Эсхатология

— И все-таки ответь мне, — попросил Вета, когда Сандр безропотно позволил себя отряхнуть, словно дитя неразумное, закутать в шубу и усадить на носилки, и они тронулись в путь. — Куда пропал заветный рубин?

— Кабы я знал, — едва выговорил Сандр посиневшими губами. Жар спал, и теперь его трясло так, что зуб на зуб не попадал.

— Тебе нужно срочно принять чарку горячей крови с травами, — серьезно заметил Вета, не на шутку тревожась состоянием товарища. — Я пришлю лекаря.

— После того, как мы оказались… там, где оказались, он попросту исчез. Пропал. Подевался куда-то. Но мне порой кажется, что проклятая бестия во время перехода проникла мне в мозг, и теперь растворяется в нем, медленно разливаясь отравой по жилам. Стоит неосторожно мотнуть головой, и я чувствую, как острые грани перекатываются там внутри, они режут. И это сводит с ума, ощущать в себе чужеродный предмет, творение нечестивых создателей, неумех-гончаров. Наверное я давно уже спятил… Еще там, в Море.

После ужина Вета вновь зашел в палатку к Сандру. Тот сидел у очага, скрестив ноги, в наброшенной на плечи меховой накидке, уставившись в танцующие языки пламени. Наверное сейчас в огне этом ему мерещилось нечто недоступное прочим. Но по всему было видно, что хворь хоть на какое-то время да оставила изможденный организм.

— Тебе лучше?

— Спасибо за участие, — оторвавшись от занятия, сказал Сандр. Обнаружив, что все еще продолжает держать пустую глиняную миску и ложку, передал посуду терпеливо дожидавшемуся Рому, облачившемуся по случаю в поварской фартук.

— Итак, час возмездия близок, но почему же грядущее вселяет такую неуверенность?

— Ты все еще тоскуешь по ведьме-обольстительнице, — скорее утвердительно, чем вопросительно заметил Вета.

— Какое твое дело! — вяло огрызнулся Сандр. — Но неугомонный червь подозрения гложет меня, поэтому без утайки поведай мне здесь и сейчас, скажи — ты спал с нею?

Подобное меж родственниками совсем не является чем-то из ряда вон выходящим, поэтому Вета не возмутился, но и не рассмеялся.

— Ты имеешь в виду физическое состояние противоположное бодрствованию на общем ложе или нечто иное?

— Ты мог бы быть, наконец, серьезным? — попросил Сандр. — Это так важно для меня, пойми, — едва не взмолился он.

— Я серьезен.

— Почему же ты так люб и одновременно ненавистен ей, где доказательства, что все сказанное тобой тогда не более чем выдумка, а последовавшие события — лишь тянущаяся цепочка досадных недоразумений, и молчание Некры — тому залог? Презрение скороспелой доверчивости, измене чести и чувств?

— Мне незачем с тобою спорить, и нету нужды что-либо доказывать, — отрезал Вета. — Ты сам все поймешь, когда придет время.

Он повернулся, чтобы выйти, но Сандр отчаянно ухватившись за одеяния, удержал его.

— Ты точно уверен, точно знаешь, что мы непременно разыщем ее там, куда мы направляемся, в Древограде во плоти?

— Абсолютно. Ведь мы, как ты понимаешь, с нею некогда были весьма близки. Я слышу биение ее сердца. Да-да, оно все еще у нее есть, как и надежда. Возможно, для всего мира еще не все потерянно. Поглядим. А теперь спокойной ночи, прощай.

— Да и вот еще что, — окликнул Сандр, когда Вета уже откинул полог шатра, — в одном пожалуй ты не прав. Я не будущий князь, я есмь князь настоящий.

Не оглянувшись, Вета вышел, напоследок запустив взвизгнувший порыв хладного ветра.

Предутренний туман унылой однотонной пеленой замазал все вокруг, в раскисшей хляби вязли верховые и пешие, повозки и орудия приходилось выволакивать буквально на руках. Не считая шума производимого пришлыми, было подозрительно тихо, пока армия вторжения вливалась в пустынные, покинутые жителями посады Древограда.

Выплывая из рваных клочьев, оставленные и продрогшие мазанки немо встречали непрошенных гостей беззубыми провалами окон, нахмурив просевшие кровли, поджав губы скособоченных дверных проемов, хранили скорбное выражение, когда те проходили мимо и вновь со скрипом петель и вздохом растворялись за спиной. Шнырявшие разведчики шепотом передавали донесения, но и без них Сандр предвосхищал дорогу, превосходно ориентируясь в своих родных, и как неожиданно это выяснилось, столь дорогих погрязшему в суете сердцу пенатах.

Так же без перехода, как и начавшись, строения оборвались, повсюду лежали еще теплые дымящиеся угли, почерневшие балки, да разбитые очаги; захватчики оказались на расчищенной полосе, за которой нежданно для Сандра обрисовался ров перед земляным валом, увенчанный частоколом из заостренных кверху толстых бревен.

— Вот так номер! — невольно воскликнул неприятно удивленный князь. — И что же мне раньше подобное не приходило в голову?

— Да, нашим противникам, надо отдать должное, не занимать ни уму, ни сноровки, — согласился вылезший из фургона повелитель нерожденных.

— Тем слаще будет битва! — меж тем обретя пошатнувшееся расположение духа, издал грозный клич Сандр, и направился к обитым медью вратам.

Первые робкие лучики пробившегося сквозь завесу туч замерзшего светила, врага внезапности, погнали прочь дырявую паутину, отдирая и развеивая, обнажая серые в подтеках и плесени скаты крыш, приветливо скрипящие ржавые флюгера.

Вот тревожно и зло взревел, предупреждая, сторожевой рог, донеслась отдаленная возня, отрывистые команды и на стенах замелькали конические железные шлемы защитников. Пожав плечами, Вета занялся построением утомленного ночным переходом войска, поскакали гонцы, забили барабаны, взвизгнули дудки, стрельцы принялись расчехлять пушки.

Ром поеживался, боязливо поглядывая на ощерившиеся калеными наконечниками стрел верхушки укреплений, пока Сандр гордо подбоченившись и не выказывая сомнения иль страха, по-хозяйски приблизившись, остановился у сухого рва, как видно вырытого в крайней спешке и глубиной едва ль по пояс.

Расстегнув ремешки, он снял шлем, обнажив русую голову пронизывающим порывам ветра, и зажал его подмышкой. В каждом неспешном движении сквозила гордость и величие, которого он не терял, даже испытывая нужду или находясь в стесненном, а то и порой двусмысленном положении на чужбине.

— Открывай, собака! — взревел он, воздев закованную в кольчужную перчатку длань и грозя изумленно таращившемуся сверху стражнику. — Аль не признал, сукин сын, своего господина, честнейшего государя Древоградского, помазанного волей богов княжить на земле?

Защитники замешкались, собираясь кучками и что-то оживленно обсуждали, тыча вниз пальцами, тем не менее проходило время, а повиноваться никто не спешил. Меж тем Сандр продолжал надрываться:

— Ликуйте, перед вами — ваш чудом спасшийся господин! Отворяйте ворота, вяжите узурпатора! По что медлите, смерды?

— Кажись, и взаправду молодой правитель объявился! — неуверенно выкрикнул кто-то, но тут на стене появился начальник стражи в глухом расшитом бисером капюшоне и кривящейся в злой ухмылке бронзовой маске, которая закрывала лицо.

Без лишних церемоний он тумаками разогнал колеблющихся по местам. Одетый довольно непритязательно, в накинутом поверх простого кафтана все том же плаще с капюшоном, отороченном по краям мехом, за которым угадывался почтенный возраст, однако было видно какой недюжинной властью обладает он среди дерзкой молодежи. Что-то в его фигуре да в торчавшей из-под маски седой бороде показалось юноше смутно знакомым, но тут раздавшийся из прорезей приглушенный сурой голос отвлек от зарождавшейся догадки, когда, перегнувшись через парапет, тот проворчал выдыхая пар:

— Проваливай прочь, оборотень, завладевший дорогим нам обликом, прямиком в кипящее озеро лавы, откуда выполз, да прихвати с собой весь сброд насильников и головорезов, что незваными явились под мирный сей град.

— Олух! Да я знаешь, что с тобой сделаю! Я и есть драгоценный князь Сандр, а вовсе не оборотень какой, милость моя, как известно, не знает границ, но гнев — и того пуще. Покорись и пропусти меня.

— Не смей клеветать на нашего горячо любимого покойника! — воскликнул глашатай. — Мальчик сгинул в чужом краю и духу его не суждено выбраться из известняковой ямы. Твои же спутники обличают твою неумелую ложь, разбойник, княжич никогда бы не вступил в союз с этими, не рожденными от женщины тварями.