Ульфила

язык боговдохновенные письмена…»

Палладий был один из тех арианских священнослужителей, кто потерял кафедру в Иллирике из-за своего еретичества. Меркурин не знал, почему обратил письмо именно к нему. Имя Палладия первым пришло на ум; на самом же деле — как и все, что он делал в эти дни, — эпистола адресовалась Амвросию.

Ульфила — вот самый сильный довод в споре с пастырем медиоланским.

«Я знал его с детства моего (торопливо писал Меркурин, сажая одну грамматическую ошибку за другой, — писец юстинин потом поправит). Столько сделал он для меня, взяв от родителей моих и окружив заботой, точно собственного сына…»

(…синяки и ссадины, бесконечные драки, краденые яблоки и тайком выпитое у соседей молоко, порванная одежда, ложь и лень, нежелание работать и учиться, дерзости и препирательства…) «…Не одним только словом учил он народ наш, но и всей жизнью своей, которая вся была подражанием жизни Господа нашего Иисуса Христа и святых Его. С детства просвещенный светом крещения, вышед из среды угнетенной, в одночасье возвысился до сана епископского, не по земному бытию своему, но по высотам духа. Ты спросишь, кем был он в дни молодости своей? Ничего труднее этого вопроса не придумаешь. Ни раб, ни свободный (ибо не было у него земли), сперва чтец, а после сразу епископ, рождением каппадокиец, но истинный вези и духом, и сердцем, и умом — таков был он, таким и вошел туда, где нет ни „еллина, ни иудея“.

Он умирал в Константинополе на руках моих и еще одного пресвитера готского по имени Фритила. В те дни государь Феодосий объявил нас вне закона и запретил нам собрания хотя бы и за чертой города, о чем тебе известно не хуже, чем мне. Зная, что наше вероисповедание имеет немало подвижников и мучеников, сам претерпевший страшное гонение от Атанариха, князя готского, обратился тогда Ульфила к государю, и тот обещал ему собор «о вере». Чем завершился собор тот, помним мы слишком хорошо.

Но не только поражение от Феодосия и единоверцев его, не только ужасные последствия засухи и неурожай, так что думали, будто настает конец света, не только набег от гуннов претерпели мы в том году. Унес тот год и жизнь Ульфилы.

Хотя умирал посреди крушения надежд своих, это была светлая кончина — благая и радостная, ибо шел на свидание с Тем, ради Кого трудился всю жизнь не покладая рук.

Зная, что скоро земные уста навсегда замкнет печать смерти, обратился ко мне, дабы я записал последнюю его волю. Не о земных благах пекся, ибо никогда не имел таковых; завещал то драгоценное, что в душе хранил…»

…Шел Меркурин Авксентий к Ульфиле — тот умирал уже — и Фритигерна повстречал. Хмурился князь, будто обидели его или он кого-то обидел; что прилюдно заплакать боится Фритигерн — то и в голову Меркурину не пришло.

На Фритилу, как петух, наскочил Меркурин. Кричал на верзилу пресвитера — шепотом, чтобы Ульфилу не тревожить. Как только мог Фритигерна к епископу допустить? Знал же, что не выносит Фритигерна епископ! Для чего князю через порог переступить позволил? Не для