Одаренные проклятием (СИ)

  Кое-как высидев протокольный час, я предпочла спастись бегством в свою комнату и двое суток пролежала на диване, страдая от головной боли. Глупая, глупая девчонка! Если б я тогда знала то, что знаю теперь... Но я не знала, и наивно списала такую реакцию организма на застенчивость. И еще может быть, на зависть - у меня-то никого нет - хотя, на мой взгляд, завидовать было нечему. Этот Павел не понравился мне с первого взгляда. Но Аня совсем потеряла голову от любви, это даже я с нулевым опытом в амурных делах сообразила. И приняла, как казалось, единственное верное решение - по возможности не встречаться с Павлом, а если такой возможности не представится, то стискивать зубы и терпеть его присутствие. И это было моей ошибкой. Надо было... не знаю, строить козни, плести интриги, кидать подлянки... Делать все, чтобы поссорить Аню с Павлом. Жаль, я ничего этого не умею, вот попутно и научилась бы. Кстати, примерно в то же время увидела в книжном магазине брошюрку с практическими рекомендациями начинающей стерве, полистала, чушь полная, но, может быть кое-какие 'рецепты' и сработали бы. Отношения с сестрой испортились бы, но вдруг в этом случае она не лежала бы сейчас в реанимации. Да-а, верно подмечено: все мы задним умом крепки.

  Увлекшись воспоминаниями и самоедством, я не сразу заметила, что Гаврила не торопиться отвечать на мой вопрос, а сочувственно смотрит на меня поверх чашки с чаем.

  - Я что-то не так сказала?

  Домовой глубокомысленно потер лоб и шумно отхлебнул из чашки.

  - Ты действительно хочешь знать, куда запропастился твой учитель, девочка?

  Я, чуть помедлив, кивнула. Странный, неуместный в данной ситуации вопрос. Или... или с Вороном случилось что-то плохое?

  - Нет-нет, Ворон в порядке, - поспешно заверил меня Гаврила. - Дело в другом. Мыслями ты сейчас где-то далеко, и, по глазам вижу, безрадостные это мысли. О чем бы ты сейчас не подумала, Дара, запомни: любая черная полоса рано или поздно кончается. И от тебя самой во многом зависит цвет следующей полоски. Во многом, но не во всем. Жизнь частенько ставит человека на распутье, заставляя выбирать, по какой именно дороге он пойдет дальше. Но иногда дорога превращается в пологий склон, по которому так легко и просто скатиться вниз, уверена ты, в пропасть. Ты сейчас катишься вниз. Но, скажу по секрету, жизнь ничего не делает просто так, только с определенной целью. Вот мой совет, девочка: когда кончится склон, подними голову и хорошенько оглядись по сторонам - и, сто против одного, увидишь новую, именно твою дорогу. Но и помыслить не смей о том, что жизнь твоя кончена. Нет, девочка, она только-только начинается. И этот 'пинок под откос' - не что иное, как способ дать тебе, глупой, понять: живи, а не существуй. Иди по той дороге, по которой действительно хочешь, а не по той, по которой вынуждена.

  - Вынуждена? - переспросила, хлопая глазами я. Вот уж не ожидала от домового такой лекции.

  - Мир, общество, семья, комплексы, предрассудки... причин полно, Дара, - домовой тепло улыбнулся и вновь отхлебнул чай. Потом он наклонился вперед и, понизив голос, добавил: - Раз уж на то пошло, не всем везет так, как тебе. Не каждого жизнь удостаивает пинка в правильном направлении и в нужное время. Поверь немало повидавшему на своем веку домовому, кое-кто этого пинка ждет всю жизнь.

  Минуты две я сидела с открытым ртом. Мне бы и в голову не пришло называть все, случившееся со мной за эту неделю, везением. А у кого-то, оказывается, иное мнение...

  - А Ворон ушел еще вчера утром, - будничным голосом поведал Гаврила - не сказал куда, но это и так ясно: логово злодея искать. Город большой, места для игры в прятки много. Так что, девочка, я не могу тебе ответить. Может, твой учитель вернется через час, а может, через месяц. Но, насколько я знаю Ворона, он не успокоится, пока не найдет душегубца. Или пока угроза не минует.

  Я закрыла глаза и потерла лицо руками. Теоретически, Ворон может обшаривать городские закоулки целый месяц. Ну, хорошо, если очень постарается - не меньше, чем неделю. А мне все это время придется просидеть здесь. Но я не могу, мне надо домой, и чем скорее, тем лучше. За неделю мои родители сами окажутся на больничной койке с диагнозом 'сердечный приступ'. Нет, так нельзя.

  - А ты пока отдохнешь, отоспишься, поешь как следует, а то вон, одни глаза на лице остались, - уверенно, будто произнося заранее заготовленную и отрепетированную речь, продолжал домовой. - Скоро от ветерка падать начнешь...

  - Гаврила, пожалуйста, мне нужно сходить домой, - начала я, изо всех сил стараясь придать голосу твердость. И быстро смахнула предательскую слезинку.

  Не плакать, строго напомнила я себе, не плакать даже от избытка чувств. Ведь моя цель не разжалобить доброго Гаврилу - это было бы нечестно - а договориться с ним на взаимоприемлемых условиях.

  - Дара, я уже... - нахмурился домовой.

  Я поспешно вскинула руки, давая понять, что не договорила, и - о, удача! - домовой замолк и, сложив руки на столе, чуть подался вперед, выражая согласие выслушать меня.

  - Родители возвращаются домой около семи, десяти минут хватит, чтобы удостовериться, что дома все в порядке. Отсюда до моего дома пятнадцать минут на маршрутке, если считать туда и обратно, выходит, полчаса. Ну, плюс пять минут на ожидание этой самой маршрутки. Итого выходит сорок пять минут. Все равно, что урок математики высидеть... В смысле, ерзать на жестком стуле, украдкой смотреть в окно и удивляться про себя, почему учительница говорит на каком-то тарабарском языке. Ну что может случиться за сорок пять минут?

  И, сделав большие честные глаза, невинно захлопала ресницами.

  Домовой выразительно выгнул бровь.

  - Мне очень нужно домой, Гаврила, - не отступала я. - Я даже подниматься в квартиру не буду, честно. Просто посижу во дворе на лавочке, увижу, как вернутся домой мама с папой, и бегом обратно. А вечером позвоню домой и навру про потерянный телефон.

  Домовой вновь потер лоб.

  - На словах-то оно просто выходит. А на деле... Ведь не просто так Ворон мне строго-настрого велел тебя из квартиры ни под каким предлогом не выпускать, девочка.

  - На сердце неспокойно, - со вздохом призналась я. - Тоска давит. Как будто что-то случилось. Гаврилушка, я только туда и обратно...

  Короче, я его уговорила, и последним аргументом было: 'если Ворон все-таки узнает, все возьму на себя'. А потом, не удержав разбушевавшееся воображение, красочно описала домовому сцену привязывания его к стулу - чтобы сбегать не мешал. Гаврила Мефодьевич сдержанно похихикал, я тоже гаденько похихикала про себя, но не над этим. Фраза 'возьму все на себя' более подходит какой-нибудь суперкрутой героине дурацкого боевика, чем мне, оголодавшей, в пижаме, сидящей с неестественно прямой спиной. А кстати... Ой, я только что сообразила, что выйти на улицу мне не в чем. Одежду мою Гаврила выбросил, подозреваю, что с обувью он поступил так же. И теперь мне придется топать домой в халате. Точно родителям на глаза не покажешься. Одно слово: докатилась!

  Наверное, у меня на лице отобразилась сложная гамма чувств, потому что домовой с минуту заинтересованно разглядывал меня с таким видом, будто я была музейным экспонатом, а потом закатился беззвучным смехом. А мне вот совсем не весело. Я выразительно постучала ногтем по столешнице, напоминая о своем присутствии. Гаврила попытался задавить хохот кашлем - на мгновение ему это почти удалось - и важно поправить державшиеся на одном ухе очки, но, глянув на меня, домовой расхохотался вновь. Очки слетели-таки на пол, лишь чудом не разбившись. Я уже собралась демонстративно обидеться, но Гаврила смеялся так заразительно, что я против воли представила во всех подробностях собственную физиономию и... плюхнулась животом на столешницу в приступе хохота. Спина отозвалась болью, но распиравший изнутри смех оказался сильнее ее. О, давно я так не смеялась.

  - Фу-у, уморила ты меня, девонька, - простонал, утирая слезы, домовой. - Забавные вы, люди... Ой, не могу!