Сироты небесные

в от ужаса, а белые голуби ринулись вниз и выклевали злой сестре левый глаз. Но слишком чёрствым было её сердце, и она, пересилив боль, солгала ещё раз:

— А потом видела я, как вынесла Каролинка окровавленное тело ребёнка из комнаты и вышла с ним в сад.

«Смерть ей! Смерть ей!» — стали повторять люди, но тут ринулись вниз серебряные голуби и выклевали злой сестре правый глаз.

Но слишком велико было её желание погубить младшую сестру, и, закрыв лицо руками, закричала она из последних, сил:

— И зарыла Каролинка ребёнка в саду, под яблоней, и там вы найдёте его тело, завёрнутое в её подвенечную фату! И люди подступили к Каролинке, потрясая в ярости кулаками, но тут дружно налетели с небес белые и серебряные голуби и выклевали злой сестре её безжалостное сердце.

И в тот же миг ожил невинный младенец, и выбежал из сада, и бросился к матери.

И все увидели, что она ни в чём не виновата…»

Пап Ярослав шумно вздохнул и удовлетворённо сложил руки на пузе. — А?

— Бред собачий! — с чувством сказал Олег.

— Не бред, а суровая готика, — наставительно поправил Михель.

— И много ли ты о готике знаешь?

Михель был человек честный.

— Не много, — признался он. — То, что бабушка рассказывала. Но я так понимаю: в готике хорошим людям до того тошно приходится, что плохим надо впендюрить вдесятеро больше, чем хорошим. Чтобы проняло и чтобы неповадно. Поэтому она суровая. Такова была мораль в Средние века.

— Пан Ярек, — нерешительно начал Вовочка. — А горные духи из-под земли выходят?

— В сказках?

— Нет, которые настоящие.

— Я с ними дела не имел, — сказал Дворжак. — И просто не знаю, что про них говорят вправду, а что — так, с перепугу. Нет, не знаю.

Лежащий на носилках чужак потянулся, вздохнул и повернулся на другой бок.

— Оклемается, — сказал Олег уверенно.

— Хорошо бы поскорее, — поскрёб пан Ярослав щетину на щеке. — Устаю я всё-таки за этим управлением, как на себе её прёшь, эту колымагу… Ладно, хватит трепаться: по машинам.

Дворжак и Артём подхватили носилки с чужаком, Олег закряхтел и поднялся на четвереньки. Михель за спинами у всех толкнул Вовочку локтем, бровями изобразил вопрос. И Вовочка незаметно для остальных вытащил из кармана и показал ему два металлических шарика: светлый и тёмный, почти фиолетовый.

— Слушай, — сказал немного погодя Олег, — а зимовье-то через реку должно быть?

— Ага, — согласился Ярослав.

— Так мы не туда?

— Какой же козёл будет прятаться там, куда его наверняка придут искать?

— Хорошо. Скажи просто: куда мы?

— В партизанский лагерь, — сказал Ярослав.

— Куда?!

— Ну чего ты кудахтаешь? В партизанский лагерь. Я, понимаешь, уже лет двадцать готовлюсь, чтобы чуть что — и сразу в партизаны. Место нашёл, обустроил, харчей завёз… В общем, там отсидимся.

— Ну ни фига себе… И мне ничего не сказал?

— Что значит не сказал? Я тебе намекал много раз. А ты — просвещение, просвещение…

Часа через три небыстрой, со скоростью бегущего человека, езды они достигли цели