехидно спросил из-за рудневской спины Роман. – Простите, драгоценная Надежда Викентьевна, – он склонился из-за рудневского плеча, целуя наденькину ручку. – Но я должен ненадолго похитить Вашего жениха по исключительно важному делу…

– Ну ты и хам, Роман Аркадьич! – восхитился Руднев, вставая. В бледном свете серого декабрьского дня хищный профиль Романа смотрелся особенно зловеще, а выражение его лица, которое он, похоже, замыслил, как любезное, ничего, кроме нервной дрожи, у неподготовленного человека вызвать не могло. Отметив всё это про себя, Руднев хмыкнул и взял Романа под локоток. – Работать надо над образом, мальчик мой, – деликатно заметил он, разглядывая компаньона с лёгким оттенком жалости, как тяжелобольного, чьи дни сочтены. – Мой подручный не может выглядеть опаснее меня самого.

– Это детали, шеф, – снисходительно усмехнулся Роман. – Нужно обсудить кое-что поважнее.

– Надеюсь, конспирация не требует шептаться об этом за дровяным сараем? – с иронией поинтересовался Руднев. – Ты же понимаешь, я старый, больной человек, а погода премерзкая…

– Вы точно не еврей, Андрей Константинович? – прищурился Роман.

– Не имею ни малейшего понятия, – чистосердечно признался Руднев. – Кто я? Откуда? Куда иду? Одному Богу известно…

– Я буду наверху. – Наденька, старательно пряча улыбку, тронула Андрея Константиновича за рукав. – Папа просил помочь ему убраться в кабинете – там столько пыли!..

– Папа – это святое! – насмешливо согласился Роман и тут же осёкся под пристальным взглядом шефа.

Руднев галантно подал невесте руку, проводил её до лестницы, которая вела в маленькую комнатку под крышей, прошептал что-то ей на ушко, отводя назад тугие рыжие локоны, свободно рассыпанные по плечам. Наденька, смеясь, шагнула на нижнюю ступеньку, что позволило ей стать вровень с женихом, обвила шею Андрея Константиновича обеими руками и горячо его поцеловала. Растрёпанный и даже слегка порозовевший Руднев стоял и смотрел, как её длинная юбка подметает стёртые деревянные ступеньки, до тех пор, пока наверху не хлопнула дверь.