Тысяча и один призрак

слонил его к большому камню. Через некоторое время он пришел в чувство, повернул шею, кашлянул и посмотрел на меня.

Его удивление было не меньше моего.

— О, господин аббат, — сказал он, — это вы?

— Да, это я.

— А что вы тут делаете? — спросил он.

— А вы зачем тут?

Он наконец пришел в себя, огляделся еще раз кругом, но на этот раз глаза его остановились на трупе.

— А, — сказал он, стараясь встать, — пойдемте, ради Бога, пойдемте отсюда, господин аббат!

— Уходите, мой милый, если вам угодно, я пришел сюда по обязанности.

— Сюда?

— Сюда.

— Какая же это обязанность?

— Несчастный, повешенный вами сегодня, пожелал, чтобы я прочел у подножия виселицы пять раз Отче Наш и пять раз Богородицу за спасение его души.

— За спасение его души? О, господин аббат, вам трудно спасти эту душу. Это сам сатана.

— Почему же сам сатана?

— Конечно, вы не видели разве, что он со мной сделал?

— Что же он с вами сделал?

— Он меня повесил, черт побери!

— Он вас повесил? Но мне кажется, напротив, что это вы ему оказали столь печальную услугу?

— Ну да, конечно! Я уверен был, что хорошо повесил его. А оказалось, что я ошибся! Но как это он не воспользовался моментом, пока я висел, и не спасся?

Я подошел к трупу и приподнял его. Он был застывший и холодный.

— Да потому, что он мертв, — сказал я.

— Мертв, — повторил палач. — Мертв! А! Черт! Это еще похуже. В таком случае надо спасаться, господин аббат, надо спасаться!

И он встал.

— Нет, — сказал он, — лучше я останусь. А то он еще встанет и погонится за мной. Вы же святой и вы меня защитите.

— Друг мой, — сказал я палачу, пристально глядя на него, — тут что-то неладно. Вы только что спрашивали меня, зачем я пришел сюда в этот час. В свою очередь, я вас спрошу: зачем пришли вы сюда?

— А, Бог мой, господин аббат, все равно придется это вам сказать когда-нибудь на исповеди или иначе. Ладно! Я и так вам скажу. Но слушайте…

Он попятился назад.

— Что такое?

— А тот случаем не шевелится?

— Нет, успокойтесь, несчастный совершенно мертв.

— О, совершенно мертв, совершенно мертв… Все равно! Я все же скажу вам, зачем я пришел, и если я солгу, он уличит меня, вот и все.

— Говорите.

— Надо сказать, что этот нечестивец слышать не хотел об исповеди. Он лишь время от времени спрашивал: «Приехал ли аббат Мулль?» Ему ответили: «Нет еще». Он вздыхал, ему предлагали священника, он ответил: «Нет! Я хочу видеть только аббата Мулля и никого другого».

— Да, я это знаю.

У подножия башни Гинетт он остановился.

— Посмотрите-ка, не видите ли вы аббата Мулля?

— Нет, — ответил я.

И мы пошли дальше. У лестницы он опять остановился.

— Аббата Мулля не видать? — спросил он.

— Нет же, вам сказали. Нет хуже и надоедливее человека, который повторяет все одно и то же.

— Тогда идем! — сказал он.

Я надел ему веревку на шею, поставил его ноги на лестницу и сказал: «Полезай». Он полез без замедления, но, взобравшись на две трети лестницы, сказал:

— Слышите,