Одаренные проклятием (СИ)

  Наташа торопливо закивала.

  Заветник многозначительно шевельнул бровью, поудобнее перехватил книгу, и они с зеленоглазой вышли из ритуальной залы, но их шагов в коридоре бывшая жрица не услышала.

  Два часа спустя...

  Женщина в наглухо закрытом, но не лишенном элегантности черном платье с каменным выражением на изрезанном морщинами лице смотрела на лежащее на кровати тело Павла. Наташа, еле живая от пережитого, бегала вокруг нее, пытаясь выразить сочувствие и напоить ее сердечными каплями, однако Верховная не обращала на бывшую жрицу никакого внимания. Наверное, она потрясена до такой степени, что не может говорить, решила Наташа. И неудивительно. Среди адептов давно ходили слухи, что Павел - приемный сын Верховной. Но сейчас, вглядываясь в бесцветные, точь-в-точь такие же, как и у Павла, глаза владычицы храма, она догадалась, что слухи были ложью, и Павел на самом деле был родным сыном Верховной. И задумалась: сколько же лет ему должно быть?

  - Мне очень жаль, госпожа, - чуть слышно лепетала Наташа - я разделяю вашу боль. Все произошло так быстро, мы не успели ничего предпринять...

  - Где Книга? - низкий властный голос оборвал жрицу на полуслове.

  - Ее унес тот колдун, ну, который назвал себя заветником, - покаянно выдохнула Наташа, не зная, куда деть глаза, - я просто не могла ничего поделать, он бы убил меня. Простите, Верховная...

  - Хорошо, что Павел догадался сделать с нее копии, - невозмутимо заявила Верховная, зачем-то разматывая пояс на платье, - они лежат в нижнем ящике тумбочки. Дай их мне. Сейчас же!

  Наташа послушно отвернулась к прикроватному столику и опустилась на колени, но в тот же миг черный поясок от платья Верховной захлестнул ее шею и сдавил горло. Жрица инстинктивно вцепилась слабеющими пальцами в узкую полоску черной материи, пытаясь разорвать ее, но Верховная держала крепко.

  - Прими жизнь за жизнь, Владыка! - было последним, что услышала Наталья в своей жизни.

  Ворон дотронулся до лежащей на столе проклятой книги и скривился: крови на ней с того дня, когда он, плохо осознавая, что делает, выбросил ее в лесное озеро, многократно прибавилось. Маг со злостью отдернул руку и, нервно затянувшись сигаретой, заметался по кухне. Уничтожить проклятый фолиант с заклятием вызова Пятого, чтобы он больше никогда не попал в руки людям, хитрым и расчетливым ли, глупым и романтичным ли, было самым верным решением из всех имеющихся. Однако заветник по-прежнему не знал способа осуществить задуманное. Да и решений, собственно, было только два, и второе - спрятать понадежнее - уже доказало свою несостоятельность.

  Он дважды порывался открыть проклятую книгу, полистать пожелтевшие от времени страницы, на миг вновь окунуться в волнующе-загадочную атмосферу запретной библиотеки замка Северный Страж, но вовремя одергивал себя. Те времена давно прошли, и незачем лишний раз бередить старые раны. И потом, вряд ли страницах этой книги, притаилось описание способа уничтожения последней памяти о Пятом божестве. А жаль.

  На пороге кухни появился Гаврила Мефодьевич с пустой кружкой в морщинистых руках.

  - Не спишь, - неодобрительно поджал губы домовой. - Хватит уже полуночничать.

  Подобные разговоры домовой вел частенько, больше по привычке, отлично зная, что на друга-подопечного они не действуют.

  - Как она? - спросил Ворон и зачем-то накрыл книгу кухонным полотенцем. Подумав, он водрузил сверху две трехлитровые банки с засоленными хозяйственным Гаврилой еще в прошлом году огурцами.

  - Девочка уснула, - ответил домовой и, не глядя, швырнул кружку в раковину. - Помылась и сразу легла, от еды отказалась. Еле-еле заставил укрепляющий отвар выпить. Спиной она сильно ударилась, позвонок сместился и, кажись, нерв пережал Болеть будет страшно. Костоправ поопытней тебя нужен.

  Ворон дернул плечом, лихорадочно соображая, где б найти такого костоправа. По всему выходило, что негде.

  - И тяжело у нее на сердце, черно прямо, - вздохнул домовой - бедняжка, что же ей пришлось пережить...

  Ворон промолчал. Пересказывать то, что рассказала ему Дара, не хотелось.

  Заветница, пусть и никогда не читала книг из библиотеки Северного Стража и не приносила клятву верности ордену Древнего завета, текст которой за почти полтора тысячелетия не изменился (по крайней мере, ему хотелось на это надеяться): защищать мир живых от порождений Мира-за-гранью. Заветница по духу, хотя сама того не осознает.

  - Утром не буди ее, хорошо, - попросил маг - когда проснется, тогда проснется.

  - Понял уже, - вздохнул домовой - пускай спит себе спокойно, я постерегу. Возраст, бессонница одолевает... Ты сам-то не засиживайся до утра, оно хоть и мудренее вечера, но это только при условии, что ты ночью спал. А так...

  Ворон сдержанно поблагодарил друга-опекуна и, признав его правоту, отправился на боковую.

  Дара под надежным присмотром, и за нее можно не волноваться, по крайней мере, до тех пор, пока она не проснется.

  Глава 7

  Светло-зеленый с красно-черными прожилками камень почти правильной круглой формы, призванный служить алтарем, был спрятан от любопытных глаз в подвале храма Пятого божества. Поверхность его, слишком гладкую для природного материала, покрывала густая сеть рукотворных линий. На первый взгляд, никакого смысла в их хаотичных изгибах не было, но если долго вглядываться в рисунок, можно увидеть очертания странного, многорукого существа. Павлу это существо всегда напоминало распластанного на песке осьминога. Но только Верховная знала, что, если подойти к алтарю вплотную с юго-западной стороны, вырезанные в камне линии сложатся в человеческую фигуру, причем эта фигура будет иметь женские очертания. Верховная чуть улыбнулась. Женщина есть женщина, у нее не может не быть своих маленьких секретов. Тем более, если она ведьма.

  Это место называли не иначе как нижний храм, и входить сюда кому-либо кроме Верховной и магистра запрещалось под страхом изгнания из секты и проклятия Пятого. Здесь всегда было холодно и сыро. Здесь царил вечный мрак, разгоняемый лишь неровным чадящим светом семи зажженных свечей. Но давящий мертвый воздух нижнего храма был напоен духом Пятого.

  Именно здесь, в сердце лесного храма, Верховная творила все мало-мальски значимые заклятия, здесь обращалась к Пятому, стараясь через собственную магию, моления и мыслеобразы донести до божества свою волю. И Пятый отвечал ей, самой верной своей последовательнице под небом этого мира. Так было всегда с того дня, когда мальчишки сетью выловили из старого деревенского пруда большую древнюю книгу, написанную на незнакомом языке. Верховная до сих пор с гордостью и нежностью вспоминала о том, как ей, тринадцатилетней пигалице, удалось завладеть удивительной находкой. О бессонных ночах, проведенных над пожелтевшими от пронесшихся над ними веков страницами. О сладостном привкусе Силы - стоило лишь дотронуться до покрытого толстым слоем ила и водорослей переплета. Не сразу, далеко не сразу, но книга открыла ей главную свою тайну, и в этот день будущая Верховная впервые взглянула в глаза Пятому. Как будто мир живых, до того чужой и враждебный, но, вместе с тем, привычный и понятный исчез, растаял, как предрассветная дымка. Безграничное могущество Пятого божества открылось ей. И бесконечное одиночество Мира-за-гранью. Она с раннего детства познала как это - быть всегда одной. Нет, она не была сиротой - мать, отец, младший брат и две сестрички. Но слишком рано и слишком уж ярко проявились ее способности к чародейству. И последствия не заставили себя долго ждать.

  Потом Верховная с теплотой подумала о подаренном ей не иначе как волей Пятого сыне. Вот он, Пашенька, замер в трех шагах от нее, бессильно привалился к стене. Белый, осунувшийся, с чернотой под глазами и заострившимся восковым носом. И такими ослепительно яркими кажутся четыре продольных царапины на правой стороне его лица... Смерть никого не красит. Смерть по собственной глупости - тем более. Как же все-таки замечательно - Верховная вновь, уже в который раз за последние полтора часа, возблагодарила Пятого, власть которого распространилась и за пределы смерти - что Павел спасен, что вездесущая смерть волей Пятого обменяла жизнь сына Верховной на другую жизнь.