Ожидание

Ника хоть и смущалась тогда, но была почти счастлива. Почти, если бы всё не испор-тила та женщина, которая неожиданно возникла вдруг на их пути. Она появилась так внезапно, что Ника сразу даже не поняла, отчего вдруг Анатолий как-бы съежил-ся, согнулся, и его глаза опять стали виноватые и жалкие. А женщина, молодая, симпа-тичная, певуче произнесла, обращаясь к нему:

— Здравствуй Толенька!

— Здравствуйте! — буркнул Анатолий, и, оглянувшись на Нику, поспешил вперёд. Именно тогда Нику поразила перемена происшедшая с её мужем. А женщина, глянув свысока на Нику, повернулась и пошла вперёд, гордо подняв свою красивую голову. Крутые бедра женщины ритмично покачивались, а её толстая коса пшеничного цве-та, словно насмешливый маятник, отсчитывала секунды изумления или ступора, что овладели Никой. Пришла Ника в себя только тогда, когда сын нетерпеливо заныл:

— Ну, мам, пошли быстрей…

— Она красива! Очень… — думала Ника всё время, и даже тогда, когда Данил уже во-шел в школу, и Гера, махнув рукой, тоже скрылась в дверях здания.

— Это она? — хотелось спросить у Анатолия, когда они вдвоем возвращались домой, но что-то опять удерживало её от этого вопроса.

Быть может сознание того, что ты, новый человек в деревне, и не стоит на виду у всех выяснять семейные отношения, какие бы они ни были. А потом она готовила празднич-ный обед, потому-что этот день был для сына и дочери маленьким праздником. И опять Ника не посмела нарушить ту весёлую атмосферу, которую дети создали вокруг себя. Разве могла она испортить детям праздничное настроение, разве могла она прервать своим криком этот громкий весёлый смех детей, которые наперебой что-то рассказывали отцу…

Она не посмела задать этот вопрос вечером, когда, чмокнув её в щеку, пряча глаза,

Анатолий сказал, что ему сегодня нужно срочно на ночное дежурство.

— Разве механики работают и ночью? — спросила Ника.

— А как — же? — горячо возразил Толя. — Трактор надо срочно к завтрашнему дню отре-монтировать, вот и заставляют выходить сверхурочно. Да я не на всю ночь, к часу вер-нусь, или к двум.

— Ну что-же, если надо, значит надо! — ответила Ника, и Анатолий тогда быстро ушел, почти на всю ночь.

А потом, ночные дежурства и ремонты стали повторяться периодически. Как и сегодня!

Ника опять вздохнула и подперла щеку рукой.

— Сколько может продолжаться эта ложь?

На то, что Анатолий частенько выпивает, она почти перестала обращать внимания. Но здесь уже совсем другое! Здесь распадается семья. И она не может этого допустить. Худо ли, бедно ли, но она прожила с Толиком восемь лет, и как-бы то ни было, он дорог ей как муж, как отец её ребёнка, как мужчина, наконец, с которым она забывала то, что было запря-тано в её душе далеко- далеко. Её любовь к Володе!

И поэтому, она не сможет так просто отказаться от своего мужа… если только он сам не пожелает этого сделать.

В сенцах что-то стукнуло, дверь открылась, и вошёл Толик. Увидев Нику, сидевшую у стола, они подошел к ней и поцеловал. Ника почуяла запах алкоголя, сигарет, и ещё чего-то нового. Совсем не духов, а как-будто запах чужого тела, чужой плоти незримо ощу-щался почти рядом с ними, здесь в этой комнате.

— Ты был у ней? — спросила Ника, глядя на Анатолия.

Он испуганно вскинул голову, и вдруг в его глазах появилась злоба, и он почти проши-пел, единым движением выдохнув:

— Ты что, шпионишь за мной?

Ника изумленно посмотрела на мужа, и в свою очередь гордо вскинув голову, отчего волосы упали ей на плечи, произнесла веско:

— Я никогда не стану этим заниматься! Просто я догадалась, что та женщина, встретив-шаяся нам первого сентября, и есть… твоё увлечение!

— Что ты плетешь? Я не понимаю, как ты можешь подозревать меня в том, чего нет! Вдруг закричал Анатолий, на что Ника испуганно зашептала:

— Тише, тише! Ты разбудишь детей!

— Пусть проснутся и увидят, как глупо рассуждает их мать, засидевшаяся дома. Тебе по-ра выходить на работу. Может меньше дряни будет лезть в твою голову…

— Я так и сделала, мой дорогой. И поэтому, послезавтра я выхожу на работу.

— Куда? — растерянно спросил Анатолий.

— Телятницей на ферму! — ответила Ника.

— Но почему туда? Ты же медик, зачем ты идешь туда, где грязь и навоз. Это не для тебя…

— Можно подумать, что для меня в колхозе специально выделят место медсестры?

— Ну, я бы попросил… — неуверенно начал Толик, но Ника, лишь горько усмехнув-шись, проговорила:

— Я и вправду засиделась дома. Пора к людям!

ГЛАВА 23.

Конечно, если бы Ника хотела, она могла пойти работать медсестрой в районную боль-ницу. Место должно было освободиться через месяц. Кто-то уходил на пенсию. Но Ника, боясь оставаться дома одна, со своими мыслями и обидами, готова была на любую рабо-ту, лишь бы не думать о том, что Анатолий стал забывать её и детей. Как всё измени-лось за эти три месяца разлуки. Оказывается, она совсем не знала своего мужа. Неужели вот так быстро можно разрушить то, что ты создавал своими руками столько лет! Хотя половина, добрая половина этого построенного когда-то благополучия разру-шена добровольно, с их обоюдного согласия. Их дом, их очаг, в который они вложили столько сил, остался там далеко, и теперь он принадлежит другим людям. Но что меша-ет построить им новый? Отсутствие желания, или… нежелание понять друг друга?

— Ведь Толя ни разу не спросил о причине выкидыша, а я…я даже слова не сказала, как мне было тяжело. Что? Что происходит с нами, что?

Так думала Ника, проделывая долгий путь к ферме, расположенной за лесом, в двух километрах от деревни. Далековато, но за две недели она уже почти привыкла к таким неудобствам. Вот и сейчас, проделывая долгий путь, она вспомнила первое своё впечатле-ние, произведенное на неё этим длинным и довольно унылым зданием, которое теперь и было её местом работы. Вспомнился председатель, который подвёз её " по случаю", ре-шив показать колхозный телятник. Его лицо, круглое, всё в рыжих веснушках, словно у весёлого клоуна, сияло так, как-будто он показывал ей какую-то диковинную построй-ку конца 18- го века. Каким восторгом светились его глаза, когда он смотрел на совре-менные поилки, или кормушки для телят, которые в беспорядке расположились пока что у стен телятника, сияя сквозь дырявые упаковки серебристым металлом. Каким ве-сельем опять искрились его глазки — буравчики, когда он смотрел на обступивших его женщин в замызганных халатах, с жаром принявшихся что-то доказывать ему, переби-вая и словно стараясь перекричать друг друга.

Ника, оглушенная и ничего не понимающая, стояла рядом с этим смешным человеком, и почему-то думала со скрытым раздражением:

— Ему, скорее всего в цирке надо работать клоуном, чем руководить людьми. С женщи-нами сладить не может!

— Ну всё бабоньки, поболтали и будет! — вдруг суровым изменившимся голосом произ-нёс этот толстый, смешной мужчина, и Ника, удивленно взглянув на него, увидела, что глаза председателя уже не смеются, а уставились в тебя, и словно вбуравливаются в твоё тело. И ты уже не можешь понять, отчего и почему по тебе пробегает странная волна, заставляющая подтянуть живот, расправить плечи, встать чуть ли не по стойке "смирно" перед этим въедливым суровым взглядом рыжего толстого мужчины.

Да и не одна Ника почувствовала это, а кажется все женщины, до этого дружно и громко галдевшие, вдруг все разом смолкли, и в здании наступила тишина.

— Ну, вот и хорошо! — опять улыбнулся председатель. — А то я вам тут нового товарища в коллектив привел, а вы показываете ему свою невоспитанность!

— А мы бабы деревенские! Откуда нам культуре учиться! Всю жизнь, почитай, среди ёлок живём, да коровам хвосты крутим. Совсем одичали! — с вызовом произнесла моло-дая симпатичная женщина в белой косыночке, низко повязанной на лбу, и оттого ве-роятно выгодно выделяя красиво выщипанные тонкие брови- ниточки.