Ульфила

Другое дело вся эта новомодная чума, что ядовитыми каплями сочится с Востока — из Сирии, Египта, Ирана. Все эти Великие Матери, Митры, Аттисы… Говорят, при посвящении в мистерии делают ужасные вещи. Заставляют мужчину и женщину публично совокупляться, поливая их при том кровью жертвенного быка…

Так кровавые жертвы запрещены. Законами караются.

Мало ли что запрещены. А вот делают и за руку никто не схватит…

Доносился ясный голос оратора, произносившего слова четко, без малейшего акцента:

— …Служение… Держава… Долг…

А что вы хотите? (Снова приглушенное перешептывание в толпе приглашенных.) В прошлую зиму неурожай был похуже любого землетрясения. Крестьяне обнищали, горожане одичали, вечером на улицу выйти жутко, того и гляди волками оборачиваться начнут. Да и то сказать, зверю все же легче пропитание добыть, чем человеку. Вот и начинают кто во что горазд. Кто в Митру, кто в Кибелу, а кто и того похуже. Это все от бессилия, знаете ли. Смиренно принимать от Господа все, что ни пошлет, — на то доверие требуется. А чтобы Господу доверять — для этого вера нужна. И где ее взять, веру-то, коли она в соседней лавке не продается?

Будто услышав перешептывание, произнес оратор:

— …Доверие…

А Бавд — он язычник, чистая душа. Молится своему Вотану или как там его, командует легионами, а в остальное время пиво пьет. По мне так, лучше язычники, вроде Бавда, чем недохристиане или эти все мистики.

Меркурин шептался с толстым старым царедворцем, скорее всего, евнухом. И, скорее всего, соглядатаем, с которым лучше бы не шептаться. Но больно уж любопытно было опальному пастырю доростольскому.

Мистика, дорогой мой, она человеку иллюзию создает. Ходит такой мистик, в бычьей крови омытый, взгляд у него над бородой эдакий загадочный. Тайну ему доверили великую, показали что-то такое, а соседу не показали. Стало быть, сосед — тварь жалкая, не то что он, посвященный. И вот уже вообразил, что мироздание за веревочки дергать может…

…Нет, от бессилия все. Червь человек, а вот поди ж ты, дерзит и рвется занять место владыки Вселенной. Где такое видано, чтобы червь — и вдруг во льва обратился?

— …как лев среди людей…

А ведь и правда, похож на льва Бавд. Не на медведя — на льва, царя зверей. Вот уж кому мистика и прочая муть незачем, так это Бавду. Он и без всяких астральных духов армиями командует. Потому и исповедует свое язычество без всяких затей. Меркурин губу прикусил. Если бы Бавда в веру Христову обратить — вот бы дар был Господу! Да такое лишь епископу Ульфиле под силу было.

Передвинулся Меркурин в толпе, чтобы лучше видеть.

Увидел.

По левую руку от молодого государя Валентиниана восседала императрица. Сорокалетняя женщина, купающаяся в белом зимнем свете, что широким потоком лился из больших окон. Окруженная придворными, полководцами, царственными детьми, она сидела на троне рядом со старшим своим сыном, бледным четырнадцатилетним подростком, надменным, красивым, очень похожим на мать.

У Юстины медного цвета волосы, уложенные