Эсхатология

— Богатырь говоришь, — с расстановкой промолвил Сандр, и вдруг по-волчьи осклабился. — Это хорошо, что богатырь, долго подыхать будет. Глядишь, и самому узурпатору Рею надоест прятаться за спинами смердящей падали, подобно этой.

Он наподдал сапогом под ребра старику. На краткий миг подернутый поволокой взор его обрел былую ясность.

— Ты вернулся, ты жив, как хорошо! Теперь я точно знаю, что это ты, мой мальчик. Князь. Сандр.

Дыхание Константа оборвалось, и черты лица так и застыли скорбной маской исполненной боли и раскаяния.

— Ступай в сырую землю, подлец! — сплюнул Сандр. После чего обратился к нетерпеливо ожидавшему посланнику. — Веди меня, собрат, сейчас мы сполна поквитаемся с ворогами, навечно изгоним паразитов на теле нашего бога.

Древоградская дружина неумолимо продвигалась вниз по улицам, сомкнув ряды и прикрываясь большими овальными щитами, впереди маршировали копейщики, шаг за шагом отвоевывая сданные на откуп исступленному натиску захватчиков бесценный пяди родной землицы. Как и говорил гонец, воодушевлял и предводительствовал осмелевшей рати настоящий гигант в прочных доспехах цвета колдовского гагата, цвета неосвещенной бездны, где в глубине затаился спрут, чудным непостижимым образом зависнув в пространстве и времени. Из презрения к опасности он не надел шлема, а посему Сандр аж задохнулся от бешенства и гнева, узрев ненавистные черты самопровозглашенного владыки древнего города.

Хор простоволосых молоденьких девушек в развивающихся на ветру девственно белых одеждах, стоя на верхней площадке колокольни, пел ему здравницу, обратив долу умиленные лица. Временами то одна из певуний, то другая срывалась вниз пронзенная стрелой, падала, кувыркаясь в воздухе, чтобы мозгами и кровью забрызгать мостовую под ногами сражающихся, но каждый раз новая тотчас заступала ей на смену, дабы не умолкало, не прекращалось несгибаемое победное пение. И свирепые воины попятились, пораженные неслыханным мужеством защитников города. Затыкали уши, чтобы не слышать высокие чистые голоса, в которых им чудилось неминуемое грядущее поражение.

С каждым замахом стальной палицы Рей валил кого-то из нерожденных, прорубая алую просеку, шествующие за ним воины с победными криками расширяли проем.

— А ну дай! — крикнул Сандр, словно очнувшись от тяжелого сна, выхватив алебарду у ближайшего гвардейца, покрутил в руках и удовлетворенно хмыкнул, оставшись довольным весом и балансом.

— Теперь держись!

Отталкивая мешавшихся с пути, он вырвался из деморализованной массы войска и с ходу атаковал предводителя-супостата.

Они сшиблись подобно двум нечестивым вулканам, с грохотом и проклятиями, вышибая снопы искр, заставив простых ратников отступить, расчистив место, прекратить междоусобную сечу, невольно залюбовавшись схваткой двух равных вождей.

Вот он, долгожданный миг, лицом к лицу, грудью на грудь, как жаждал он, как грезил!

— Презренный трус! — чудовищной силы выпад Рей отвел пятиугольным щитом.

— Губитель! Отравитель! Скотина! — сверкая очами, выплевывал Сандр оскорбления в бесстыжую харю бестии, но Рей уже успокоился, подавив первый импульс бешенства, и с завидным хладнокровием невозмутимо отбивал сыплющиеся на него градом удары, хотя под неистовым натиском и вынужден был сделать шаг назад.

Неспособность двумя-тремя выверенными движениями закончить бой только раззадоривала Сандра, превращая поединок в чувственную сладостную муку, наградой в которой — оттягиваемая возможность впиться в теплую плоть, разорвать на части, резать, топтать, выть в экстатическом восторге.

Сторонним наблюдателям казалось, что оружие в руках юноши превратилось в сверкающий круг, со свистом режущий плотный застоявшийся воздух, где в мелькании древко-лезвие трудно разобрать что-либо конкретное. Непрерывно сталкиваясь и обмениваясь «любезностями» соперники ни в чем не уступали друг дружке, хотя Рей уже начал заметно уставать, а у Сандра дыхание с шумом вырывалось из грудной клетки.

Обоюдная ненависть и упоение боем исчерпали все остававшиеся жизненные соки, и тогда понадобилась подпитка извне. От двух сцепившихся в танце смерти тарантулов расходились концентрические круги распада, те, кому не посчастливилось оказаться рядом, мигом попадались в объятья цепкой паутины лишавшей воли, высасывавшей внутренности, с хрустом выдиравшей душу из тела. Несчастные еще успевали осознать, что по воле злого рока из венца творения превратились в обычную пищу, прежде чем высушенными остовами пасть на булыжную мостовую. А краденая энергия все струилась и без устали стекалась к центру, питая плотоядных тварей. Так могло продолжаться до полного уничтожения обеих враждующих армий. И первым это понял Рей.

— Ну что же, увидимся позже щенок! — презрительно бросил он, взмывая.

По инерции Сандр нанес сокрушительный удар концом древка в висок оказавшегося прямо за Реем ратника и тут же следующим движением разрубил тому ребра, прежде чем до него дошло, что соперник улизнул.

Он задрал голову вверх. Самозваный князь парил над крышами домов, продолжая сжимать устрашающую палицу и погнутый щит; то, что полагали за доспехи, на самом деле оказалось огромными крыльями демона, обернутыми вокруг бледного тела до поры до времени.

С воплем разочарования Сандр метнул вдогонку алебарду, впрочем, не надеясь на успех. Демоническое создание посторонилось и гулко, издевательски расхохотавшись, улетело прочь, скрывшись в дыму. Поврежденный щит, звякнув, упал прямо у ног юноши.

Брошенные на произвол судьбы бегством предводителя остатки древоградской рати пришли в замешательство, сумятицу усугубил наконец-то подоспевший кортеж Веты.

Собрав в кулак остатки железной воли, ему удалось превозмочь недуг и организовать солдат в подобие каре, которое тотчас окуталось дымом, когда стрельцы произвели первый залп. Что тут началось! Картечь выкашивала целые ряды заступников обреченного града, которые перезревшими гроздьями посыпались оземь. Порой пуля с легкостью пробивала не одного, а двоих-троих защищенных добротными простеганными панцирными кафтанами дружинников, прежде чем застрять в броне. Произведя ужасающее опустошение, стрельцы отступили через ряды внутрь каре, давая дорогу алчущим крови пехотинцам.

Напрасно слабые духом, побросав оружие, смиренно протягивали руки к обагренным топорам, слишком много лиха и страданий причинили враждующие друг другу, чтобы на поле сим зародилось милосердие. Началось избиение, резня, и вот уже в какой раз в битве наметился перелом, когда весы в очередной раз пришли в движение, взвешивая разносимые по ветру горки судеб.

Ликующие нерожденные гнали спасающегося бегством противника вплоть до площади Указов и Наказаний, в простонародье — Лобной, где их ждал еще один ров, на сей раз, окружавший княжеский терем, где и забаррикадировались оставшиеся в живых древогородцы, отчаянно жаля стрелами с крыши, щелей и окон накатывающиеся шеренги бойцов.

Задушив само себя, неистовое пламя сражения начало утихать. Утомленный, но сияющий Вета ободрял едва державшихся на ногах солдат перед последним решающим броском, и призывал не щадить живота своего, как вдруг Сандра тронул за рукав невесть откуда взявшийся Ром.

— Ну что еще на сей раз?! — раздраженно воскликнул весь покрытый чужой, да и своей кровью тоже юноша.

Всегда скорый на язык и расправу, тем не менее, едва узнав домогавшегося внимания, тотчас оттаял и даже позволил себе усмешку:

— Ты еще жив, старый паскудник? Каков сюрприз!

Кольчужные доспехи Сандра изорвались, поэтому он сбросил обременявшие движения лохмотья, оставшись в простой домотканой рубахе, чересчур разгоряченный, чтобы почувствовать холод, и слишком уверенный в скорейшем исходе дела, чтобы опасаться за собственную безопасность. В битве сабля затупилась, сгнила от пота кожаная обмотка рукоятки, а сам клинок сломался, и теперь юноша дожидался сигнала к штурму, с одержимостью во взоре сжимая налитые свинцовой тяжестью кулаки.

— Все не так просто, хозяин, — понизив голос, горячо зашептал преданный оруженосец.