Эсхатология

— Я все равно войду, пусть даже ступать мне пришлось по костям и по щиколотку в крови! И тогда вы ответите за преступление против свыше ниспосланного вам господина.

— Не надо, хозяин! — хнычущим голоском попросил Ром потянув за попону. — Ты их только разозлишь, а мы тут как два перста в чистом поле.

Сандр только шикнул.

— Могучий мудрый князь Рей — наш законный властитель, сотворитель блистательных игрищ, побед и великодушный податель. А вот кто ты, вошь?

Пока Сандр брызгая слюной, неистовствовал и бесновался перед запертыми воротами, глашатай отвернулся, положив конец перепалки, и обратился к лучникам с приказом остудить пыл не в меру настойчивого пришельца.

Когда вокруг начали падать каленые стрелы, Сандру не осталось ничего другого, как развернуть скакуна и бесславно ретироваться, осыпая твердолобых истуканов отборной бранью. Отъехав на безопасное расстояние, он оглянулся. Невежественное быдло вовсю потешалось, эти недавние и недолгие соратники от души зубоскалили, делали оскорбительные жесты и даже демонстрировали интимные места, сопровождая непотребное зрелище оскорбительными замечаниями. Сандр сложил рупором ладони и прокричал во всю мощь легких:

— Подлец Рей, обманщик и предатель, спустись и убедись, что настоящий князь жив вопреки всем козням!

— Поднимайся сюда, чтобы мы смогли выпустить тебе кишки и подтереться ими! — был ответ, и тут же шальная стрела вонзилась в круп лосихи, которая, трубя от испуга и боли, едва не встала на дыбы и, сбросив седока, унеслась прочь.

Бесславно шлепнувшемуся в снег и слякоть Сандру все же посчастливилось отделаться лишь легким ушибом, поднявшись, он пошатываясь поспешил к разворачивавшимся в боевые порядки осаждавшим, решив более не испытывать судьбу, потеряв шлем равно как остатки достоинства.

Он очутился рядом с Ветой, но от душившего его гнева не мог вымолвить ни слова, лишь хрипел и скрежетал зубами, впрочем, какие бы то ни было слова здесь были явно излишни.

— Это все потому, что ты слишком много болтаешь. А излишне и не по делу мудрствующие всегда становились преградой действиям, либо в лучшем случае — посмешищем, — закончив отдавать распоряжения, бросил он.

— Я же предупреждал, хозяин! — скулил запыхавшийся Ром.

Сандр молча развернулся и ударил кулаком в лицо оруженосцу.

Защитники замельтешили, вновь готовя стрелы, копья и багры, заскрипели натягиваемые луки и ворота самострелов, установленные на высоких сколоченных из досок помостах устрашающе загудели, завизжали трещотками на ветру спущенные с тормозов пугачи. Орда нападавших ответила разъяренным воплем, потрясая оружием.

В стылом воздухе пропели переливы сигнальных рожков, и стрельцы заняли неглубокое построение, причем первый ряд опустился на колено, следующий — уперев в землю широкие топоры в качестве подпорки для пищалей, так же изготовился к стрельбе. Каждая такая трель призвана была означать определенную команду, по которой солдаты дружно проделывали соответствующее действие с механизмами и зарядами своих грозных орудий, однако когда все было готово, отважных воинов постиг страшный удар. Вместо ожидаемого громового раската вознесшегося бы крещендо в хоре сражения, прозвучали лишь разрозненные одинокие залпы.

Несмотря на тщательнейшие предосторожности, запальные смеси отсырели, а детали замков заиндевели благодаря непрекращающейся последние несколько дней холодной и сырой погоде.

Обслуга в свою очередь так же суетилась, тщетно пытаясь добиться чего-нибудь от доверенных им разрушительных пушек смерти. Наконец, одна из них исторгла сгусток огня из жерла, но потом казенная часть ее взорвалась в облаке пламени и дыма, далеко разметав фигурки пушкарей и фрагменты тел.

Вета тяжело вздохнул и посмотрел на запад. Оттуда сплошной пеленой надвигалась пурга. Сорвав с головы убор, он в сердцах швырнул его оземь и полез в фургон… Начиналось долгое стояние под Древоградом.

Когда облако дыма и снежной крошки начало рассеиваться, открыв обширную брешь с неровными краями в опостылевшей залатанной стене, единый могучий утробный рык вырвался из тысячи пересохших глоток, и не дожидаясь приказа орда устремилась в проем черным неистовым потоком, обуреваемая жаждой разрушения и поживы. Истощенные, в лохмотьях и завернутые в кожу, содранную с убитых, раненные и обмороженные, они неслись вперед, не чуя усталости, проваливаясь в сугробы, растеряв все то немногое, что еще оставалось от существ наделенных разумом, и мигом смяли хлипкую преграду Древоградских копейщиков.

— Свершилось, — промолвил Вета, утомленно привалившись к увязшему по оглобли в мерзлый грунт фургону.

— Да, свершилось, — эхом откликнулся Сандр. Потухшие глаза его загорелись, изнутри подсвечиваемые рубиновыми искрами.

— Свершилось! — уже заорал он, выхватывая саблю и раскручивая над головой. — Не знаю, какие боги смилостивились над нами, но это произошло. Так вперед же! То-то сейчас потеха начнется! Режь! Коли! Пощады не давать!

И устремился во след сорвавшийся с цепей своре, той что осталась от организованного великолепно вымуштрованного и экипированного войска, несколько месяцев тому назад выступившего из Мора. Горстка верных телохранителей, бережно неся на руках обессилившего Покровителя, едва поспевала за основной массой.

Неделю назад в разыгравшейся кровавой потасовке Повелителя нерожденных ранил в висок, лишившийся рассудка от постоянного голода и лишений Серг. В целом неслабым гвардейцам стоило немалых усилий оттащить бушевавшего людоеда прочь от распростертого тела жертвы, в то время как Вета с побледневшим лицом с ужасом и душевной болью взирал с пола за страшным превращением, постигшим верного сподвижника, но еще долго, ох как долго, вплоть до того, как милосердное лезвие топора перерубило жилистую шею, тот исторгал желчь и хулу, вывалив язык все тянулся вцепиться в чье-нибудь горло. Рана полученная вследствие удара, пришедшегося вскользь и вызвавшего лишь закономерное кровотечение, которое вскоре было остановлено, поначалу не вызвала особого беспокойства, но то ли трупный яд содержавшийся на зубах и в слюне пожирателя, то ли нездоровый климат вкупе с крайним истощением всего организма сыграли здесь роковую роль, только не прошло и двух дней, как пострадавшему сделалось худо. Частенько он бредил и звал кого-то, какую-ту королеву, как удалось разобрать постоянно дежурившим у ложа знахарям, пальцы его почернели и распухли, дыхание становилось поверхностным и частым, а то замирало, едва не угасая, ястреб терял перья и зло огрызался на дерзавших приблизиться, дико вращая желтушными зрачками.

Сандр же, наоборот, в те дни на удивление, наконец почувствовал себя лучше. Терзавший его демон оставил измученное тело на пороге вечного забвения, переместившись в другой подходящий свежий сосуд. Блуждая среди горестных стонов и страданий юноша читал равнодушным звездам возвышенные стихи, а то, устремив на темнеющие в дыму шпили Древограда одухотворенный взор, казалось, силился разглядеть волшебное будущее, а в нем — свою предано дожидающуюся встречи суженную.

Но порой его задумчивый взгляд останавливался на больном, и тогда он запросто мог быть превратно истолкован, как не предвещающий ничего хорошего.

Лагерь прямо таки усеивали обглоданные кости, превращая бивак в подобие склепа, разбитая утварь, оружие, горы нечистот. Все, что могло гореть — давно уж было сожжено. Потерявшие былую выправку солдаты свободные от несения караула шатались неприкаянными тенями, страшно страдая от голода и нехватки дров. Смерть косила всех без разбора, и середнячков, и еще крепких и сильных. Слабые и те кто не мог достойно оказать сопротивление давно уж вымерли или были съедены сразу за скотом. В разоренных на многие версты землях не водилось и захудалой зверюшки, не росло ни единого чахлого деревца.

Осажденным во множестве гибнущим от пожаров и картечи тоже приходилось несладко, но они были сильны надеждой и не испытывали недостатка ни в чем, в минуты затишья похваляясь со стен припасами, и черпали родниковую воду из незамерзающих подземных скважин. Обреченным же приходилось растапливать пропахший пеплом и пропитавшийся продуктами гниения снег и, оскалив клыки, взирать на показное бахвальство заклятых врагов, что лишь укрепляло в единственном желании — растерзать тех, дабы набить страждущие утробы, либо, наконец, сдохнуть.