Ульфила

т, пока Амвросий-епископ им свистнет, чтобы черни его, государя законного, выдать на растерзание. Кричал со слезой, на визг сорвался.

Слезы императорские часто кровью подданных заканчиваются. А кровь проливать Амвросий не давал. Железной рукой удерживал толпу миланскую, где каждый второй рвался пострадать за веру. И беспорядков в городе не происходило. Разметать сторонников Амвросия было невозможно — не к чему придраться. Аланы зевали, держа оцепление.

Императрица в долгий торг с Амвросием вошла, пытаясь выпросить хоть малую уступку; тот же на все просьбы ее неустанно отвечал отказом.

Все это время Меркурин рядом был, помогая Юстине вести бесконечную переписку с епископом. Видел, как коса раз за разом находила на камень. И как находила! Искры так и сыпались, грозя поджечь все вокруг.

Повелеваем отдать нам Апостольскую базилику в центре города, ибо такова воля наша, согласно закону, опубликованному 23 января сего года…

Нет.

Не желаем кровопролития и потому не прибегаем к насилию, но надеемся на полюбовное согласие. Отдай мне хоть малую Порциеву базилику. Из тех, что за городскими стенами!

Нет.

Хорошо же. Давай встретимся, епископ, и поговорим. Соберем комиссию. Пусть разбирают спор наш десять доверенных лиц, по пять человек с твоей стороны и по пять с моей. Докажи перед всеми, что прав ты, так поступая со мной и единоверцами моими.

Не стану ничего доказывать.

И отказался защищаться; но и уступать не захотел. Просто «нет» и все.

(Тут-то Валентиниан и разразился слезами.) Чтобы успокоить свое дитя и унять колотившееся сердце, послала Юстина в город солдат, повелев оцепить все храмы и патрулировать улицы. Это было разумно, ибо оскорбленные ариане (по большей части остроготы) и кроткие овечки стада амвросиева могли поддаться соблазну и начать убивать друг друга.

Только в желании сохранить в городе порядок и сходились между собою императрица и епископ. И потому был в Милане порядок. И даже когда в одной церкви народ улучил-таки минуту и передрался, Амвросий мгновенно потушил пожар — хватка-то у него осталась губернаторская. И обошлось без крови, хотя у верующих в Бога Единого так и чесались руки в преддверии светлого праздника Пасхи. Только нос какому-то арианскому пресвитеру сломали и двух благочестивых приверженцев Амвросия едва насмерть не затоптали. Мелочь, если подумать о том, что могло случиться.
* * *

Меркурин Авксентий бродил по весеннему Медиолану. Чужим был для него этот большой красивый римский город, заложенный галлами шестьсот лет назад. Все здесь чужим было — и высокие дома, и мощеные улицы, и мрачноватые, темным камнем и кирпичом сложенные храмы, где днем и ночью горел свет ламп. Впервые, может быть, с тех пор, как из гор Гема уехал, пожалел о том. Домой Меркурина потянуло, в скромное, полное простых трудов житье, под суровый пригляд Силены, ибо Ульфилы нет больше…

Милан перезимовал. Он был полон предчувствия весны. Шла страстная неделя. Тяжесть давила на души извне, а внутри, в глубине этих душ,