Тысяча и один призрак

и черти жиды такие воры.

— Пойдем ко мне.

— К тебе?

— Да, ко мне, в священнический дом. У меня есть тысяча франков, и я отдам тебе их наличными.

— А остальные две тысячи?

— Другие две тысячи? Хорошо, даю тебе честное слово священника, что я поеду на свою родину; у матери моей есть кое-какое имение, я продам четыре десятины земли за две тысячи франков и отдам их тебе.

— Да ладно, ты назначишь мне свидание и устроишь мне западню!

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — сказал я, протягивая ему руки.

— Да, это правда, я не верю, — сказал он мрачно. — А мать твоя богата?

— Моя мать бедна.

— Она, значит, разорится?

— Если я скажу ей, что ценой ее разорения я спас душу, она благословит меня. К тому же, если у нее ничего не останется, она приедет жить ко мне, а у меня всегда хватит денег на двоих.

— Я принимаю твое предложение, — сказал он, — идем к тебе.

— Хорошо, но подожди!

— А что?

— Спрячь в дарохранительницу все вещи, которые ты оттуда вынул, запри на ключ, это принесет тебе счастье.

Разбойник нахмурился с видом человека, которого одолевает религиозное чувство помимо его воли. Он поставил священные сосуды в дарохранительницу и старательно ее запер.

— Пойдем, — сказал он.

— Сначала перекрестись, — сказал я.

Он насмешливо захохотал, но смех его быстро стих.

Он перекрестился.

— Теперь иди за мной, — сказал я.

Мы вышли через маленькую дверь и через пять минут были у меня.

Во время дороги, как коротка она ни была, разбойник казался очень озабоченным, он осматривался кругом, опасаясь какого-либо подвоха.

Войдя ко мне, он остановился у двери.

— Ну, где же тысяча франков? — спросил он.

— Подожди, — ответил я.

Я зажег свечу у потухавшего в камине огня, открыл шкаф и вытащил оттуда мешок.

— Вот они, — сказал я.

И я отдал ему мешок.

— А когда я получу остальные две тысячи?

— Я попрошу сроку в шесть недель.

— Хорошо, на шесть недель я согласен.

— Кому их отдать?

Разбойник некоторое время думал.

— Моей жене, — сказал он.

— Хорошо!

— Но она не будет знать, откуда эти деньги и как я их достал?

— Этого она не будет знать, ни она, ни кто-либо другой! Но и ты, в свою очередь, никогда не предпримешь ничего, ни против церкви Божьей Матери в Этампе, ни против какой-либо другой церкви, находящейся под покровительством Девы?

— Никогда.

— Честное слово?

— Честное слово Артифаля!

— Иди, мой брат, и не греши больше.

Я поклонился ему и сделал ему знак рукой, что он может уйти.

Он как будто минуту колебался, потом, открыв осторожно дверь, ушел.

Я встал на колени и молился за этого человека.

Не успел я еще окончить молитву, как постучали в дверь.

— Войдите, — сказал я, не оборачиваясь.

Кто-то вошел и, видя, что я молюсь, остановился и стал около меня.

Когда я окончил молитву, я обернулся и увидел Артифаля, стоявшего неподвижно у дверей с мешком под мышкой.

— Вот, — сказал он мне, — я принес тебе обратно твою тысячу франков.

— Мою