Тысяча и один призрак

— Мою тысячу франков?

— Да, и отказываюсь также и от остальных двух тысяч.

— А все же данное тобой обещание остается в силе?

— Конечно.

— Стало быть, ты раскаиваешься?

— Не знаю, раскаиваюсь ли я или нет, но я не хочу брать твои деньги, вот и все.

И он положил мешок на буфет.

Затем, положив мешок, он остановился, словно намереваясь что-то спросить, но просьба эта не срывалась с его уст.

Глаза его как бы спрашивали меня о чем-то.

— Что вы хотите? — спросил я его. — Говорите, мой друг. То, что вы сделали, хорошо, не стыдитесь поступить еще лучше.

— Ты глубоко веришь в Божью Матерь? — спросил он меня.

— Глубоко.

— И ты веришь, что при ее заступничестве человек, как бы он ни был виновен, может спастись в час смерти? Так вот взамен твоих трех тысяч франков дай мне какую-нибудь реликвию, четки или что другое, чтобы я мог поцеловать их в час моей смерти.

Я снял образок и золотую цепочку, которые моя мать надела мне на шею в день моего рождения и с которыми я с тех пор никогда не расставался, и отдал их разбойнику.

Разбойник приложился губами к образку и убежал.

Целый год я ничего не слышал об Артифале. Он, без сомнения, покинул Этамп и работал в другом месте.

В это время я получил письмо от моего коллеги священника Флери. Моя добрая мать была очень больна и звала меня к себе. Я взял отпуск и поехал к ней.

Шесть недель или два месяца хорошего ухода и молитв восстановили здоровье моей матери. Мы расстались, я был весел, мать была здорова, и я вернулся в Этамп.

Я приехал в пятницу вечером; весь город был в волнении. Знаменитый разбойник Артифаль попался около Орлана, его судили в суде этого города, осудили и отправили в Этамп, чтобы повесить его здесь, так как все его злодеяния совершены были, главным образом, в округе Этампа.

Казнь совершена была в то же утро.

Вот что я узнал на улице, но, войдя в священнический дом, я узнал еще и нечто другое: женщина из нижней части города приходила накануне утром, то есть как только привезли в Этамп Артифаля на казнь; она раз десять осведомлялась, не приехал ли я.

Настойчивость эта меня не удивила. Я сообщил о своем приезде, и меня ждали с минуты на минуту.

В нижней части города я знал только бедную женщину, ставшую только что вдовой. Я решил отправиться к ней раньше даже, чем стряхнул пыль с моих ног.

От дома священника до нижней части города идти было недалеко. Пробило уже десять часов вечера, но так как я знал, что женщина с нетерпением желала меня видеть, то полагал, что мой визит не обескуражит ее.

Итак, я пришел в предместье и попросил указать мне дом. Так как все считали ее святой, никто не осуждал ее за преступления мужа, никто не позорил ее за его грехи.

Я подошел к двери. Ставня была открыта, и через оконное стекло я видел бедную женщину у постели на коленях: она молилась.

По движению ее плеч можно было заметить, что она рыдала.

Я постучал в дверь.

Она встала и поспешно ее открыла.

— А, господин аббат! — воскликнула она. — Я