Ульфила

Глава первая. АНТИОХИЯ 341 год

Он был рукоположен Евсевием и бывшим с ним епископом для живущих в готской земле христиан и заботился о них во всех отношениях, а кроме того, изобрел для них азбуку и перевел на их язык все Писание, кроме Книги Царств, поскольку она заключает в себе рассказы о войнах. А народ готский был войнолюбив и скорее нуждался в узде для своих страстей к битвам, чем в поощрении к этому.
Филосторгий-арианин. Церковная история

…Я сказал: «о, Господи Боже! я не умею говорить, ибо я еще молод».

Но Господь сказал мне: не говори: «я молод», ибо ко всем, к кому пошлю Я тебя, пойдешь, и все, что повелю тебе, скажешь…
Иерем., 1, 6-7

В Антиохии живут одни наглецы и об эллинских обычаях не радеют.
Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского

— Толмач где?

Ах, какой пышный царедворец! Воистину, последний из слуг государевых как князь перед варварами. Легким шагом вошел; следом шелковым дуновением аромат благовоний. Остановился, точно споткнулся о крепкий мужеский дух, от варваров исходящий; бровью повел. Брови у царедворца дугой, подбритые, лицо гладкое — евнух, что ли?

Варварское посольство кушало. Сидели посланники на полу, скрестив ноги. Колени у них крепкие, мослатые, на икрах туго намотаны ремни.

На царедворца поглядели искоса, точно усмехаясь. И один из варваров, выплюнув длинную прядь, вместе с куском мяса попавшую в рот, мотнул головой, указывая на кого-то, совсем не заметного в густой тени.

— Толмача тебе? Вон сидит.

В тени пошевелились, однако ж вставать и идти на зов явно не спешили.

И вот царедворец стоит и смотрит, а эти — сидят и чавкают.

Наконец сказал царедворец:

— Зовут толмача.

И снова отозвался тот варвар, что и в первый раз:

— Пусть поест сперва. Мало ли кто позовет, на всякий чих не наздравствуешься.

Царедворец вспыхнул, дерзостей наговорил послам. Те же слушали, усмехаясь, и только хрящи у них на зубах трещали, потому как от трапезы не отвлекались.

В полумраке двинули медным блюдом, громыхнули чем-то, охнули. И вышел на свет толмач, которого звали — не то сам император, не то кто-то из приближенных его.

Оглядел его царедворец и недоволен остался. Но мнения посланца императорского никто и не спрашивал — ни тот, кто отправил его с поручением, ни толмач варварский, а уж готы-послы — и подавно.

Пошли вдвоем к дверям. Варвары не пошевелились. Только один сказал толмачу в спину:

— Ежели что — кричи громче. Мы услышим.

Посланный был от константинопольского патриарха Евсевия. Свойственник правящей фамилии и уж, конечно, интриган преискуснейший, Евсевий был стар. Многое пережил, многое и многим причинил, и доброго и худого, но все не мог угомониться. Что до козней его, то не возносится человек на такую высоту, не запачкавшись.

Толмач, прибывший в столицу с варварским посольством, вошел в комнату, какую указали, быстро окинул ее взглядом, зацепив и мысленно ощупав каждый угол, каждую плохо освещенную драпировку.

Старик, простертый на ложе в углу комнаты, засмеялся.